— Ты хочешь услышать правду?

— От нее я, пожалуй, не умру. Валяй, не стесняйся! Ты знаешь, что я не слабак.

Последнее могло быть и правдой, но тем не менее во взгляде его, который он с надеждой направил на Плейера, затаился тайный страх. В этом негодяе пробудился отец. Когда Плейер задержался с ответом, Уэллер продолжал:

— Значит, верно говорят, что он мертв?

— Да.

— Умер? Значит, он умер! — повторил Уэллер, закрывая глаза. Стало видно, какое воздействие оказало на него это сообщение. Щеки его запали, а все лицо на какое-то короткое время смертельно побледнело. Потом он снова открыл глаза и осведомился. — И какой же смертью он умер?

— Его задушил…

— Я! — перехватил слово атлет. — Вы, негодяи, считали меня мертвым, но мой череп оказался прочнее, чем вы думаете. Я только подхватил горячку и почти в бреду удавил этого подлеца, как, впрочем, сделал бы и в полном сознании, да и еще сделаю!

Уэллер снова закрыл глаза, на этот раз — на более долгое время, чем в первый раз. А когда он снова открыл их, лицо его выражало совсем не то, что я ожидал на нем увидеть — не гнев, не ярость, не ненависть. Я мог бы утверждать, что в чертах его появилось выражение покоя и смирения. И совершенно спокойно он спросил у Плейера:

— А ты, значит, присоединился к Виннету и Олд Шеттерхэнду с их мимбренхо и привел их сюда?

— Да, отказываться не буду — я сделал это, но они бы нашли сюда дорогу и без меня.

— Может быть, но с твоей-то стороны это была измена. Ты не удержался от предательства. Неудачи стали преследовать нас после того, как ты попал в плен и перешел на сторону врагов. С нами, пожалуй, все кончено, и у меня появилось желание, касающееся моего наследства. Выполнишь ли ты его, мой бывший товарищ?

— Если смогу, то выполню.

— Ты сможешь это сделать безо всякого труда и притом не совершив никакой несправедливости. Подойди ко мне!

Плейер приблизился к нему на несколько шагов и слегка наклонился к пленнику.

У меня было побуждение предупредить его об опасности, но что мог, казалось, сделать ему Уэллер? Ноги и руки его были связаны, а кроме того, правую руку задела моя пуля, и он не мог пошевелить этой рукой.

— Я вынужден говорить очень тихо. Подойди ближе и нагнись пониже!

Плейер послушался его и опустился на колени, попав тем самым в хитро расставленную ловушку, приготовленную внешне казавшимся таким смиренным человеком, а на самом деле неистовствующим от гнева преступником. Уэллер уперся локтем о землю и молниеносно выбросил вперед свои ноги и столь же стремительно опустил их на плечи Плейера. Стоит напомнить, что ноги Уэллера были связаны ниже голеностопного сустава. Он высоко приподнял ноги и развел в стороны колени так, что между ними как раз и попала голова Плейера. Потом Уэллер изо всех сил сжал коленями шею своего бывшего сотоварища, так что его лицо сразу же посинело, а Уэллер, уже совсем другим голосом, торжествующе закричал:

— Ну, перехитрил я тебя, неисправимый подлец? А ты поверил, что я смирился, ты, стократный дурак! Мести я хотел, мести! Если из-за твоей измены был удушен мой сын, то тебя за это тоже следует удавить!

— Да, накажи предателя, — подбадривал Уэллера своим дьявольским смехом Мелтон. — Не выпускай его, не выпускай!

Известно, какая сила заключена в ногах взрослого человека. А к этому надо добавить, что ступни пленника были стянуты ремнями, и это дало точку опоры, умножившую первоначальную силу колен. Одной-единственной минуты было достаточно, чтобы задушить Плейера. Конечно, я моментально подскочил, чтобы помочь несчастному, но Геркулес опередил меня. Он упал на землю, сжал огромными своими ручищами шею Уэллера и закричал:

— Тебя самого пора придушить, негодяй, как я прикончил уже твоего подлого сына, и только что пообещал это сделать и с тобой!

