Теперь мы ехали по следу. Через некоторое время лес кончился, и мы вновь оказались на открытой местности. Какая-то дорожка пересекала наш путь, и мы увидели, что следы поворачивают направо и устремляются вдоль этой дорожки. Я остановился и достал подзорную трубу, чтобы посмотреть, не покажется ли какая-нибудь деревня или хотя бы двор, куда могли завернуть всадники. Однако я ничего не заметил.

— Что будем делать, сиди? — спросил Халеф. — Мы можем поехать по следам, а можем продолжить путь вместе с Исрадом.

— Я выбираю второе, — ответил я. — Наверняка эти люди лишь на короткое время отклонились в сторону, а потом снова поедут прежним маршрутом. Мы знаем, куда они хотят попасть, и потому поспешим туда добраться. Итак, вперед, как и ехали!

Я хотел пустить лошадь вскачь, однако Исрад промолвил:

— Быть может, все же поедем за ними, эфенди? Там, справа, широкая лощина; нам ее отсюда не видно. В лощине лежит кейлюстан, крестьянский двор; туда, наверное, и заглянули те люди, которых мы преследуем.

— Что мы там узнаем? Они недолго там пробыли, лишь попросили глоток воды или кусок хлеба. Вряд ли они о чем-то разговаривали с хозяевами. Так что, вперед!

Однако вскоре я переменил мнение. Справа показались следы; с первого же взгляда я убедился, что они довольно свежие. Тогда я снова слез с коня, чтобы тщательно исследовать их. Я понял, что они оставлены всего пару часов назад. Значит, всадники на целых пять часов задержались на этом подворье. Надо было узнать причину их остановки. Мы пришпорили лошадей и повернули направо, чтобы заглянуть в дом.

Он находился неподалеку. Вскоре мы достигли места, где дорога спускалась в лощину. Здесь, внизу, протекал ручей, расстилались сочные луга и прекрасные поля. Однако дом выглядел очень бедным. Дорога вела к нему.

Мы увидели, что перед дверями стоит человек. Заметив нас, он скрылся в доме и закрыл дверь за собой.

— Эфенди, похоже, этот крестьянин знать нас не хочет, — промолвил Оско.

— Можно же с ним поговорить! Я думаю, он напуган, потому что наши дружки скверно с ним обошлись. Ты его часом не знаешь, Исрад?

— Я его видел, но имени его не знаю, — ответил Исрад. — Знает ли он меня, не догадываюсь, так как не был у него ни разу.

Оказавшись у дверей, мы убедились, что они заперты. Мы постучали, но не получили ответа. Тогда я подъехал с задней стороны дома, ведь там тоже имелась дверь, но и она была заперта. Когда мы постучали посильнее и громко закричали, один из ставней открылся; оттуда показался ствол ружья. Раздался чей-то голос:

— Убирайтесь отсюда, бродяги! Если не перестанете шуметь, я выстрелю!

— Помедленнее, помедленнее, мой дорогой, — ответил я, приблизившись к ставню так, чтобы можно было схватиться за ружье. — Мы не бродяги; мы вовсе не замышляем ничего дурного.

— Те тоже так говорили. Я больше не открываю дверь незнакомым людям.

— Может быть, ты знаешь его, — возразил я и подал знак Исраду.

Когда крестьянин увидел юношу, то медленно опустил свое ружье и сказал:

— Так это же строитель, сын пастуха из Трески-конака!

— Да, это я, — подтвердил Исрад. — Ты и меня принимаешь за бродягу?

— Нет, ты хороший человек.

— Что ж, со мной тоже едут хорошие люди. Они преследуют тех, кто был у тебя, и хотят их наказать. Мы лишь интересуемся, что этим бродягам надо было от тебя.

— Ладно, верю тебе и открываю двери.

Он так и сделал. Когда он подошел к нам, я понял, что этот маленький, тщедушный, перепугано смотревший на нас человечек не мог понравиться таким людям, как аладжи. Нам он все еще не доверял и держал в руке ружье. Повернувшись к дому, он крикнул.

— Мама, выйди-ка и посмотри на них!

Сгорбленная от старости женщина вышла, опираясь на клюку, и посмотрела на нас. Я увидел, что к ее поясу подвешен венок, сплетенный из роз, поэтому я сказал:

— Хвала Иисусу Христу, моя матушка! Ты нам хочешь дать от ворот поворот?

