— Наверняка пятьдесят пиастров.
— Мой спутник, Хаджи Халеф Омар, даст тебе пятьдесят пиастров.
Халеф тотчас достал кошелек и отсыпал ей деньги.
— Господин, — удивленно спросила она, — ты хочешь возместить мне ущерб, который причинили твои враги?
— Нет, это мне не по силам, у меня ведь нет богатств падишаха, но за козу мы можем тебе заплатить. Возьми деньги!
— Я рада, что поверила и не закрыла двери дома перед тобой, и не стала молчать. Благословен ваш приезд и благословен ваш приход; благословен каждый из ваших шагов и все, что вы делаете!
Мы попрощались с людьми, которые еще долго кричали нам вслед слова благодарности за полученный подарок. Потом мы вернулись на то же самое место, откуда свернули в сторону, а затем продолжили путь в прежнем направлении.
Поначалу мы ехали по открытой местности, где лишь изредка то там, то здесь мелькало одинокое дерево. Наш проводник, прежде такой бодрый, сделался очень задумчив. Когда я спросил его о причине, он ответил:
— Господин, я вовсе не думал, что вы находитесь в такой опасности. Только сейчас я понял, в каком скверном положении вы оказались. Это меня беспокоит. Что если враги неожиданно нападут на вас из засады?
— В это я не верю, к тому же мы постоим за себя.
— Ты даже не подозреваешь, с какой меткостью здесь бросают чекан, и ни один человек не в силах отбить летящий в него чекан.
— Что ж, я знаю того, кто это сумеет, — ответил я.
— Да не поверю я в такое. И кто это может быть?
— Я сам.
— Ох, ох! — улыбнулся он, посмотрев на меня со стороны. — Ты шутишь.
— Нет, дело было очень серьезно. Человек покушался на мою жизнь.
— Тогда не пойму я этого. Наверняка он не умел обращаться с чеканом. В горах ты увидишь настоящих мастеров, умеющих владеть этим страшным оружием, как никто другой. Попроси штиптара или миридита показать, как обращаются с топором, и ты изумишься.
— Что ж, человек, с которым я имел дело, был штиптаром, даже миридитом.
Он недоверчиво покачал головой и продолжил:
— Раз тебе удалось отбить его чекан, значит, он остался без оружия и ты справился с ним?
— Разумеется. Я мог сделать с ним, что угодно, но я подарил ему жизнь. Он дал мне за это топор — тот, что торчит у меня за поясом.
— Я уже давно украдкой им восхищаюсь: чекан очень красивый. Я думал, ты купил его где-то, чтобы выглядеть боевитее. Но ведь тебе нет пользы от него; ты не умеешь бросать чекан. Или ты уже упражнялся в этом искусстве?
— Бросать чекан я никогда не пробовал, а вот другие топоры — да.
— Где это было?
— Далеко отсюда, в Америке, где живут дикие племена; любимое оружие у них — топор. Там я научился с ним обращаться, а называют его «томагавком».
— Но дикаря не сравнить с миридитом!
— Наоборот. Я не думаю, что штиптар умеет бросать топор так ловко, как индеец свой томагавк. Ведь чекан летит по прямой траектории, а томагавк — по дуге.
— Неужели и впрямь кто-то умеет так владеть топором?
— Любой краснокожий воин способен на это, да и я тоже.
Его щеки зарумянились, а глаза засветились. Он остановил лошадь, повернул ее, перегородив мне путь, и промолвил:
— Эфенди, прости, что я так назойлив. Что я по сравнению с тобой! И все же мне трудно поверить твоим словам. Я признаюсь тебе, что умею бросать чекан и в этом могу помериться силой с другими. Поэтому я знаю, сколько лет пройдет, пока не овладеешь этим оружием. Жаль только, что я не захватил свой топор.
— Конечно, я еще никогда не бросал чекан, — прозвучал мой ответ, — но думаю, если раз или два промахнусь, то с третьего раза точно попаду в цель.
— Ох, ох, господин, и не мечтай!
— Я думаю так, и к тому же я бросаю топор искуснее тебя.
— Как это так?
— Когда я бросаю топор, он вначале летит какое-то время у самой земли, потом поднимается, описывает дугу, опускается и попадает точно туда, куда я и намеревался попасть.
— Ну это же невозможно!
— Это именно так.
