И посему, при всех трудах, не забылась Инфанту Дону Энрики забота о том деле, и он послал к своему отцу одного эшкудейру спросить, как надлежало поступить с теми маврами; за каковую вещь Король много его благодарил (gradeceu) и сказал, что, раз уж он возымел о том такую память, то наказывал ему позаботиться направить тех людей, дабы они отнесли их [трупы] в море. Насчет каковой вещи возник спор (referta), поскольку они говорили, что ту заботу должны были принять на себя моряки, другие же говорили, что нет; однако кому бы [та забота] ни пристала, город был очищен тем образом, каким приказал Король.

И таким образом числу как погибших, так и пленных мы не кладем точных пределов, вследствие того, о чем сказано; однако о христианах мы знаем доподлинно, что в тот день погибло их восемь, [как] надлежит знать: пятеро у ворот, выломанных Вашку Фернандишем, и двое в пределах города, считая здесь Вашку Фернандиша ди Атаиди и еще одного алфериша [знаменосца] Дона Энрики.

Когда ночь близилась к концу своего сумрака и солнце начало разить восточный горизонт (ferir no oriental orizam), мавры, что вышли из города, взяли своих жен и детей и отвели их на вершину кряжа, где оставили в обществе тех, кто по причине своей старости не мог в полной мере повелевать своими членами. Все прочие, крепкие и сильные для того, чтобы биться, отправились в направлении города с намерением вернуться к схватке с христианами, дабы вышвырнуть их за пределы стен, думая, что там найдут с ними лучшее место [для боя] (melhor direito).

Однако прочие, что оставались на кряже, сидя поверх скал, не могли отвести очей своих от башен города, и начинали раздумывать там над тем, как совсем недолгое время тому назад пребывали они в своих домах, и в таком покое, в достатке обладая великим богатствами, и как теперь зрели себя населенцами (povoradores) пустынных гор, ведя жизнь немногим менее, чем звериную, и начинали затем взирать на расположение города, и красу его мечетей, и далее, на порядок его домов, со всеми прочими вещами и добротами (bondades) его земли. И может статься, не было там никого, кто не вглядывался бы с подобною тоскою (que nunca com tamanha femenca esguardara) туда, где зрели они его [города] стены, полные чужаков, и с сими помыслами приходил к таковым и иным им подобным великий плач, и они винили то своих святых, то Сала бен Сала, говоря, что он был ленив и труслив в своей обороне, в другой раз винили своих начальников (oficiais) и тех, кто первыми открыл их ворота, дабы пойти сразиться, то винили злой свой жребий; пока, наконец, не находили более никого, на кого можно было бы еще возложить вину, и тогда заводили восхваления из слов весьма печальных, славя доброты своего города.

— О град Сеута, цвет всех прочих [городов] в земле Африканской! — говорили они. — Где найдут жители твои землю, на коей возведут другой подобный, и как могут они допустить, чтобы воля их не истощилась подобною потерей? Где отыщут отсюда и далее [другой подобный город] чужеземные мавры, что приходят из Эфиопии, и Александрии, и земли Сирийской, и Барбарии [Берберии], и земли Ассирийской, каковая есть царство Турок, и те, что с востока, живущие за рекою Евфрат и Индиями, и из многих иных земель, что лежат за пределами оси, находящейся пред нашими очами, — все сии приходили к тебе, нагруженные столькими и столь богатыми товарами. Где найдут они другое такое место, где смогут бросить свои якоря, и где еще мы, прочие, горемычные, сможем поселиться, чтобы к нам прибывало [тем же образом] столько и столь благородных вещей? Поистине в окружности мира уже не осталось другого, ему подобного, какового потеря будет выстрадана не только нами, его потерявшими, но и всеми рожденными из лона Агари [396], и теми, что жили по правилу нашего святого пророка Мафамеда [Магомета]. Что станут делать теперь жители Гибалтара [Гибралтара] и равно все прочие в королевстве Граадском [Гранадском], ибо потеряна есть ныне их поддержка (acorro) и укрытие? Мы же, несчастные, что станем делать без наших сыновей и дочерей, коих женили и отдали замуж на той стороне [пролива], с коими разлучились на один день (nos partiamos em um dia) и тот же час возвратились в наши дома, — теперь не увидим мы их вовек. Какие драгоценности пошлем мы им, дабы носили они их по великим своим празднествам (grandes pascoas), и куда придут для нас их послания, как приходили встарь (como soiam)? Теперь этому конец, и посему восплачем об их потере, как если бы мы положили их в могилы.