Ее лицо, испещренное складками, разгладилось в улыбке. Она ответила:

— Господин, ты веруешь в Христа? О, такие люди порой хуже всех. Но твое лицо доброе. Вы нам бед не наделаете?

— Нет, конечно, нет.

— В таком случае добро пожаловать. Спешивайтесь и идите за нами.

— Позволь нам остаться в седле, ведь мы хотим побыстрее уехать. Я только сперва узнаю, что эти шестеро всадников делали у тебя.

— Сперва их было лишь пятеро. Шестой подъехал позже. Они спрыгнули с лошадей и без нашего разрешения повели их на клеверное поле, хотя травы вокруг было достаточно. Лошади вытоптали нам все поле. Мы хотели потребовать, чтобы они возместили ущерб, ведь мы люди бедные, но при первых же наших словах они схватились за плетки, и нам пришлось замолчать.

— Почему же они завернули к вам? Им же пришлось сделать крюк, чтобы добраться до вашего дома?

— Одному из них стало плохо. Кто-то ранил его в руку, и та сильно разболелась. Они сняли с него повязку, и остудили рану водой. Это заняло несколько часов. Пока один из них занимался раненым, остальные забирали все, что им приглянется. Они поживились у нас мясом и другими припасами. Моего сына и невестку заперли на чердаке и убрали лестницу, чтобы те не могли спуститься.

— А где же была ты?

— Я? — ответила она, лукаво мигнув глазами. — Я притворилась, будто ничего не слышу. В это легко поверить. Со старыми женщинами такое бывает. Я сидела в уголке и слушала, о чем говорят.

— О чем они говорили?

— О каком-то Кара бен Немси. Он и его спутники должны погибнуть.

— Этот человек — я, но продолжай.

— И еще они говорили о хозяине конака из Трески, у которого сегодня вечером собирались остановиться, а еще говорили про одного углежога, имя которого я опять запамятовала.

— Его звали Шаркой?

— Да-да, завтра они хотят остановиться у него. И говорили о каком-то Жуте, которого они звали Кара… Кара… Не помню, как его имя…

— Кара-Нирван?

— Да, они хотят повстречать его в Каранирван-хане.

— Вы случайно не знаете, где находится это местечко?

— Нет, они ничего об этом не говорили. Но они вспоминали о брате, которого один из них хотел там встретить. Они тоже называли его по имени, но я, к сожалению, не помню его.

— Быть может, его звали Хамд эль-Амасат?

— Так оно и есть, так его звали. Но, господин, ты знаешь больше меня!

— Да, я многое знаю и, задавая тебе вопросы, лишь хочу убедиться, не ошибаюсь ли я.

— Они говорили и о том, что в этом Каранирван-хане держат взаперти одного купца, от которого хотят получить выкуп. Вспоминая его, они смеялись, ведь даже, если он заплатит деньги, ему все равно от них не уйти. Они хотят выжать из него все, пока у него ничего не останется, а потом прикончат его.

— Ах! Так я и предполагал. Как этот купец попал в Каранирван-хане?

— Этот Хамд эль-Амасат, как ты его называешь, сам заманил купца.

— Они не вспоминали, как зовут купца?

— Это было какое-то иностранное имя, и потому я не удержала его в памяти; к тому же я так сильно перепугалась.

— Но если ты снова услышишь его, ты, может быть, вспомнишь, то ли это имя?

— Наверняка, господин.

— Оно звучит «Галингре»?

— Да-да, так оно произносилось, я точно помню.

— Что еще они говорили о своих планах?

— Ничего, ведь тут подъехал шестой всадник. Это был портной; он занимается починкой разных вещей. Он рассказал о врагах, из-за которых искупался в Вардаре. Сейчас мне думается, что вы были этими врагами. Мне пришлось разжечь огонь, чтобы он просушил свою одежду; вот из-за этого, а еще из-за старика со своей раной они так долго и задержались. Этот портной рассказывал о бастонаде, которую он получил. Ему было очень трудно ходить; он даже не надел обувь, а обмотал ноги тряпками, растерев их вначале салом. Мне пришлось принести ему новые тряпки, а поскольку у меня не было сала, они закололи нашу козу, чтобы раздобыть его. Разве это не гнусная жестокость?

— Разумеется. Сколько эта коза стоит?