— Эфенди, ловлю тебя на слове. Если бы у меня было много денег, я бы вызвал тебя на спор.
Он спрыгнул с лошади. Им овладел такой азарт, что я в душе даже развеселился.
— Бедняга! — сказал Халеф, горделиво поведя руками.
— Кого ты имеешь в виду? — спросил его Исрад.
— Тебя, естественно.
— Ты думаешь, твой эфенди выиграл бы спор?
— Разумеется.
— Ты видел, чтобы он когда-нибудь бросал чекан?
— Нет, но чего он захочет, добьется. Сиди, я советую тебе поспорить с этим молодым человеком. Ему придется платить и просить тебя о прощении.
Собственно говоря, было вообще-то глупо соглашаться на предложение Исрада. Если мы остановились бы из-за этого баловства, то потеряли бы время. И все же на несколько минут стоило отвлечься, тем более что мне самому было интересно, удастся ли мне управиться с чеканом так же ловко, как с томагавком. Этот опыт был вовсе не лишним, ведь в любой момент, возможно, и впрямь пришлось бы взяться за топор. Хорошо бы понять, умею ли я с ним обращаться. Потому я спросил проводника:
— Так сколько денег у тебя с собой?
— Всего пять или шесть пиастров.
— Я ставлю против них сто пиастров. На каких условиях сговоримся?
— Гм! — задумчиво ответил он. — Ты еще никогда не бросал чекан, а я не привык к твоему. Есть смысл сделать по несколько предварительных бросков, например, по три броска?
— Согласен.
— Но потом каждый из нас совершит всего по одному-единственному броску в цель, которую мы выберем, — предложил он.
— Это слишком сурово. Вдруг из-за какой-то случайности именно этот бросок не удастся.
— Ладно, значит каждый совершит по три броска. Тот, кто лучше всех бросает топор, получит деньги. Бросать его будем в ближайшее дерево — в тот дуб. В его стволе топор непременно застрянет.
Мы остановились невдалеке от реки. По-видимому, это была та самая стекавшая в долину речушка, которую мы миновали перед тем, как совершить вылазку на крестьянское подворье. У края воды стояло несколько деревьев. Это были дубы, ольха и старые, суковатые ивы, на верхушках которых пробивался новый лозняк. Ближе всего к нам рос дуб; он был примерно в семидесяти шагах от нас.
Я спрыгнул на землю и дал Исраду чекан. Он широко расставил ноги, чтобы покрепче держаться на них, затем взял в руки топор и совершил бросок. Топор пролетел рядом с дубом, так и не коснувшись его.
— Этот чекан тяжелее моего, — извинился он, пока Халеф отправился за топором. — Во второй раз я попаду.
Со следующей попытки он попал в цель, но не лезвием топора, а всего лишь рукояткой. Третий пробный бросок удался ему лучше, ведь топор угодил в ствол, хотя и не вонзился в него.
— Это пустяки, — поправился он. — Это всего лишь пробные попытки. Теперь я точно попаду в цель, я уже привык к топору. Ладно, давай ты, эфенди!
Не говоря ни слова я выбрал другую цель: я метился не в дуб, а в росшую далеко позади него старую, дуплистую иву с одним-единственным суком, вздымавшимся вверх; сук ветвился и образовывал над ивой небольшую купу.
Сперва я подержал чекан в руке, чтобы привыкнуть к его весу; после этого метнул топор на то же расстояние, что и Исрад. Я вовсе не собирался попасть точно в иву, а лишь хотел бросить топор в определенном направлении, поэтому тот пролетел левее дуба и воткнулся в землю.
— О господи! — улыбнулся наш проводник. — Ты хочешь выиграть спор, эфенди?
— Да, — серьезно ответил я.
Тем не менее оба следующих моих броска выглядели еще хуже первого. Я дал Исраду вволю посмеяться надо мной, ведь теперь я был уверен, что в нужную минуту не промахнусь.
Халеф, Омар и Оско не смеялись — они втихомолку злились, что я затеял этот спор, не рассчитывая наверняка выиграть его.
— Проба состоялась, — промолвил Исрад. — Теперь поборемся всерьез. Кто бросает первым?
— Ты, конечно.
— Тогда давай сперва выложим деньги, чтобы потом не произошло никакого недоразумения. Пусть Оско возьмет их.