Так и случилось. Едва минуло две недели, как пришло второе письмо, но оттуда, откуда я менее всего ожидал. Конверт точно указывал мой адрес, а английский текст в переводе на немецкий язык выглядел так:
«Приходи к горе Виннету на великую последнюю схватку! И отдай мне наконец свой скальп, который ты должен мне вот уже два поколения!
Это пишет тебе То-Кей-Хун, вождь ракурро-команчей».
А неделю спустя я снова получил послание из-за океана, следующего содержания:
«Если у тебя есть мужество, приходи сюда, к горе Виннету! Одна-единственная пуля, которая у меня осталась, истосковалась по тебе!
Тангуа, старейший вождь кайова. Написано Пидой, его сыном, нынешним вождем кайова, чья душа приветствует твою!»
Оба письма были весьма интересны, и не только с точки зрения психологии. Почти не вызывало сомнений, что они были продиктованы То-Кей-Хуном и Тангуа в одном и том же месте, под влиянием одних и тех же событий. Оба до сих пор ненавидели меня так же непримиримо, как и прежде. Совершенно особенным выглядело то, что сын приветствовал меня, в то время как отец не скрывал ненависти. Но важнее, гораздо важнее, было то, что к горе Виннету стремятся не только друзья, но и враги апачей! Речь шла о «великой последней схватке». Это вселило в мое сердце тревогу. У меня возникли опасения, и серьезные! А может, там, за океаном, кто-то из давних противников ныне, в дни моей старости, решил одурачить меня и вынудить на наивное путешествие в Америку? Но через полмесяца я получил очередное письмо, отправленное из Оклахомы, человеком, к которому я не мог не испытывать полнейшего доверия:
«Мой дорогой белый брат! Великий Добрый Маниту повелевает мне в моем сердце сказать тебе, что Союз старых вождей и Союз молодых вождей призваны к горе Виннету, чтобы устроить суд над бледнолицыми и решить будущее красных людей. Я считаю дни, часы и минуты в ожидании тебя!
Твой красный брат Шако-Матто, вождь оседжей.»
И это письмо было написано по-английски, но не самим Шако-Матто, а его сыном, почерк которого я знал, поскольку переписывался с ним. К тому же оседж[849] прилагал свой кожаный тотем, как он делал всегда, когда речь шла о чем-то важном. Итак, предположение о глупой шутке отброшено. Дело принимало крутой оборот. Идея отправиться в дальние края подействовала на меня возбуждающе. Конечно, чтобы материализовать ее, необходимо было узнать сначала все подробности и детали. За этим дело не стало. Я получил еще одно письмо, напоминавшее официальное приглашение; тон повествования давал понять, что оно представляет собой нечто большее, чем просто деловой документ. Вот оно:
«Уважаемый сэр!
На прошлогоднем Собрании вождей было единодушно решено назвать одну из наиболее подходящих вершин Скалистых гор именем Виннету, знаменитейшего вождя всех индейских народов, для чего была выбрана, возможно, известная Вам, по крайней мере по карте, вершина, на которой уединился таинственный шаман Тателла-Сата (Тысяча Лет). У подножия и соответственно на уступах и площадках этой горы в середине сентября нынешнего года в палатках пройдут следующие собрания:
1. Собрание старых вождей.
2. Собрание молодых воинов.
3. Собрание жен вождей.
4. Собрание других знаменитых красных воинов и женщин.
5. Заключительное собрание под руководством нижеподписавшихся членов комитета.
В Вашей воле явиться на них персонально и представиться председателю либо его заместителю, которые откроют Вам предмет всех перечисленных совещаний. Одновременно обращаем Ваше внимание на то, что эти встречи, равно как и все без исключения приготовления к ним, должны держаться в тайне от представителей других рас. Этим мы обязываем Вас к строжайшему соблюдению тайны и чувствуем себя вправе предположить, что мы уже получили Ваше честное слово молчать.
Пропуска на предоставленные Вам места на наших встречах Вы должны забрать лично у нижеподписавшегося секретаря. Все без исключения выступления по предмету совещаний будут только на английском языке.
С глубоким уважением. Комитет.
Подписали:
Саймон Белл (Чо-Ло-Лет), профессор философии, председатель;
Эдвард Саммер (Ти-Искама), профессор классической филологии, зам. председателя;
Уильям Ивнинг (Пе-Вида), агент, секретарь;
Антоний Пэпер (Оки-Чин-Ча), банкир, кассир;
Олд Шурхэнд, частное лицо, директор».
