— При наших обстоятельствах можно обращаться к духу?

— К духу можно обращаться при любых обстоятельствах. Его можно о чем-то попросить; можно пожаловаться на другого; можно о чем-либо осведомиться.

— Я полагаю, духи не говорят? Как же узнают, какой ответ дал дух?

— После того как сказали пожелание, подходят к иконе, которая там висит, и ждут некоторое время. Если свеча снова загорится, значит, просьба исполнена, и вскоре после этого, чаще всего уже в следующую ночь, получают ту весть, которую ожидали.

— Что это за икона?

— Там находится высокий столб, на котором укреплена икона Пресвятой Богоматери.

Это меня озадачило, я ведь знал, что халдеи придерживались учения, что Святая Мария родила не Бога, а всего лишь человека по имени Иисус. Таинственный Рух-и-кульян, оказывается, праведный католик!

— Как долго там стоит эта икона? — спросил я.

— Не знаю, но точно дольше, чем я живу.

— И еще никто из курдов или халдеев не сказал, что ее нужно убрать?

— Нет, ибо тогда Рух-и-кульян навсегда пропал бы.

— А этого никто не хочет?

— Никто, господин. Дух совершает благодеяние за благодеянием повсюду. Он делает бедных счастливыми и дает советы богатым; защищает слабых и угрожает сильным; добрые на него надеются, злые дрожат перед ним. Если я попрошу отца освободить тебя, то он только засмеется мне в лицо; если же это ему прикажет дух, он послушается.

— Ты тоже была ночью в пещере?

— Несколько раз. Я просила об одном деле для моей матери и сестры.

— Твою просьбу исполнили?

— Да.

— Кто сказал тебе об этом?

— Вначале это случалось ночью, и я не могла ничего этого видеть; последний раз это случилось, когда ко мне пришла Мара Дуриме. Ее посетил дух и послал ее ко мне.

— Значит, ты знаешь Мару Дуриме?

— Сколько я живу, столько я ее и знаю.

— Она, наверное, часто заходит к вам.

— Да, господин. И тогда я иду вместе с ней на гору собирать травы или мы посещаем больных, которым требуется ее помощь.

— Где она живет?

— Никто не знает этого. Вполне вероятно, у нее вообще нет какого-то определенного места, где она живет. Она в каждом доме желанная гостья.

— Откуда она родом?

— Разное говорят. Большинство рассказывают, что она княжна из старого рода правителей Лизана. Это был могущественный род, и Тиджари и Тхома были ему подчинены. Они ели и пили из золотых сосудов, а все остальное было изготовлено из серебра и металла. Потом они обратились в другую веру, и Господь излил свой гнев на них неудержимым потоком; их разметало по всем странам. Только Мара Дуриме осталась верна своему Богу, и он ее благословил почтенным возрастом, мудрым сердцем и большим богатством.

— Где же находятся у нее все эти богатства, если у нее нет жилища?

— Никто не знает где. Некоторые говорят, она закопала свое золото в земле. Многие же, однако, утверждают, что она обладает властью над духами тьмы, которые принесут ей столько денег, сколько ей будет нужно.

— Значит, она рассказывала тебе про меня?

— Да, все, что поведал про тебя твой слуга. Она мне приказала, чтобы я, как только вернусь в эту местность, пошла к Рух-и-кульяну и попросила его оградить тебя от всех несчастий.

— Ты не проводишь меня до пещеры?

— Нет. Ты не голоден, господин? Мадана сказала мне, что ты разрешил ей скушать твой завтрак.

— Кто его приготовил?

— Она сама. Ей это заказал отец.

— А почему не вам?

— Мы не должны были знать, что он скрывает пленника. А муж Маданы — лучший друг моего отца, поэтому-то он именно Мадане приказал охранять тебя.

— Где мужчины деревни?

— Должны быть около Лизана.

— Что они там делают?

— Я не знаю.

— Можешь узнать?

— Может быть, но скажи, господин, не голоден ли ты?

Я ответил уклончиво:

— Я отказался от блюда, потому что я не привык есть улитки с чесноком.

— О, эмир, тогда я принесу тебе кое-что другое. Видишь, наступает ночь, я скоро вернусь и накормлю тебя.

Она спешно поднялась, и я попросил:

— Узнай также, что делают ваши мужчины!

