1. «Амбагяневский»: образование и становление государства, резкое расширение территории обитания, милитаристская внешняя политика.
2. Начинающийся с Шэн-цзуна: окончательное становление государственных и общественных институтов «по китайскому образцу», гражданское развитие, расцвет и апогей могущества империи.
3. Правление Дао-цзуна и Тянь-цзо: стагнация и упадок, китайская «гражданственность» окончательно вытесняет киданьскую «воинственность», что приводит к падению империи.
Особое внимание он уделил времени правления Абаоцзи, которого на маньчжурский манер именовал Амбагянем. Эта традиция, по сути, идет от его учителя В. П. Васильева: хотя в китайской транскрипции почетное имя первого киданьского правителя произносится «Абаоцзи», «но "Удай" называет его ближе к Аньба-цзянь, а ученый комитет при Цянь-лун переделывает это слово в Амбагянь, говоря, что на нынешнем солонском языке это слово значит "великий человек". Очень немудрено, что слово "Абаки" было не собственное имя этого государя, а его звание: "амба" на маньчжурском языке значит "большой ", слово "гянь ", может быть, образовалось из китайского "жень " — "человек"»[157]. По мнению М. Н. Суровцова, существовали и предпосылки установления монархической власти Абаоцзи. Еще в додинастический период, благодаря «собиранию естественных богатств», развитию земледелия и литью денег, была заложена экономическая основа могущества киданей. Сказался и талант полководца Абаоцзи, который еще при каганах Силицзи и Циньдэ совершил ряд блистательных походов и покорил многие племена, «что больше увеличивает их (киданей) силы как физические, так и моральные, потому что они видят себя обладателями других», желая «в будущем еще больших приобретений» (л. 10). Именно за счет войны в средние века «складывались условия для установления автократии правителя экзополитарной кочевнической структуры»[158].
Киданям «повезло» и в другом: Китай был занят в это время своими внутренними проблемами и значительно ослабел. На киданей обрушились различные стихийные бедствия, и «народ сменяет Циньдэ и передает власть старшему сыну Силицзи Амбагяню». Надо отметить, что есть и другая версия перехода власти к Амбагяню после смерти Циньдэ, зафиксированная в «Цидань го чжи». М. Н. Суровцов основывается на «Ляо ши», поэтому приводит ее версию. Скорее всего, верна именно версия «Ляо ши», но М. Н. Суровцов данной проблемы не видит. Это не значит, однако, что кроме официальной хроники он не знает других источников. Сообщая, что Абаоцзи нарушает традицию переизбрания вождей каждые три года, «пробыв начальником в продолжение 9 лет, не хотел сменяться, несмотря на просьбы всего народа и старейшин,.. наконец, просил отделить его с одним улусом, потом, созвавши старшин прочих поколений, коварно предал их смерти, после чего сделался единственным повелителем киданей» (л. 9), М. Н. Суровцов использовал материал не из «Ляо ши». В «Ляо ши» и «Дайляо гуруни судури» (маньчжурском варианте) сообщается, что Абаоцзи пришел к власти после смерти своего дяди Циньдэ (901-906), «после чего все чиновники пожелали объявить ханом Тай-цзу Абаоцзи в соответствии со словами завещания»[159].