В самом низу стоял постскриптум последнего:
«Надеюсь, ты придешь в любом случае. Считай мой дом своим, даже если нас не застанешь. Я — директор и, к сожалению, сейчас постоянно в разъездах. Для тебя есть радостная неожиданность. Ты будешь в восторге от успехов наших двух парней.
Твой старый, верный Олд Шурхэнд».
Добавляю к этому письму следующее короткое послание, которое прибыло ко мне чуть позже. Оно звучало так:
«Мой брат!
Я знаю, что ты приглашен. Не упущу возможности принять тебя! Рад тебе неописуемо! Оба парня напишут тебе еще лучше. Твой Апаначка, вождь найини-команчей».
Эти «оба парня», или, как выразился Олд Шурхэнд, «двое наших ребят», написали мне следующее:
«Достопочтенный господин!
Когда Вы однажды строго указали нам на наш неправедный, низкий путь в искусстве и открыли иную тропу — дорогу к высокому, высшему, — мы обещали Вам объявиться лишь тогда, когда будем в состоянии доказать реальными и неоспоримыми достижениями, что красная раса не менее даровита, чем любая другая, в том числе и в искусстве. Мы унаследовали свои способности от нашей бабушки, которая, как Вы знаете, была чистокровной индеанкой. Мы обещали: когда придет время, несмотря на большое расстояние, явиться сюда, к нашим, чтобы подвергнуть испытанию все то, чего мы достигли. Мы считаем, что не должны бояться этого экзамена и ждем Вас в середине сентября на горе Виннету, где и будем приветствовать Вас! Мы знаем, что Вы, естественно, приглашены на эти тайные и крайне важные совещания, и непоколебимо верим, что Вам ничто не помешает появиться в указанном месте в назначенное время.
С глубоким почтением, всецело Ваши
Янг Шурхэнд. Янг Апаначка».
Подлинность письма не вызывала сомнений. Оно наполнило меня радостью, хотя и было составлено «обоими парнями» с целью задеть меня. Читавшим романы «Виннету» и «Верная Рука» легко представить, кто эти «оба парня». Остальных я могу лишь попросить наверстать упущенное, чтобы им проще было разобраться в данном повествовании, практически являющемся четвертым томом не только «Виннету», «Верной Руки», но и «Сатаны и Искариота». Если помните, Олд Шурхэнд — Верная Рука — и Апаначка оказались братьями, которых утаили от их прекрасной матери, душевно и духовно богато одаренной индеанки. Она, одевшись в костюм воина и действуя под именем Кольмы Пуши, много лет тщетно обыскивала города Востока, саванны и девственные леса Запада, пока Виннету и я не помогли ей обнаружить искомые следы, а потом и обоих сыновей. Один из них слыл самым знаменитым вестменом, а другой — не менее знаменитым вождем команчей; оба были люди достойные, оставшиеся верными дружбе, несмотря на все перемены, которые претерпела с тех пор как их, так и моя жизнь.
Позже оба женились на красавицах сестрах из племени Виннету, то есть апачей-мескалеро, и каждого под Рождество жены одарили сыновьями, унаследовавшими дарования Кольмы Пуши в еще большей степени.
Отцы, к счастью, располагали средствами для развития этих врожденных способностей. Янг Шурхэнда и Янг Апаначку перевезли на Восток, чтобы сделать из них людей искусства: первого — архитектором и скульптором, а второго — скульптором и художником. Возложенные на них надежды оправдались. По прошествии нескольких лет они приехали в Париж, чтобы обучаться там в мастерских знаменитейших мастеров, затем продолжили учебу в Италии и, наконец, побывали в Египте, чтобы познакомиться там с древними способами строительства гигантских пирамид. На обратном пути они проезжали Германию и посетили меня. Тогда они показались мне очень симпатичными. Я был искренне рад им, и не только потому, что они чтили моего несравненного Виннету как полубога. Их помыслы, а еще больше возможности, тоже были поистине выдающимися. Казалось, им нет предела. Но, к сожалению, все это чисто по-американски было поставлено на службу бизнесу и вместо похвалы они получили от меня очень серьезное предупреждение, которое, как теперь ясно из письма, они не забыли и не простили мне до сих пор. Пожалуй, именно поэтому ни их отцы, ни они сами не оповещали меня о своих творческих планах на будущее. До сих пор я не знал, что же побудило обоих молодых людей обратиться к тайнам колоссальных скульптур и построек древнего Египта. Но теперь я начал догадываться, что достижения, о которых писали молодые люди, имели к этому отношение.
