— Вторая же вещь, что требуется от советника, это обладание мудростью, поскольку без нее он не смог бы советовать верным образом. Ибо, хоть бы он и делал то из доброй воли, но коли ему недостает знания, он не сможет принести много пользы тому, кому требуется его совет, поскольку добрая воля без дела не есть вещь совершенная. И посему говорит Соломон, что советником надлежит делать одного из тысячи, что следует понимать главным образом так, что [такой человек] по здравом суждении должен быть мудрецом. Каким же образом сию мудрость надлежит понимать и в каких делах [применять] — о том мне было бы излишне излагать вам пространно, поскольку я вполне уверен, что в сем деле нет в вас недостатка понимания того, о чем я вам объявляю.

— Третья же вещь, кою потребно [видеть] в советнике, — это великая скрытность (grande segredo), поскольку нарушение [тайны] совета (rompimento do conselho) влечет за собой расстройство всего дела. И вы знаете, как во времена Римлян (Romгos), с добром и пользою распоряжавшихся величием той империи, одною из вещей, за кои писатели их столь прославляли их деяния, как раз и было то великое усердие, с коим они хранили тайну (puridade) своих советов.

— И так как я вполне уверен, что в вас присутствуют все сии вещи и что мне принадлежат ваше расположение (natureza) и авторитет — и тому поверить и то утверждать заставляет меня также моя добрая воля, — и поскольку обыкновенно в вас, здесь присутствующих, пребывает вся сила совета, что принадлежит здравию моей души и некоторой части [здравия], принадлежащего телу, я прошу вас и наказываю вам, дабы вы соблаговолили рассмотреть и обдумать со всем вашим усердием все то, что я намереваюсь сейчас вам представить.

— Дело же обстоит так, что, хоть я и потрудился столько, дабы подписать мирный договор с королевством Кастильским, как все вы знаете, но Бог ведает, что в основном то было ради службы Ему; и сколь бы ни была велика победа, что против них [Кастильцев] я одерживал, никогда не мог я своею волей обрести [от того] никакой внутренней радости — лишь в той мере, в какой это касалось [того обстоятельства], что они желали (somente quanto era que pois eles queriam), вопреки праву и рассудку, присвоить (apremar) достояние моих соотечественников. И только потому, что удел мой (meu senhorio) не подлежал подчинению, [то] было мне в радость, поскольку Бог великою милостью Своею пожелал дать мне силу и помощь, дабы я смог противостоять злому их намерению, что имели они супротив меня и моих королевств. Но Бог воистину мудр, [равно как] и Госпожа Моя, Дева Мария, у коей много раз просил я помощи (juda) в своих молитвах — ибо я всегда молил и просил Ее, дабы ни чрез меня, ни чрез посредство мое (por meu azo) никогда ни одному племени христиан не было бы причинено никакого зла, ни ущерба, но, чрез любовь Ее, [чтобы получили они] все покровительство и помощь; и при том я всегда желал узреть какую-либо возможность, чрез кою смог бы нанести урон (empecer) — хоть бы и было то [сопряжено] для меня с великим трудом и опасностью, — врагам Святой Его Веры. И что таково есть мое желание и воля, тому верным свидетельством ходатайство, коему я, относительно сего, дал ход пред Инфантом Доном Фернанду [Фернандо], что ныне есть защитник королевства Кастильского, чрез чей ответ ощутил я, что мое желание не могло исполниться согласно моему ходатайству.

— И поскольку я не предчувствовал (nao sentia) ничего, что в настоящий момент могло бы нарушить мой покой так, как мне было желательно (pudesse torvar tal que quisesse meu estado), я не видел, что еще мог бы сделать (nao senti al), кроме как просить у Бога, чтобы моя добрая воля получила [для исполнения] какой-либо подвиг, ибо за мною не станет дело свершить его. С другой стороны, я принимал во внимание возраст моих сыновей, и так как Бог милостью Своею пожелал содеять их такими, что по великой справедливости должны будут получить они звание рыцарства, то последнее должно было быть хоть сколько-нибудь почетно; но коли уж иным образом того нельзя было сделать, то я желал, чтобы то состоялось в сем городе, с весьма великими празднествами, дабы по крайней мере размах их дал повод к тому, чтобы в чужих краях прозвучала слава сего деяния.

