— Вот, свяжите меня! Я не хочу с вами бороться, потому что мне страшно прикасаться к вам. Но от наказания вы не уйдете!

— Вы хотите быть пророчицей, Юдит? Это неблагодарное занятие, потому что ваши пророчества не всегда сбываются.

Он связал ей руки за спиной и втолкнул в темное помещение, где она находилась прежде. Она вела себя спокойно. Потом он втащил внутрь индейца, закрыл дверь и задвинул засов. Затем он немного постоял, приложив ухо к двери и прислушиваясь. Свет от фонаря падал ему на лицо. Выражение его физиономии было дьявольским. Потом он забрался в подъемный ящик и, дернув за свисающий шнур, подал знак наверх, по которому подъемник медленно оторвался от земли. Свет исчез, а вместе с ним и шум, издававшийся ящиком, который терся о стенки вертикального ствола шахты.

Я считал Мелтона более осторожным и умным, чем он теперь показал себя. Я бы на его месте удивился поведению Юдит. Оно бы возбудило у меня подозрения. Я сейчас же попытался бы убедить себя, что есть какая-то причина для такого спокойного ее поведения, и постарался бы узнать эту причину. Он этого не сделал, что было не в пользу его ума и проницательности.

Мой мимбренхо, с тех пор как мы пробрались за стену, еще не сказал ни слова. Но теперь он настолько удивился моему поведению, что не смог молчать, и, когда мы поднялись из-за поленницы, сказал:

— Белый, которого мы хотели захватить, был здесь. Мы могли его поймать. Почему же Олд Шеттерхэнд позволил ему уйти?

— Потому что я уверен, что он от меня никуда не денется. Позже его страх только усилится.

Я снова зажег свет и опять направился к двери, чтобы открыть ее. Еврейка стояла прямо за ней и прислушивалась. Она быстро вышла, глубоко вздохнула и сказала:

— Слава Богу! А я уже стала опасаться, что вы не придете!

— Если я что обещаю, то слово держу. Вы говорили с вождем?

— Нет, мы не сказали ни слова друг другу. Слишком много бед на нас свалилось. Вы слышали, что сказал Мелтон?

— Да, я все слышал.

— Как легко он мог вас обнаружить! И тогда я бы никогда не вырвалась отсюда.

— Нет уж, если бы мы встретились, то он бы не вырвался из моих рук. Так как вы еще не переговорили с Хитрым Змеем, то я ему кое-что объясню. Как хорошо, что он попался Мелтону. Тем самым этот негодяй дал мне в руки козырь, которым будет побита его собственная карта.

Я подошел к индейцу и перерезал связывающие веревки. Он быстро выпрямился и спросил еврейку:

— Кто этот бледнолицый, который оказался в шахте, но раньше не появлялся в нашем лагере.

— Мой краснокожий брат скоро узнает, кто я такой, — ответил я вместо девушки. — Он не мог понять того, что сказал Мелтон белой дочери, потому что их разговор шел на чужом языке. Поэтому я спрашиваю его, знает ли он, что собирался с ним сделать Мелтон?

— Я знаю это. Я должен был умереть — он хотел похоронить меня здесь, под землей.

— Мой краснокожий брат полагает, что он осуществил бы на деле свой замысел?

— Он, сделал бы это, чтобы чувствовать себя в безопасности.

— А что стало бы с белой девушкой, которую Хитрый Змей пожелал взять в свой вигвам?

— Она тоже бы умерла здесь, под землей, сгнила, как и другие переселенцы, ни один из которых не должен больше увидеть белого света.

— Тогда мой краснокожий брат ошибается, потому что все они окажутся на свободе уже на следующее утро. Я выведу их из шахты.

— Мелтон на это не согласится!

— Он может не давать свое согласие, потому что я у него не буду спрашивать разрешения. Я пришел освободить всех пленников, как я уже дал свободу тебе.

— Пока я еще нахожусь в плену, так как мне не выйти из шахты.

— И ты не видишь из своего положения выхода? Тебе надо только подождать, пока Мелтон снова не спустится вниз. Он не подготовлен к встрече с тобой, и ты очень легко с ним справишься. Впрочем, и это совсем не обязательно, потому что я выведу Хитрого Змея и белую дочь из шахты неизвестным им путем. После этого мой брат может сделать ее своей скво и строить для нее дворец и замок.