Она ушла, что было кстати, ибо не прошло и десяти минут, как Мадана, провожавшая девушку, вбежала, жутко торопясь, в хижину.

— Я должна тебя связать, — быстро проговорила она. — Идет мой муж от Неджир-бея. Он не должен знать, что мы говорили друг с другом. Не выдавай меня!

Она снова связала мне руки и опустилась на корточки рядом с входом, изобразив на лице неприступное, враждебное выражение.

Несколько секунд спустя зацокали копыта. Перед хижиной всадник остановился, спешился и вошел ко мне. Это был старый, худощавый мужчина, очень подходивший моей бравой Мадане по своему внешнему виду. Он подошел ко мне не здороваясь, исследовал веревки и нашел, что они по-прежнему прочны. Затем обратился к Мадане:

— Выйди и не смей подслушивать!

Мадана беззвучно покинула хижину, и он уселся напротив меня прямо на земле. Мне было крайне любопытно, что скажет этот Петрушка мужского рода, одежды которого издавали уже вышеописанное благоухание, только в превосходной степени.

— Как тебя зовут? — закричал он на меня.

Естественно, я молчал.

— Ты глухой? Я хочу знать твое имя.

И снова молчание.

— Нет, ты мне ответишь!

При этом он пнул меня в бок. Руками я не мог его ухватить, но ногами я мог двигать, как мне было нужно, и был вполне в состоянии разъяснить ему мое мировоззрение без всяких теоретических объяснений; я притянул к себе связанные колени, выбросил их вперед и с такой силой ударил его, что он как из катапульты пролетел через жилище к противоположной стене. Его кости оказались на удивление прочными, он только осмотрелся и затем как ни в чем не бывало сказал:

— Не смей больше так делать!

— Говори вежливо, тогда и я буду отвечать вежливо!

— Кто ты?

— Не трать время на пустые вопросы! Кто я, это ты давно знаешь.

— Что тебе нужно было в Лизане?

— Это тебя не касается.

— Что тебе нужно было у курдов-бервари?

— И это тебя не касается.

— Где твой вороной конь?

— В хорошем месте.

— Где твои вещи?

— Там, где ты их не найдешь.

— Ты богат? Ты можешь заплатить за себя выкуп?

— Подойди поближе, если тебе это нужно. Запомни: я эмир, а ты подчиненный своего раиса. Только я один имею право задавать вопросы, а ты — отвечать. Не воображай, что я буду отвечать на твои вопросы!

Ему показалось наиболее целесообразным согласиться со мной; недолго поразмыслив, он сказал:

— Тогда спрашивай ты!

— Где Неджир-бей?

— Почему ты спрашиваешь о нем?

— Потому что это он приказал на меня напасть.

— Ты ошибаешься.

— Не лги!

— И тем не менее ты ошибаешься. Ты ведь даже не знаешь, где находишься!

— Ты думаешь и в самом деле, что можно обмануть эмира из Франкистана? Если я отсюда спущусь в долину, там будет Шурд. Справа от него расположен Лизан, слева — Раола, а там, на верху горы, лежит пещера Рух-и-кульяна.

Он не мог скрыть удивления.

— Что ты знаешь о пещерном духе, чужеземец?

— Больше, чем ты, и больше, чем все жители этой долины!

Снова Мара Дуриме делала меня господином ситуации. Насара явно не знал, что делать с данным ему заданием.

— Скажи, что ты знаешь, — сказал он.

— Ба! Вы недостойны, чтобы вам рассказывали о пещерном духе. Чего ты хочешь? Зачем вы напали на меня?

— Прежде всего мы хотим получить от тебя твоего коня.

— Дальше!

— Оружие.

— Дальше!

— Все вещи!

— Дальше!

— И все, что имеется у твоих спутников.

— О, да ты, оказывается, скромен.

— Тогда бы мы тебя отпустили.

— Ты думаешь? Я не верю в это, ведь вы хотите большего.

— Ничего, кроме того, что ты прикажешь мелеку Лизана не отпускать на свободу бея Гумри.

— Прикажешь? Ты сошел с ума, старик? Ты считаешь, что я могу отдавать приказы правителю Лизана, и смеешь делать мне предписания, — ты, червь, которого я попираю ногами.