Принятие Абаоцзи в 916 г. императорского титула Тянь-хуан-ван, в соответствии с нормами китайского этикета, привело к серьезным изменениям в формах и методах правления. М. Н. Суровцов попытался их проследить. Он отмечает, что император стал «начальной функцией всех дел в государстве», отстранив народ от управления. Это способствовало становлению элементов государственной власти, формированию бюрократического аппарата. К этому времени кидани стали реальной и могущественной политической силой, и начала формироваться имперская политика. Усилилась борьба с Китаем, но на этот раз уже из-за влияния на отдельные территории Восточной Азии. Кидани активно поддерживали внутренние распри в китайском государстве, проявляя «двуличность» в политике (л. 128). До определенной степени М. Н. Суровцов идеализирует Абаоцзи: «Все это делалось живо, умно, конечно, иногда не без недостатков, свежо, с явным сознанием утвердить новый начавшийся строй, вести народ к славе и материальному обогащению» (л. 12). Деятельность же его преемника Дэгуана (Тай-цзуна) «на сцене внутреннего устройства государства, достигшего при нем апогея своего территориального притеснения, заключалась в развитии тех зачатков, которые были положены его отцом» (л. 13). Ши-цзун, Му-цзун и Цзинь-цзун придерживались линии Абаоцзи. Правление Цзинь-цзуна, по мысли М. Н. Суровцова, завершает первый период истории Ляо — период активной внешней политики. Это было время, когда империя достигла апогея культурного развития (л. 15, 86).
Второй период открывается деятельностью Жуй-чжи, матери Шэн-цзуна, ставшей «истинной устроительницей государственных дел» и давшей «начало новому порядку вещей — порядку внутреннего развития государства в блестящее царствование ее сына Шэн-цзуна» (л. 86). Наиболее важным событием было заключение в 1004 г. так называемого Шаньюаньского мира. Об этом, однако, М. Н. Суровцов говорит довольно скупо и с некоторыми ошибками. К самому факту заключения мирного договора он относится негативно, ибо установление мирных отношений, по его мнению, привело к еще большему проникновению китайского элемента в киданьское общество. Далее в конспективной форме он изложил наиболее важные мероприятия в различных сферах — экономической, законодательной и др. Основная предпосылка будущей гибели государства, как считал М. Н. Суровцов, заключалась в китаизации киданей. Под китаизацией здесь понимается восприятие чисто внешних атрибутов чужой культуры. Можно предположить, что в такой специфической форме М. Н. Суровцов впервые (по крайней мере, в отечественной науке) подступился к культурологической проблеме взаимодействия культур.
Правление Дао-цзуна и Тянь-цзо, т.е. третий период истории государства, М. Н. Суровцов рассматривает особенно подробно. Общество уже было нездорово, и вся деятельность замечательного правителя преследовала достаточно скоромную цель — «не своими деяниями на военной сцене, а внутренней работой, знаменательной идеей пересоздать общество и отвратить его падение» (л. 19). Но восстания вассальных государств, интриги при дворе ясно говорили об ослаблении военной мощи и авторитета династии, деградации самого общества. Сравнивая личности Дао-цзуна и Тянь-цзо, М. Н. Суровцов все больше углубляется в проблему роли личности в истории. Историко-политический обзор заканчивается описанием гибели империи и походом Елюй Даши на запад. В целом, М. Н. Суровцов достаточно уверенно и последовательно проиллюстрировал собственную концепцию истории киданей, смог поднять целый ряд важных проблем: взаимодействие кочевых и земледельческих обществ, взаимоотношения властей и народных масс, роль личности в истории и др.
Как видим, в определенном отношении М. Н. Суровцов отошел от тематики, которую рекомендовали на кафедре, выбрав свой путь, видимо, считая культурологические и социально-экономические вопросы более важными. Это, разумеется, было связано с особым интересом к экономике и социальным отношениям. Он видит прямую зависимость между уровнем экономического развития государства и его ролью на международной арене: «...с развитием материальных сил развиваются и другие силы: умственные, этические, нравственные и т.д., что и дает возможность народу играть более или менее активную роль в среде других соседних государств». Развитие же экономики напрямую связано с развитием наук, иначе говоря, с научно-техническим прогрессом (л. 56, 56 об.). Сфера же науки, «при известном направлении, не усыпляет деятельность гражданина, а, напротив, порождает ее еще в больших размерах, давая пищу его уму» (л. 75). Подобный подход только намечался в тогдашней науке, и М. Н. Суровцов был одним из пионеров.
