— Не знаю я, — ответил Король, — что за причина есть у мавров питать подобное подозрение, да и у моих уроженцев также, при столь малом достоверном знании моей воли, поскольку хоть я и приказываю таким образом приготовить мои войска, дабы послать моих сыновей ради службы мне, истинное намерение сего весьма далеко от их знания. И я не вижу, какую причину мог бы иметь, что показалась бы обоснованною, дабы дать подобную поруку. Посему вы скажите ему, что я не имею в виду вводить в отношении как него, так и кого-либо еще, подобное новшество (emnovacao), ибо я никогда не поступал так во все мои дни. И поскольку таково заключение моего намерения, вы можете отправляться в весьма добрый час, когда вам будет угодно.

Мавры ощутили, что чрез такой ответ не получали никакой поруки; [и тогда они] говорили с Королевой, дабы узреть, смогут ли повести дело иным образом, ибо такое наставление (avisamento) имели от Короля Граадского; каковое состояло в том, что богатая вольноотпущенница (rica forra) [225], что была главною из жен того мавританского короля, посылала сказать Королеве Доне Филипе, что Король [Граадский], ее сеньор и супруг, направил своих послов в сие королевство испросить некоторые вещи у Короля [Португальского], и ей было бы весьма приятно, чтобы те были добро улажены. И поскольку она знала, сколь подвигают сердца мужей добрые просьбы жен, когда они испрашивают у них некоторые вещи, насчет коих питают желание, то просит у нее, в знак внимания к ней (por contemplacao sua), дабы ей оказалось угодно взять на себя поручение испросить у Короля ответ [относительно] того деяния, вложив в то все свое доброе желание, таким образом, чтобы воля Короля Граадского, ее сеньора и супруга, была бы приведена к тому концу, коего он желал. И что, поскольку та [Королева Дона Филипа] имела дочь на выданье, то в скором времени могла бы узреть благодарность за свою добрую волю, ибо она [богатая вольноотпущенница] удостоверяла ей, что пришлет для нее [дочери Королевы] лучшее и самое богатое приданое, какое никогда не давалось ни одной принцессе, ни мавританской, ни христианской.

Кем, однако, должен был оказаться тот, кто подвигнул бы Королеву на то, чтобы говорить в таком духе, — ибо Королева была женщиною, весьма преданной Богу и, сообразно делам своим, весьма дурно воспринимала поручение от всякого неверного с тем чтобы добиться для него какой-либо милости; тем более, что она к тому же была и уроженкой Англии, коей народ среди всех народов мира по природе не любит никого из неверных.

— Мне неведома, — ответила она, — манера, коей ваши рексы держатся со своими женами, но среди христиан нехорошим почитается ни для какой королевы, ни для всякой иной великой государыни вмешиваться в дела своего мужа иначе, кроме как в тех случаях, для каких они вершат свои советы, на коих решают свои дела согласно тому, как разумеют, а жены их чем они лучше, тем с большим усердием оберегают себя от желания узнать то, что их не касается, ибо доподлинно ведают, что их мужья вместе со своими советниками имеют большую заботу о том, что относится к чести их положения, нежели сами они [жены] то могут узнать. Правда то, что подобным образом они ограждены не настолько, чтобы у них не осталось власти испросить им угодное, но просьбы сии таковы, что их мужья не имеют причин отказывать им в них; и те из жен, что делают противное, не почитаются за воспитанных и скромных.

— Посему вы скажите королеве, вашей сеньоре, что я благодарю ее за добрую ее волю, но что она может поступать со своим приданым, как ей будет угодно; ибо, по милости Божьей, дочери моей не будет недоставать приданого на ее свадьбу. Вы же испросите ваше дело у Короля, моего сеньора, ибо он таков, что, коли вы испросите у него то, что есть справедливо, он сделает то для вас с весьма доброю волей.

