«Зачем взвод? Я прихвачу аккордеон, газету на польском языке «Червоний штандарт», листовки, а в рукаве куртки спрячу пистолет. Возьму еще пару лимонок», — ответил генералу Микольский.

Тот подумал и согласился:

«Тебе видней!»

Под Сарнами Микольский встретил двух капралов из польского отряда самообороны и пришел с ними на хутор. Кругом в палатках жили сотни польских семей. Зашел в одну хату и стал играть на аккордеоне. Скоро там столпились женщины и мужчины. Он играл «Червона ружа, бялый квят». Девчата подпевали. Вдруг в открытые окна просунулись дула винтовок. Прозвучало грубое:

«Руки вверх!»

«Руки вверх? — переспросил Микольский. — А кто будет играть за меня? Ты? Так ты не умеешь! Лучше, не мешай!»

«Он еще и разглагольствует, пся крев! Провокатор! — закричали польские националисты. — Расстрелять его!..»

Микольский сжал мехи аккордеона под нацеленными винтовками. У него был пистолет, спрятанный в рукаве. В кармане две гранаты. «В конце концов, — подумал он, — могу порешить нескольких, а потом и на себе поставить крест». Однако это не выход. Его прислал сюда сам Василий Андреевич, чтобы помочь людям, а при случае и привести мужчин в партизанский отряд.

«Я командир партизанского отряда Микольский, — сказал он. — Я бью фашистов под командованием генерала Василия Андреевича, депутата Верховного Совета…»

Эти слова произвели впечатление на поляков. Но кто-то вдруг крикнул:

«Врет он! Петлю ему на шею!»

Щелкнули затворы винтовок. И тут же стройная чернявая девушка, та, что минуту назад пела, загородила Микольского собой.

«Позор убивать человека, который пришел к нам с песней! Так могут поступить лишь нелюди!» — крикнула она дрожащим от волнения голосом.

Микольский ощутил теплое пожатие руки девушки. Вдруг из сеней в хату ворвались люди с винтовками.

«Оружие в сторону, панове!»

«А вы кто?..»

«Мы партизаны отряда имени Устина Кармелюка. А перед вами с аккордеоном командир Микольский».

«Правильно! Партизаны-кармелюковцы наши друзья. Они всегда помогают полякам».

«Просим! Заходите в хату!»

Националисты испугались, ушли прочь.

«Как твое имя?» — спросил Микольский девушку.

«Галя. Я из-под Клесова. Убежала в лес. А ты вправду Микольский?..»

И вот теперь ранена… В Самарканде… А где это?

— Галя! Галя!.. — вздохнул Микольский, прочитав письмо жены.

— Партизанские хирурги, возможно, так не сделали бы операцию, как в Киеве. А оттуда Галю эвакуировали в Самарканд, — сказал Василий Андреевич. — Ты не печалься. В Самарканде лето долгое, и Галя там быстро вылечится. Генерал Шаблий передал, что она выздоравливает. Так что успокойся.

— Верю, что так. Я уже спокоен, Василий Андреевич, — кивнул Микольский.

К генералу подошел Стоколос. Доложил о прибытии обоза с боеприпасами, сообщил о потерях, понесенных партизанами в дороге. Назвал Устина Гутырю и еще несколько фамилий. А вот какая фамилия у поляка Веремея, Андрей не знал.

Василий Андреевич спросил тихо, почти шепотом:

— А где похоронены погибшие бойцы?

— Знаем, товарищ генерал-майор…

Больше не надо было никаких слов. Под кронами могучих сосен и дубов воцарилась тишина. Партизаны сняли шапки, пилотки, фуражки. Было слышно, как неподалеку стреляли искрами костры: в котлах варился ужин. А немного подальше полыхал самый большой костер, возле которого в огромных железных бочках минеры вытапливали из авиабомб и снарядов тротил. Его потом заливали в формы, и эти плитки использовали на железных дорогах в диверсионной работе.

Василий Андреевич обнял Стоколоса.

— Здравствуй, крестник!

Терентий Живица толкнул локтем в бок Шмиля:

— Ты смотри! Один отец — генерал-лейтенант, другой вот крестный — генерал-майор. Не удивлюсь, если мне скажут, что у нашего Андрея есть родственник и маршал. Так-так, с такими знакомствами мы далеко пойдем в этой войне.

— Далеко, Терентий. Но сейчас пошли лучше искать нашу Лесю.

