— Поговорим, — сказали они, — с Королем, нашим сеньором и отцом, и скажем ему, чтоб он приказал [провести в жизнь] некое дело, в коем мы смогли бы явить доказательства нашей чести (em que possamos fazer de nossas honras), [и] где он смог бы сделать нас рыцарями, как то подобает величию его положения и превосходству нашей крови. Ибо коли скоро мир с Кастилией подписан, а со стороны Грады [Гранады] у нас нет верной надежды, то со всем этим в настоящий момент (nao ha hi pelo presente) нет ничего подходящего, в чем мы могли бы получить рыцарское положение, коли только не начать поиски заново. Ибо чрез тот способ (ca pela maneira), коим его милость [Король] имеет желание то содеять, все есть вещь малой ценности для величия подобного дела — ведь сколь бы ни были велики празднества, никогда имя их не будет иметь большой ценности для подобного случая, ибо для подобных [нам] людей степень своего рыцарства только и следует получать, что в великих деяниях [телесной] крепости, с великими трудами и опасностями и при виде крови своих врагов, разлитой пред их ногами. Сыновья же мещан и купцов, чья честь не может быть простерта далее подобного положения, ss. [scilicet, «а именно»], посвящения в рыцари, — для сих то дело подходящее (cousa convinhavel), коли будут устроены празднества и игры, ибо вся сила их чести лежит в славе их расходов.

Граф же Барселуш был старше их всех; какового, хоть и недоставало ему знатности рода со стороны матери, сотворил Бог столь добродетельным и с сердцем такого величия, что во всех вопросах чести скрадывал он низость материнской крови. И, вместе с тем, обладал он весьма великим благоразумием, какового вследствие имел в королевстве большой вес в [плане] совета — тем более что на протяжении долгого времени он уже пребывал вне сих королевств и бывал в домах великих князей и сеньоров, где ему оказывали великий почет, как по причине того, чьим сыном он являлся, так и из-за величия его должности (grandeza do seu corregimento), ибо, помимо того, что должности его (seus corregimentos) [110] были велики и славны, он вез с собою многих сеньоров и вельмож вместе со многими другими фидалгу сего королевства, кои всегда были ему весьма добрым сопровождением; и столь далеко было его путешествие, что он достиг Святого Дома Иерусалимского [111]. В сем путешествии, что он таким образом свершил, он [многому] научился и узнал много вещей, что повидал в тех чужих краях, каковых вследствие полезный его совет имел гораздо более веса. Так что, в силу всех сих вещей, хоть Инфанты и были столь осторожны и сдержанны, они все же возымели великую смелость для того, чтобы говорить со своим отцом, когда увидели, что граф столь великим образом восхваляет доброе их намерение.

Еще не были те доводы изложены до конца в полном виде, как вдруг туда явился Жуан Афонсу, управляющий Короля (vedor da fazenda de el-Rei) [112]; каковой, хоть и не имел определенно уверенности насчет намерения [Инфантов] (determinadamente nao houvesse certidao de proposito), на основании догадок о том, что узрел, понял, что дело, о коем говорили те сеньоры, было весьма серьезно. Ибо в подобных делах [естественным образом] отделяются люди благоразумные от прочих, разумения недалекого (de grosso engenho), каковые [благоразумные], сколь бы ни были малы приметы того, что происходит и делается, большею частью [верно] истолковывают то, что у другого на душе. И посему Жуан Афонсу, чья ясность разумения была основною причиною его возвышения, найдя вот так Инфантов, пожелал узнать конечную цель их намерения, ибо свойство [того] предмета (qualidade de sostancia) показалось ему силы такой, что произойти от нее могло лишь деяние великое и весомое (pesado). И, как милости, он попросил у них, дабы они пожелали поведать ему об основании своего намерения.

И, хоть Инфанты и желали скрыть самый мотив своего рассуждения (razoado), но, зная, что был он человеком здравомыслящим и добрым и имел большой авторитет в королевстве вследствие великого доверия, что Король, их отец, к нему питал, в конце концов поведали ему, явным образом, о своем намерении.

— Ваши помыслы, — сказал он, — в достаточной мере велики и добры, и, коли скоро вы возымели такое желание, я могу указать вам одну вещь, в коей вы могли бы исполнить то образом добрым и почетным. И сия есть город Сеута, что в земле Африканской, каковой есть город весьма выдающийся и весьма годный для взятия; и сие мне ведомо, главным образом, чрез одного моего слугу, коего я послал туда освободить некоторых пленников, о чем имел поручение. Он поведал мне, что то есть весьма великий и богатый город, и весьма прекрасный, и как со всех сторон его окружает море, не считая лишь одной весьма малой части, чрез кою имеется выход к суше. И, сообразно великому желанию вашего отца и вашему [собственному], я не усматриваю в настоящее время дела, в коем более почетным образом смогли бы потрудиться вы ради вашей чести, нежели в захвате (filhamento) того города. И посему мне представляется, что добрым советом для вас будет говорить о сем с Королем и просить его, дабы он направил [сие предприятие], как то делается. Ибо сия вещь есть та, что следует принять здесь во внимание, а не празднества и званые обеды с едой и питьем, в коих нет ничего, кроме расходов на яства да занятия времени, память же о них оставляет по себе немного хвалы.

— Ну если так, — сказали [на это] они [Инфанты], — то почему бы вам сначала не поговорить о том с Королем, поведав ему обо всем в мелочах, дабы посмотреть, что он ответит относительно сего?

— [Именно] так я с ним и говорил, — сказал Жуан Афонсу, — и мне не представляется, что он ответил мне так, как я того желал, но напротив, не обратил внимания на дело, как если бы отнесся к нему шутя (como quem o tinha em jogo). А чтобы то вышло лучше, ступайте к нему вы — так, как вы есть, все четверо, — и поговорите с ним о деле, сказав ему все, что сочтете [наиболее подходящим] относительно сего. И может выйти так, что вас он уразумеет лучше, чем уразумел меня.

Инфанты сказали, что то было весьма добро. После чего (desi) отправились — тем же образом, все вчетвером, — [туда,] где пребывал их отец, и начали говорить ему обо всем, что вышло у них в тех палатах, сказав, что хоть и было у него желание устроить таким образом те празднества с великими расходами, но почесть, что от того произойдет, всегда будет малою в отношении дела [посвящения сыновей в рыцари], что он желал содеять на них [празднествах]; каковое дело оказалось бы впоследствии хорошо для какого-нибудь иного князя, чье имя и слава имели бы ценность меньшую, но для него, что столько и столь великих дел имел завершенными, то была вещь не такая, чтобы почитать ее чем-то крайне значимым (em grande extremo); [и так они] высказали (rezoando) относительно того [предмета] сей и многие иные доводы каждый, сообразно тому, как лучше мог их уразуметь.

Однако Король, чье сердце не склонялось столь легко, начал смеяться им в лицо (comecou de se rir contra eles), показывая, что принимал их слова в шутку, как он прежде поступил с Жуаном Афонсу. И сие есть истинное сердце великодушного, каковое, сколь бы ни было велико дело, не склоняется (nao se derriba) сразу, по первому порыву, к тому, чтобы принять какую-либо пользу или потерю, что относительно сего может быть ему явлена; но будет введено в такую твердость, что позволит ему свободно оценить любые превратности (azos) или помехи, кои от сего дела могут для него воспоследовать; и [обладатель его] так и отвечает — с небрежением (passamente), как тот, кто не питает к величию [данного] дела уважения такого, чтобы оно могло его ошеломить.