Мавры ощутили, что не возымели доброго послания от Королевы, [и тогда] попробовали испытать Инфанта Дуарти, дабы узреть, смогут ли великими своими посулами склонить его на свою сторону (sua devacao); и отправились к нему и сказали, что Король Граадский, их сеньор, был человеком, весьма желавшим иметь дружбу с его отцом и, соответственно, с ним самим и со всем Португальским домом, и дабы ему [Инфанту Дуарти] поверить, что воля его [Короля Граадского] была именно такова, он мог бы хорошо узнать [о том] от всех купцов и любых иных уроженцев сего королевства [Португальского] — с какою лаской и благосклонностью обращались с ними [в королевстве Граадском], дозволяя им ввозить свои товары и торговать с его уроженцами, так, как если бы они были подданными какого-нибудь мавританского короля, с коим он [Король Граадский] имел весьма близкое кровное родство.

— По каковой причине, сеньор, — сказали они, — [Король Граадский, наш сеньор,] послал нас к оному вашему отцу со своим посольством, о каковом, полагаем, ваша милость уже имеет некоторые сведения. Посему, сеньор, поскольку Король Граадский, наш сеньор, весьма желает обрести ту поруку, коей мы испрашиваем, он велит сказать вам, что, так как ему известно, что Королю, вашему отцу, предстоит потрудиться в сем деянии главным образом по вашему совету, то он просит вас, чтобы, в знак внимания к нему, вам оказалось бы угодно взять на себя поручение по оному ходатайству, таким образом чтобы, вследствие доброй воли, кою вы в сие вложите, оно могло бы прийти к желанному для него концу. И дабы вы не почитали труд ваш за дурно потраченный, он обещает вам как король, каковой он есть, оказать вам такую услугу, что во всех частях света будет поименована великою, в обеспечение чего вам будет нами дана любая гарантия, кою ваша милость потребует, и даже, коли будет в том надобность, достаточный залог (abastante fianca).

— Государи сей земли — ответил Инфант — не привычны к тому, чтобы продавать свою добрую волю по цене денег, ибо, поступая подобным образом, имели бы больше оснований зваться торгашами, нежели сеньорами или государями. Однако обещания ваши простительны относительно подобного случая; ибо не только лишь сей подарок, что Король, как он говорит, послал мне, но даже все его королевство — если бы он дал мне поруку в том, что отдаст его мне подобным образом, — я не принял бы от него, и равно не смог бы обратиться к Королю, моему сеньору и отцу, с ходатайством таким, что не было бы справедливым и обоснованным. Король же Граадский, ваш сеньор, не должен предпринимать подобных ухищрений (cуcegas), не имея для того причины более справедливой.

И таким образом возвратились мавры [в свое королевство], мало довольные таким ответом.

Кажется мне, что настало уже для меня время оставить сии вещи и поговорить об иных, в большей мере относящихся к подготовке флота. Однако прежде я скажу немного о доброй воле, кою все имели к тому, чтобы послужить Королю в том деянии, поскольку каждый ощущал такую радость в своих приготовлениях, как если бы определенно ведал, что безо всякой опасности предстояло ему одержать победу; и никакой помехи не составляло для них сомнение, что имелось у них относительно точного места [цели похода], ибо [все еще] не ведали, куда предстояло им направиться.

И поделились тогда жители королевства на две части, поскольку имелись там одни, что служили Королю во всех его трудах, и обыкновенно были более или менее одного возраста, другие же были сыновьями сих, каковые имели в себе весьма великое желание достичь таких же заслуг, как их отцы. Ибо так же, как сыновья худородных (galgos) как правило следуют природе своих отцов, так же сыновья добрых [знатных] людей (bons homens) обыкновенно приходят к тому ремеслу, коим занимались их отцы, чрез то добившиеся заслуг (por que mereceram). Я не говорю о некоторых, что чрез свое многообразное созвездие [противоречивое влияние своего гороскопа] (por sua desvairada constelacao) теряют свою пригодность (bondade); ибо так же есть и иные, что по своему рождению не обязаны следовать [путем] доблести, и Бог оказывает им такую милость, что они приходят к ней и следуют ей, чрез что обретают затем почесть, — [и все сие я не беру в расчет,] ибо во всех вещах в качестве целого берется наибольшая часть.