Сама же волшебница сперва восприняла признание за шутку и весело посмеялась. Но, когда эльф не прекратил, разозлилась и даже кинула в него миской. Уж она-то знала о похождениях Малема и о том, что во время посещения селений тот редко ночевал в одиночестве. А вернее никогда. Утонченные черты лица и прирожденная харизма заставляли девушек лететь к нему, как мотыльков на пламя свечи.

Отказ ничуть не расстроил Малеммила. Он день за днем продолжал штурмовать ледяной бастион, проявляя ухаживания в свойственной ему манере. Осыпал комплиментами, старался всегда быть рядом, находил и дарил редкие лекарственные цветы, некоторые из которых были даже весьма милы или хотя бы приятно пахли.

Нельзя сказать, что сердце красавицы дрогнуло, но, не имея возможности избавиться от назойливого кавалера, Юла постепенно привыкла и перестала швыряться в него утварью. Это тут же было воспринято Малемом как добрый знак. А то еще немного и он смог бы побороться с Ванессой за титул чемпиона по уворачиванию.

Кроме того, любвеобильный эльф действительно перестал уделять внимание всем прочим девушкам и мягко отстранял их, даже если те буквально вешались ему на шею. Подобное поведение не осталось незамеченным, и члены маленького отряда уверились в серьезности намерений товарища.

Добравшись до самых гор, друзья решили переночевать в деревеньке под названием Кедон. Утром им предстоял весьма ранний подъем. Меняя направление движения, они давали преследователям возможность срезать угол и существенно сократить расстояние. Поэтому следовало успеть проехать как можно больше.

Кедон мало чем отличался от прочих подобных селений. Чуть больше десятка посеревших от времени деревянных домишек, небольшой храм, отданный церкви Трех Основ, и обшарпанный трактир, куда и зашли друзья.

Несмотря на позднее время, посетителей было мало. Несколько угрюмых мужиков хлестали дешевое пойло, пьяный гном валялся на полу в луже собственной блевоты, хозяйка — дородная женщина лет сорока — помешивала что-то в массивном чугунном котле.

Все как и везде.

Исключение составляла лишь группа коренастых коротышек, сдвинувших два стола и занявших дальний от входа угол. Дварфы, выстроив свои причудливые молоты вдоль стены, чинно употребляли пенное, закусывая разложенной по тарелкам снедью. Близость Дварфгона вносила определенное разнообразие в колорит соседних стран.

Увидев Гвойнана, подгорные воины переглянулись, и один из них — обладатель особо пышных усов — вертикально рубанул ребром ладони в воздухе. Гвойнан ответил тем же. Видимо какое-то национальное приветствие. Усач сделал еще несколько жестов, но наемник не стал реагировать и, отвернувшись, направился к столу, где уже во всю орудовал Малем.

Смахнув крошки, эльф услужливо протер служившую сиденьем бочку и пододвинул ту, чтобы Юле было удобнее сесть. Волшебница же, хмыкнув, демонстративно заняла соседнюю, а на выбранную Малемом с ухмылкой плюхнулся Ангс.

— Ну почему ко мне ты равнодушна? — страдальчески протянул Малеммил, театрально изображая из себя отвергнутого героя любовной пьесы. — Ужель не мил тебе я, свет моих очей? Пускай рифмую я слегка натужно, но стань женой, любимая, скорей!

— Лицом не вышел. Отстань. — коротко бросила Юлланай, впрочем, слегка улыбнувшись. — Это тебе Ванесса сочинила?

— Не-не-не-не. — замаха луками кендер. — Я же бард! Мы пишем баллады! В крайнем случае оды. Точно не детские стишки.

— Ну спасибо, подруга. — поджав губы, поблагодарил ее Малем.

— Пожалуйста. А за что? — невинно поинтересовалась полурослица.

Устав сдерживаться, в голос расхохотался Ангс, чем привлек к себе внимание всех присутствовавших. К нему тут же, покачиваясь, направился один из местных, но по дороге врезался в Никаниэля, ходившего сделать заказ и договориться о ночлеге.

— Эй, вы кто такие вообще? — заплетающимся языком заявил пьянчуга. — Мы… *ик* мы тут таких не любим!

Вместо ответа Ник отбросил в сторону полу плаща и наполовину выдвинул из ножен Люминистилл. Иногда блеск остро наточенного металла говорит лучше любых слов.