Моя личность, мое здесь присутствие и каждое мое слово были для него загадочными. Меня очень забавляло то выражение удивления, с которым он смотрел на меня.

— Мой белый брат знает неизвестный мне выход из шахты? — спросил он. — Он знает также, что я люблю Белый Цветок и что я ей обещал? Не хочет ли он сказать мне, кто он такой?

— На языке юма мое имя звучит как «Таве-шала».

— Таве-шала, Олд Шеттерхэнд! — вырвалось у него; он отступил на два шага и уставился на меня как на привидение. — Олд Шеттерхэнд здесь, среди нас, в этой шахте!

От изумления он просто лишился дара речи.

— Если ты мне не веришь, спроси белую дочь. Я сопровождал ее и всех переселенцев от самой Большой Воды в горы, чтобы узнать, что задумал сделать с ними Мелтон, и освободить их из его рук.

— Олд… Шеттер… хэнд, враг нашего племени! В нашем лагере, в самом сердце Альмадена!

— Ты ошибаешься, врагом вашего племени я никогда не был, а был другом всех индейцев.

— Но ты же убил Маленького Рта, сына нашего верховного вождя!

— Он сам меня к этому вынудил, потому что хотел убить вот этого юного воина мимбренхо, которого ты видишь перед собой, его брата и его сестру.

— Большой Рот поклялся убить тебя!

— Об этом мне известно, но разве это служит причиной для тебя стать моим смертельным врагом?

— Я должен повиноваться Большому Рту!

— Ты не прав, в этом деле твой вождь должен сам разобраться, а ты здесь ни при чем. Большой Рот должен сам уладить свои отношения со мной, и в помощниках он не нуждается. Я тебя освободил, доказав тем самым, что я не враг юма. Если бы я был им, то убивал бы всех ваших воинов, которых я повстречал, начиная с асиенды Арройо и до этой скалы. Я за это время пленил человек сорок твоих соплеменников.

— Взял… стольких… моих братьев… в плен! — повторил он удивленно. — Где же они сейчас?

— В отряде наших союзников — мимбренхо, с которым я прибыл в Альмаден.

— Эти мимбренхо находятся вместе с тобой?

— Нет. Они ожидают моего возвращения внизу, оставаясь под командованием великого Виннету. Они находятся там, где вы их никогда не найдете. Я поехал вперед с одним молодым воином, чтобы изучить обстановку в Альмадене, и намерен освободить всех бледнолицых, которых я обнаружу в шахте, под землей, не прибегая к помощи какого-нибудь другого человека.

Выражение неописуемого изумления все еще не сходило с лица индейского вождя. Он никак не мог подобрать слов для ответа. Я же продолжал:

— Нам будет нетрудно победить юма, охраняющих доступ в Альмаден, но я хотел бы обойтись без кровопролития. Хитрый Змей может мне сказать, останутся ли его воины моими врагами или они обратятся в моих друзей!

Индеец показался мне честным человеком еще вчера, когда я услышал его разговор с еврейкой, поэтому я вел себя с ним совершенно не так, как собирался, да и его теперешнее поведение произвело на меня хорошее впечатление. У него был необыкновенно выразительный взгляд. Он смотрел на меня, почти не отрывая глаз, и в течение нескольких минут размышлял, а потом решился ответить:

— Так как Олд Шеттерхэнд убил сына моего вождя, то я должен быть его врагом. Но Олд Шеттерхэнд спас меня и Белый Цветок, поэтому мне хочется предложить ему свою дружбу. Я не могу делать то, к чему стремится мое сердце, но также не могу совершать то, что мне повелевает долг. Я не могу быть другом Олд Шеттерхэнда, но и не могу стать его врагом. Он может со мной делать все, что захочет.

— Хорошо! Мой брат очень искренне выразил свои чувства. Значит, он примирится с тем, что я за него решу?

— Да. Здесь мне была суждена верная смерть, поэтому возьми у меня жизнь, и я не стану защищаться!

— Твоя жизнь мне не нужна, а вот свободу твою я возьму, по крайней мере — на некоторое время. Ты согласен рассматривать себя в качестве моего пленника?

— Да, я согласен на это.

— Надо ли мне снова связывать тебя, чтобы быть уверенным, что ты не сбежишь?