Желание прийти на помощь находящемуся в смертельной опасности Плейеру было ошибкой, потому что как только Уэллер начал терять сознание, страх смерти еще крепче сжал судорогой его ноги вокруг шеи Плейера. Я попытался было оторвать их друг от друга, но тщетно. У меня просто не хватило сил, да их не оказалось бы ни у одного человека. Все же я, сам исполненный страха, выхватил нож и перерезал ремни, после чего развел ноги Уэллера и своим туловищем разжал его колени. Голова Плейера упала к земле; бедняга лежал словно мертвый, с красно-синим вздувшимся лицом. Зато ноги Уэллера теперь со всей силой обвились вокруг меня.

— Оставьте его! — крикнул я атлету. — Вы же его прикончите.

— Прикончу? — мрачно ухмыльнулся он. — О нет, я только его наказываю.

Я видел, что он еще сильнее сжимает его шею, и ничем не мог ему помешать, хотя и уцепился за него сзади, пытаясь оттащить от Уэллера. Наконец он разжал свое ужасное объятие, пнул лежащее неподвижно тело и сказал, переводя дыхание:

— Все, он мертв! Больше он не запрет ни одного человека под землей и ни на кого не нападет во сне. Теперь пусть его сожрут стервятники, как они сожрали его сына и должны были расклевать меня!

С большим трудом я освободился от ног удушенного. Естественно, я тут же посмотрел на Плейера. Он уже начал дышать, а значит, был спасен. Но Уэллер был действительно мертв. Его прикончили ручищи гиганта, радовавшегося свершенному им ужасному поступку.

— Знаете ли вы, что стали убийцей? Я должен связать вас и передать в руки правосудия! — решил я этими словами привести его в чувство в присутствии всех собравшихся вокруг людей, следивших за исходом страшной сцены.

— Убийцей? — ответил он. — Вы что-то путаете и никакому судье меня не выдадите, потому что я сам исполнил обязанности вершителя правосудия.

— Нет, вы исполнили обязанности палача!

— В самом деле? Скажите же мне, за кого хочет выйти Юдит. У меня просто зудят пальцы от желания вцепиться этому парню в горло!

Вид у него при этих словах был такой, словно он хочет немедленно привести в исполнение свою угрозу. Я, конечно, не стал называть избранника Юдит. Но он получил их в ином месте. Среди столпившихся вокруг нас людей оказался отец Юдит. Услышав слова Геркулеса, он тут же ответил:

— Ну, что ж, об этом вы можете узнать от меня. Моей дочери совершенно не обязательно вешаться на шею бродячему фокуснику. Она станет повелительницей знаменитого индейского племени и будет блистать, словно королева, в драгоценных камнях, золоте и шелках.

Геркулес ошеломленно посмотрел на неосторожного, чересчур болтливого старика, покачал головой и переспросил:

— Повелительницей индейского племени? Как это надо понимать?

— А так, что она станет обожаемой и почитаемой супругой Хитрого Змея, вождя одного из племен юма.

— Что? Она хочет жить в вигваме? — рассмеялся не поверивший старику гигант. — Вы, пожалуй, хотите разыграть комедию!

— Нет, мы, наоборот, хотим, чтобы комедия с вами наконец-то подошла к концу. Мы, то есть Юдит и я, остаемся у юма. А вы можете отправляться в Техас. Мы получим дворец, а еще в придачу и замок. Вы же будете обрабатывать засеянные клевером поля и выращивать репу!

Атлет провел рукой по волосам, огляделся, потом, уставившись на меня, сказал:

— Господин, положите конец этому детскому балагану, высказав мне всю правду! Как мне понять тарабарщину этого старика?

Теперь стало уже невозможно дольше утаивать всю историю с Юдит и Хитрым Змеем, а потому я ответил:

— Вы уже слышали всю правду: вождь выбрал Юдит в жены, и это было одним из условий заключения мира между нами и юма.

— Во-о-ождь? Невероятно! Эта девушка, это чудо красоты, хочет броситься на шею краснокожему? Я не верю вам, вы разыгрываете меня.

— Но это факт.

— Значит, либо я не в своем уме, либо все вы сумасшедшие. Юдит, скажи, верно ли то, что я слышал? Ты хочешь стать женой краснокожего Змея?

— Да, — высокомерно кивнула она. — Я буду королевой юма.

— В самом деле? Значит, это не ложь?

Я страшно испугался, потому что увидел, что атлет пришёл в возбужденное состояние, которое с каждым словом только усиливалось. Возможно, на его мозг все еще оказывали воздействие последствия от удара прикладом. Я попытался было дать ему успокаивающий ответ, но девушка опередила меня: