— Гнедой Конь говорит правду, но его правда однобока, как плохо пропеченная лепешка. Зачем жечь дом и убивать людей? Разве вы воры и убийцы, чтобы нападать ночью, как это делают белые грабители? Отважный воин не боится показать лицо врагу, он выступает открыто и громко заявляет о своих правах. А ты ведешь с собой сотню воинов, чтобы исподтишка убить пятерых спящих белых. Краснокожим мужам не пристало поступать так, и Виннету всем расскажет, что воины окананда — трусы.

Слова Виннету поразили Гнедого Коня в самое больное место: ни один индеец не может снести обвинения в трусости. Он хотел вскочить на ноги, но апач тяжелым презрительным взглядом удержал его на месте.

— На врага следует нападать ночью, — проворчал смирившийся вождь окананда. — Краснокожие воины всегда так поступали.

— Только в том случае, если они действительно нападали на врага.

— Разве я должен упрашивать бледнолицых уйти из моих владений? Разве я должен просить, когда могу приказывать?

— Если Гнедой Конь может приказывать, то пусть приказывает, а не подкрадывается ночью, как вор. Пусть он выступит как хозяин этой страны и скажет, что не потерпит здесь присутствия бледнолицых. Пусть он назначит день, когда они должны будут покинуть его владения, и, если они не подчинятся, тогда он обрушит на них свой гнев. Если бы ты так и поступил, я считал бы тебя вождем, равным мне, но сегодня я вижу перед собой человека, по-воровски проникающего в чужой дом только потому, что он боится, что днем его оттуда прогонят палкой.

Вождь окананда отвел взгляд от Виннету и не ответил ему.

Я уже совершенно отпустил его, и он стоял перед нами, даже не пытаясь бежать, как человек, которого удерживают не путы, а нечто большее. Виннету, по лицу которого пробежала едва заметная улыбка, обратился ко мне с вопросом:

— Гнедой Конь думал, что мы вернем ему свободу. Что скажет на это мой брат Олд Шеттерхэнд?

— Он ошибся, — ответил я, подыгрывая Виннету. — Гнедой Конь уже мертв. Да поджигатель и не заслуживает иного конца.

— Олд Шеттерхэнд убьет меня? — воскликнул окананда.

— Убийство и наказание — это не одно и то же, — ответил я. — Ты заслужил смерть.

— Неправда! Я нахожусь в моей стране!

— Сейчас ты находишься в вигваме бледнолицего, и неважно, в чьих землях он стоит. По законам прерии любой, кто врывается в чужой вигвам, должен умереть. Мой брат Виннету уже сказал тебе, как следовало поступить, и я с ним согласен. Ни один белый и ни один краснокожий воин не осудят нас, если мы отнимем у тебя жизнь. Но ты знаешь, что мы не любим проливать кровь, поэтому попроси вождя апачей объяснить тебе, чем ты можешь спасти себе жизнь.

Вождь окананда пришел сюда вершить суд и вдруг оказался в роли подсудимого. Он боялся нас, боялся смерти, хотя и пытался скрыть свои чувства. Наверное, он хотел привести еще какие-то доводы в свое оправдание, отстоять право на разбой и насилие, но ничего не мог придумать, и поэтому молчал и глядел на вождя апачей с надеждой и гневом в глазах. Я внимательно следил за его лицом и внезапно заметил, как он скосил глаза на Роллинса. Может быть, это была случайность, а может, нет, — тогда у меня не было времени задумываться над подобными загадками, — однако мне показалось, что в его взоре читалась мольба о помощи. Странно, но Роллинс действительно попытался вступиться за него.

— Вождь апачей не жаждет крови. Даже здесь, на Диком Западе, нельзя наказывать за преступление, которое человек еще не совершил.

Виннету пристально и с подозрением посмотрел на Роллинса и оборвал его:

— Откуда бледнолицему знать, чего жаждет вождь апачей? Я и Олд Шеттерхэнд не нуждаемся в чужих советах, поэтому не произноси лишних слов. Мужчина не должен болтать, он должен говорить только тогда, когда другие хотят его выслушать.

Как потом признался мне Виннету, он и сам не знал, почему предостерег Роллинса. Однако позже оказалось, что невероятное чутье апача и на этот раз не подвело его.

— Ты слышал слова Олд Шеттерхэнда, — продолжал Виннету, обращаясь к краснокожему. — Его мысли — мои мысли. Мы не прольем твою кровь, если ты расскажешь нам всю правду. Тебе не удастся провести меня, поэтому скажи честно, зачем вы сюда пришли.

— Уфф! — воскликнул вождь окананда. — Мы не трусы, как ты подумал, и я вовсе не отказываюсь признаться в том, что мы собирались напасть на бледнолицых и сжечь их вигвам.

— А что вы хотели сделать с людьми?

— Они должны были умереть.

— Вы так решили на совете?

Гнедой Конь колебался, по-видимому, не решаясь сказать всей правды, поэтому Виннету продолжал настаивать:

— Вы сами так решили или кто-то подсказал вам, что бледнолицых поселенцев лучше убить?

Краснокожий молчал, тем самым подтверждая наши опасения.

— Гнедой Конь не может найти нужное слово, чтобы ответить на мой вопрос? — не давал ему передышки Виннету. — Пусть мой брат подумает, стоит ли ему молчать. Если он хочет сохранить жизнь, то должен сказать мне, кто посоветовал им напасть на бледнолицых.

— Разве вождь апачей предает союзников?

— Нет, — вынужден был согласиться Виннету.

— Поэтому и я не могу назвать имя.

— Ты прав, предавший сторонника и друга заслуживает смерти. Однако скажи мне, он из воинов окананда?

— Нет.

— Он из другого племени краснокожих воинов?

— Нет.

— Так, значит, он белый?

— Да.

— Он пришел сюда вместе с тобой?

— Его нет среди моих воинов.

— Я был прав! Уфф! — воскликнул Виннету. — Мой брат Олд Шеттерхэнд тоже догадался, что всему виной бледнолицый. Кроме того, вы еще никого не убили. И мы вернем тебе свободу, если ты согласишься на наши условия.

— Что я должен сделать? — спросил Гнедой Конь.

— Ты прогонишь бледнолицего, который уговорил вас сжечь вигвам белого человека, поселившегося на вашей земле.

Обрадованный надеждой на спасение, вождь окананда согласился выполнить наше условие, хотя было заметно, что оно ему не по вкусу. Виннету продолжил:

— Завтра днем, при свете солнца, ты придешь сюда как вождь и потребуешь у белого человека по имени Корнер заплатить за землю, на которой стоит его вигвам, за землю, на которой пасется его скот, и за землю, на которой растет его рожь. Если он не захочет платить, то ему придется уйти отсюда, а ты можешь вернуться к нему с воинами и выгнать его силой.

Второе условие пришлось больше по душе Гнедому Коню, однако вызвало взрыв негодования со стороны Корнера. Старик с возмущением перечислял статьи закона, говорил о правах поселенцев, но Виннету не захотел выслушать его.

— Я знаю бледнолицых, — тоном обвинителя сказал он. — Они крадут наши земли, и если они не уважают наши права и обычаи, то и мы не должны уважать их законы. Если ты считаешь, что можешь силой удержаться здесь, оставайся, но на нашу помощь не надейся. Мы сделали для тебя все, что могли. Теперь я и Олд Шеттерхэнд выкурим трубку мира с вождем окананда.

Корнеру не оставалось ничего другого, как замолчать. Апач достал трубку мира, закурил ее и, соблюдая обычай, произнес краткую речь о дружбе. Затем он передал трубку Гнедому Коню, а тот, после ответного слова, — мне. По окончании обряда Виннету отпер дверь, распахнул ее и сказал:

— Пусть мой краснокожий брат возвращается к своим воинам и уводит их домой. Мы верим, что ты выполнишь наш уговор.

Гнедой Конь без слов вышел из дома, а мы встали у окна — хотя нас и охранял «дым мира», следовало все же убедиться, что окананда ушли прочь.

Гнедой Конь был настоящим вождем: он встал на открытом месте, чтобы луна освещала его, и свистом созвал воинов.

— Пусть воины окананда выслушают слова своего вождя! — произнес он так громко, что было слышно даже в доме. — Я привел вас сюда, чтобы отомстить бледнолицему по имени Корнер за то, что он без нашего разрешения поселился на нашей земле. Но сегодня в его вигваме ночуют два самых славных воина гор и прерий: Виннету и Олд Шеттерхэнд, от их чутких глаз и ушей не скрылось, что мы идем сюда. Олд Шеттерхэнд вышел ко мне навстречу, его объятия лишили меня дыхания, и я попал в плен. Но я не испытываю стыда от того, что он меня победил. Я выкурил с ним и с Виннету трубку мира и считаю дружбу с ними честью для себя. Мы решили, что следует даровать жизнь белым поселенцам, если они купят у нас землю или покинут ее к указанному мною дню. Если они откажутся, то мы придем к ним и поступим с ними как с ворами. Виннету и Олд Шеттерхэнд слышат мои слова; теперь мои братья вернутся вместе со мной в свои вигвамы.