— Однако они, обсудив то между собою, почли, что подобный образ действий — каков бы ни был их размах — был неприемлем, ибо в отношении такого дела этого было бы мало; и они изложили мне относительно сего многие и справедливые причины, по коим я должен был бы искать иное дело, в коем сделал бы их рыцарями; [в отношении] каковых [причин], хоть и показавшихся мне справедливыми и разумными (razoadas), я не мог, однако, ничего поделать, ибо повод для подобных дел не находится столь легко. И когда я пребывал в сем [размышлении], со мною заговорил Жуан Афонсу относительно города Сеута — сколь был тот велик, и благороден, и годен для взятия. Каковую вещь, как представляется, он узнал чрез уведомление от одного своего человека, коего он послал туда освободить некоторых пленников. Однако я, на тот момент, свел дело к шутке, поскольку то была вещь, о коей я тогда и не помышлял — ни много, ни мало. Однако Инфанты и граф Барселуш, мои сыновья, с коими говорил оный Жуан Афонсу, обдумали то лучше, и говорили со мной уже два раза, представив мне много причин, по коим я должен был бы решиться на сие дело. Относительно какового дела я не пожелал дать им никакого ответа до того, как узнаю вначале, будет ли проведение в жизнь сего службою Богу.

Ибо говорю вам поистине, что даже вознамерься я забрать (cobrar) для себя весь мир, но ощутил бы, что в какой-либо части то не есть служба Богу, — не почел бы того за победу и не содеял бы никоим образом. Посему, дабы я мог узнать наверняка, есть ли то служба Ему или нет, я и приказал собрать вас здесь таким образом, поскольку чувствую — вследствие великого знания, что имеете вы о о законе Нашего Господа Бога, — что вы сможете добрым образом меня в том наставить. Каковую вещь я наказываю и повелеваю, дабы со всем усердием вы соблаговолили бы глубоко изучить (escoldrinhar) как по вашим добрым книгам и святым писаниям, так и с высоты вашего разумения, и дать мне на то ответ так быстро, как только сможете.

Духовники, на коих главным образом и лежало поручение сего, отнеслись к тому делу с немалым радением — как по необходимости, что так понуждала их следовать приказаниям Короля, так и потому, что суть (sustancia) дела была столь веской, что ни один человек здравого разумения не должен был отнестись к нему с небрежением. И посему они тотчас отправились по своим монастырям и с великим тщанием распределили (proveram) свои штудирования таки образом, что не осталось у них ничего, что бы еще просмотреть из тех текстов и глосс Священного Писания, в коих святые доктора вывели подобные заключения [сообразные вопросу, поставленному Королем].

Однако, хотя (pero que) тщание их в прояснении (escoldrinhamento) сего сомнения и было достаточно великим, с гораздо большим рвением и желанием важность того поручения восприняли (filharam) Инфанты. Ибо помыслы их никогда не могли быть ни свободны, ни отделены от мысленного представления (imaginacao) о том [деянии], и они столько размышляли над ним (tanto corriam por ela) в дальнейшем, что проходили чрез все сомнения, и начинали, и продолжали деяние таким образом, что забывали о точке, в коей находились, и зрели себя посреди того города окруженными маврами, радующимися пролитию их крови. И столько сладости ощущали они в таких мысленных представлениях, что тяжко им было, когда возникало что-нибудь, из-за чего они [вынужденно] расставались с ними.

И поскольку естественным образом дела, коими воображение человека занято днем, предстают пред ним после того, как сон занимает его чувства, так же и те сеньоры, вследствие великого удовольствия, с коим они принимали те заботы, улегшись в свои постели (depois de jazerem em suas camas), большую часть ночи не могли быть свободны от [воображаемого] подобия тех вещей. И один раз казалось им, что они зрят великое множество кораблей, груженных вооруженными людьми; другой раз зрели башни города, украшенные (apendoadas) их [собственными] знаменами; другой раз им казалось, что они находятся посреди полчища мавров и столь [упорно] продолжают сражение, что силою оттесняют их от себя. И не менее натруженными обнаруживали они свои тела, каковые, по пробуждении, ощущали [еще] некоторую [долю] той усталости — столь велик был труд, в коем желание [заставляло] совершаться те вещи.