Шмиль и Живица скрылись за толстыми стволами вековых деревьев, а Стоколос остался с Василием Андреевичем.

— Ишь какой вымахал! И не узнать. Усы отпустил.

— Не хотел отставать от моды, — смутился Андрей. — Многие бойцы слово дали не бриться, пока не доберемся сюда с обозом.

— Весь обоз уже здесь, и ты только что доложил, — заметил генерал.

— Не весь. На одном возу лопнули ободья перед самым финишем. Дорога ведь — сами знаете. На возу части противотанкового орудия. Мы вам четыре таких орудия привезли.

— Как раз к делу. Теперь наш артдивизион будет укомплектован почти полностью, — повеселел Василий Андреевич. — А с усами тебя, пожалуй, Леся и не узнает. Еще спутает с кем-нибудь.

— Не спутает, — улыбнулся Андрей. — Где она сейчас?

— Именно сейчас передает радиограмму генералу Шаблию о выполнении операции «Партизанский коридор».

С Василием Андреевичем за годы войны Стоколос встречается уже четвертый раз. Первая встреча — в июле сорок первого года возле здания ЦК партии. Вторая — опять в Москве. В штаб Андрей прибыл из партизанского госпиталя, а Василий Андреевич готовился к вылету во вражеский тыл. Потом виделись в этих же лесах, когда к партизанам прилетал Шаблий и полковник Веденский, а с ним и Стоколос как радист оперативной группы штаба.

— А где же Веденский? — озабоченно спросил Василий Андреевич. — Из штаба сообщили, что он тоже должен был прибыть…

— Илья Гаврилович решил ехать сюда на «эмке». Известно: тише едешь — дальше будешь. Наверное, пересел с машины на волов и где-нибудь через неделю будет здесь.

— Прибытие полковника означает, что вскоре Ровно станет местом базирования партизанского штаба.

— Есть такая задумка у отца. Вы угадали.

— Что же тут угадывать? От Ровно до Польши, Чехословакии рукой подать. Наш У-2 туда долетит и вернется назад той же ночью… Слушай, крестник, а что вы еще привезли из дефицита? — прищурил хитровато глаза Василий Андреевич.

— На одной из подвод, за которой шли неотступно я, Шмиль, Живица и наш третий минер Гутыря, тот, что вчера погиб, есть и необычная поклажа — радиомины.

— Чудесно! Удивительно! На волах привезти радиомины! Вдумайся: волами — радиомины. На такое способны только потомки запорожцев!

Эти слова генерал произнес с гордостью. Он имел на это полное основание. Его дед был из казацкого рода. А родился Василий Андреевич на берегу Днепра. В начале Отечественной войны полковой комиссар Василий Андреевич был членом военного совета 12-й армии, вместе с командармом подготавливал операцию «Хортица». Это была в сорок первом году одна из немногих, но памятных контратак, далекий пролог к решительному контрнаступлению советских войск против армий фашистов.

К генералу и Андрею подошли Живица, Шмиль и Дилинг.

— Леся сейчас на дежурстве, — сообщил Живица. — Скоро придет.

— Знакомьтесь, Василий Андреевич, с моими друзьями-побратимами по Пятой пограничной заставе, — обнял за плечи Шмиля и Живицу Андрей.

— Как бы хотелось, чтобы вы втроем дошли до той самой заставы и чтобы там закончили войну, — сказал задумчиво Василий Андреевич.

— Постараемся, — ответил за всех Живица. — Половина войны ведь уже пройдена.

Стоколос взял за локоть Клауса Дилинга, подвел к генералу.

— Да, — улыбнулся Василий Андреевич. — О вас сообщал Шаблий. Как вы перенесли такой трудный поход? Как вообще вы находите наших партизан?

— «Война и мир» Толстого, «Железный поток» Серафимовича, — образно ответил Дилинг.

— Точная характеристика! Хлопцы научили вас говорить такими метафорами?

— Это я подковал политически Клауса Дилинга, — гордо произнес Живица.

— Да, это так, — подтвердил Дилинг. — Впервые с Терентием я встретился на Букрине… — И он сложил два кулака. — Теперь мы друзья!

Подбежала Леся Тулина. Она была в гимнастерке, на груди — два ордена Отечественной войны 2-й степени, над левым карманом рдел значок «КИМ».

Она не бросилась Андрею на шею, а подошла к старшему — Шмилю.