— Которые из нас найдут теперь, поднявшись со своих кроватей, [вьючных] животных, нагруженных шелковыми тканями, что приходили к нам из города Дамаска, или дома, наполненные драгоценными камнями от [купцов] из Венецианской общины, или большие мешки с пряностями, что приходили к нам из пустынь Ливийских? И какие богатства или благородные товары (nobrezas) могли бы мы назвать, что каждодневно не находили бы пред дверями наших лавок, и какой корабль мог пройти по всему морю Средиземному (Mar Medioterrano) и не приспустить (mesurasse) свои паруса пред величием нашего города?

— Не только среди мавров были мы известны, но и в большей части христианского мира, ибо у всех была нужда в нас, и все искали нас, и не одни лишь друзья, но также и враги не могли обойти нас стороною. И коли ты, град Сеута, не был доволен собственными своими жителями, почему не повелел ты призвать других со всей земли Африканской, дабы они пришли населить (povorar) тебя — ведь вдосталь бы нашел ты их там? И коли даже содеял ты столько сейчас в награду за все то добро, что свершили для тебя наши предшественники, почему не осталось у нас хотя бы возможности прийти посетить святые твои мечети, где похоронены наши отцы, и чтобы имелось у нас дозволение входить в наши дома, и не такова была бы беда наша, когда бы зрели мы их населенными (povoradas) людьми нашего закона; однако ты привел сюда наших врагов с оконечности мира, дабы они обагрили руки свои в крови твоих граждан!

— Не имел ты крепости стен, в коих могли бы мы защититься, пока не оказались мы привечены (acorridos) иными местами нашей области. До чего же дурна, следовательно, оказалась сия громада [стен], коли столь скоро дал ты подчинить себя тем, кто никогда тебя не знал и не ведал! Воистину, не было то из-за недостатка твоей крепости, ведь стены и башни имеешь ты вокруг себя, возведенные с великим искусством; твой же замок был выстроен не из сыпучей земли и не из пористого камня (pedra ensossa), что мог быть сокрушен в первом же сражении, но из весьма прекрасных каменных блоков (cantaria), скрепленных весьма крепким цементным раствором, и с башнями весьма частыми и прямыми, вместе со всеми прочими работами, для полезной твердыни потребными. Твое же расположение было до того пригодным для большого города, что не было подобного ему от устья пролива до порта Яффского, каковой есть крайний на Средиземном море (postumeiro do Mar Medioterrano).

— И поистине, — говорили они, — не можем мы напрямую утверждать что твоя добротность сокрушила тебя, [но] теперь [во всяком случае] настал конец зависти, что питали к нам наши соседи. Горе нам — что за пользу принесут нам на старости лет скитания по чужим землям? Лучше бы уж было нам дождаться своего конца в сей земле, нас вскормившей. И какой ответ дадим мы тем, кто спросит нас, как потеряли мы свой город, нежели тот, что мы покинули его как подлые граждане? Долгий срок, что тратит все вещи и воспоминания о них, не сможет устранить от знания людского память о подобном деянии, что вовек будет жить в нашем позоре.

Не имели подобного занятия другие мавры, что подошли близко к городу, но все их желание состояло в том, чтобы отбросить христиан так далеко (mais alongados) от города, как им удастся, как мы уже сказали; и посему они приблизились настолько, насколько вполне могли оставаться в безопасности от арбалетчиков (bestaria), пребывавших на стенах.