Так случилось и в этот раз.

Резко побледнев, мужчина пролепетал что-то извиняющееся, попятился, споткнулся об спящего гнома и рухнул на него сверху, придавив бедолагу. Их обоих тут же забрали собутыльники и вынесли на свежий воздух.

Сев за стол, принц обратил внимание, что дварфы принялись оживленно обсуждать произошедшее, время от времени бросая на друзей недружелюбные взгляды. Гвойнан же наоборот — сидел, угрюмо уставившись в столешницу, и не поднимал голову. Он как будто неожиданно почувствовал себя не в своей тарелке.

— Ты их знаешь? — спросил его Никаниэль, заняв место рядом с Тавром.

— М? Нет. Могу только сказать, что они из клана Черная Руда.

— А ты из какого клана? — неожиданно решил выяснить Ангс.

— Не из какого. — мрачно буркнул Гвойнан, еще больше погрустнев. — У навсегда покинувших Дварфгон нет клана. И шансов вернуться тоже нет… Почти. — добавил он после небольшой паузы.

Поняв, что затронул не самую веселую тему, Ангс прикусил язык и принялся увлеченно изучать содержимое как раз принесенной тарелки. Как будто впервые видел тушеные, слегка подгоревшие овощи.

На большее здесь рассчитывать не приходилось.

Даже за деньги.

Ближе к концу трапезы сидевший мрачнее тучи Тавр тронул Ника за плечо и показал головой в сторону выхода. Кажется ему захотелось подышать вечерним воздухом. Или решил пошушукаться наедине?

Оставив друзей доедать остатки пищи, они вдвоем вышли на крыльцо. Полная луна как будто заблудилась в тучах, то пропадая, то вновь выныривая в попытках найти верный путь. И этим она определенно походила на вновь начавшего отращивать бороду жреца.

Бывший охотник замер, разглядывая унылый деревенский пейзаж, потом повернулся к Нику, открыл рот, намереваясь что-то сказать, но вновь его захлопнул и покачал головой.

Принц его не торопил. О чем бы не хотел поговорить Тавр, тема была не из легких.

Никаниэль вдохнул полной грудью и бросил взгляд на уходившую в обе стороны горную гряду. Каменные громады вздымались, пронзая облака, подобно башням в Пантиоке. Величественные и непокорные. В какой-то степени Ник даже начал понимать из-за чего уже столько веков бились дварфы с драконидами. Обладание такой красотой стоило любой пролитой крови.

И это не говоря уже о скрытых в недрах металлах и драгоценных камнях. Одни только кавиалы чего стоили.

Тавр прокашлялся и уверенным шагом пошел в сторону ближайшей рощи. Пожав плечами, принц отправился следом. Скорей бы уже жрец решился. Времени на сон оставалось все меньше.

Укрывшись под сенью деревьев, мужчина развернулся и уставился на Никаниэля твердым взглядом.

— Я ухожу. — решительно заявил он, бросив слова, словно свежевыкованный клинок в бочку с водой. — Мои силы должны помогать людям. Ниметис хочет, чтобы я нес его слово в народ, а не бежал из королевства в королевство, как трусливая мышь. Прости Ник, но это все.

Принц уже набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, но увидел глаза Тавра — упрямые и непоколебимые — и понял, что тот решил окончательно. И как бы не хотелось остановить столь ценного члена отряда, товарища, друга, никакие слова не в силах заставить его передумать.

Истинный жрец не может принадлежать одним только Черным Соколам. Его роль куда важнее. Особенно в эти тяжелые времена. Никаниэль, как лидер, должен был это понять.

И он понял.

Это действительно все.

— Пойдем, я выплачу тебе жалование за этот месяц. — сказал Ник, с трудом проталкивая слова сквозь горло. Он и не думал, что настолько привязался к Тавру.

— Не надо. — отозвался тот. — А то я не смогу уйти… Спасибо за все и… прощай.

Бывший охотник, а теперь и бывший наемник, развернулся и исчез среди деревьев, оставив эльфа в одиночестве стоять в пустом лесу и с пустотой в сердце.

По пути назад принц размышлял над тем, мог ли он каким-либо образом удержать Тавра. Заставить передумать. Найти слова, способные убедить его остаться с товарищами. И каждый раз приходил к выводу, что нет. Тот давно уже мучал себя этим решением и последние дни продолжал идти вопреки ему.