И когда он говорил с теми капитанами, все прочие [люди] с кораблей выходили на борт, дабы послушать его слова, и не меньшее усилие прикладывали к тому, чтобы услышать их, нежели когда б ведали наверняка, что Бог посылал им ангела небесного, дабы их произнести.

— Все, — сказал он [Король], обращаясь к капитанам своего флота, — держитесь указания того, чтобы никто из вас не выходил на сушу [прежде], нежели узрите, что мой сын Инфант Дон Энрики занял берег, с той стороны, где он пребывает, держа, однако же, все ваши шлюпки приготовленными таким образом, чтобы с малою задержкой вы могли бы оказаться в том месте, где окажется Инфант.

И прибыв на галеру Инфанта Дона Энрики, он начал улыбаться и спросил, в какой точке находились его приготовления.

— В той, в какой вы зрите, сеньор, — ответил тот, — все стоит снаряженным и все ваши [люди] на местах (? — acerca dele) на борту своей галеры; и так же пребывают все прочие в сем флоте, что вы сюда направили.

— Вот видишь, — сказал Король, — не сказал ли я тебе, что еще до рассвета мой сын должен быть полностью готов, ибо в такое время как это он не замедлит утратить сон на протяжении всей ночи, не показывая своим видом, что это стоит ему труда. Так что, сын мой, — сказал он, обращаясь к Инфанту, — с благословением Божьим и моим, когда настанет час, ты уже знаешь, что тебе надлежит делать.

Как только тот благородный принц, обладатель стольких добродетелей, Инфант Дуарти, узрел своего отца вне галеры — ибо оба находились на одной в тот день, — то приказал принести свое оружие с намерением быть вместе с первыми в совершении того деяния; и, начав вооружаться, случилось ему получить малую рану в одну из рук.

— Воистину, сеньор, — сказали те, кто там находился, — недурно было бы вам избегнуть вашего выхода на сушу на этот день, ибо пролития сей крови стоит весьма опасаться, ведь то есть сигналы, что порой оборачиваются добром, если человек пожелает охранить себя чрез их предупреждение; так, говорят, поступил один римский консул, когда, будучи готов сражаться с Ганнибалом около города Таранто, чрез лицезрение подобного рода сигнала он избегнул своего выступления в тот день, вследствие чего спас жизнь свою и всего своего войска.

И Инфант, услыхав те суждения, начал смеяться им в лицо, говоря, что весьма дурно сумели они разгадать истинное значение того знака.

— Поскольку сие хочет сказать, — сказал он, — не что иное, как то, что, подобно тому, как на сей моей руке изначально выступила кровь, так я сегодня же пущу ею, с милостью Божьей, столько крови из тел неверных, до тех пор пока не узрю их выходящими пред собою вон из своего города благодаря силе своей руки.

И в самом деле, усилие оного принца [в тот день] было велико; и хотя он и сказал те слова в шутку, верно было то, что меч его в тот день был много раз омыт в крови, ибо тому, кого он поражал пред собою первым ударом, уже не требовалось дожидаться второго; а были и такие, что встречали там свой смертный час.

И поскольку все те [люди] Инфанта ощущали великую радость, что у него имелась, в то время как надевали на него оружие, то беседовали, затрагивая многие вещи касательно своих развлечений, говоря о том, к чему мужи юные более всего склоняют свою волю, ss. [scilicet, «а именно»], о благосклонности своих подруг.

— А вы, сеньор, — сказал Фернанду Афонсу ди Карвалью, что был пажом Инфанта, — должны свершить какую-нибудь вещь по превосходству ради любви вашей дамы!

— Кабы ты напомнил мне, кто она, — ответил Инфант, — в такое время, дабы я имел возможность свершить ради ее любви вещь столь выдающуюся, чрез кою смог бы обрести ее милость.

Хорошо выказал Инфант, говорит автор, чрез те суждения, что мало было ему дела до дам, ибо если б он поистине был [пылким любовником], не нужно было б ему иного напоминания, нежели то смертельное смятение, что любовники добросовестные силою причинности носят запечатленным в своей груди.

Разумно будет, чтобы мы сказали немного о манере, коей держался Сала бен Сала после того, как сполна узрел намерение Короля. Каковой [Сала бен Сала], надлежит вам знать, был мужем некоего [почтенного] возраста, из линии Маринов (linhagem dos Marins) [346], каковая среди всех прочих родов, что есть в Африке, почитается за наилучшую, и, дабы еще более приумножить его знатность, был он [назначен] сеньором того города и многих иных добрых мест на побережье того моря.

И хорошо должно быть понятно вам, каков был его помысел, когда узрел он новизну такого соседства, каковое оказалось пред вратами его города. И поскольку чем более люди благоразумны, тем более сомнений находят они в вещах великих и опасных, то посему учитывал Сада бен Сала, что Король Дон Жуан был князем великого могущества, ибо хотя и прибыл он из-за моря, не столь малы были деяния Короля, да и сам он [Сала бен Сала] не был столь неосведомленным, чтобы не ведать весьма добро обо всем [свершенном тем Королем].

И он принимал во внимание, как со столь малым войском не отказал он [Король Дон Жуан] в битве Королю Кастильскому, видя его подле себя со столь великою мощью, и победил его, и разгромил, и затем чрез свои войска имел с уроженцами того королевства столь великие столкновения, как всем было ведомо, из коих всегда выходил победителем; и то, что он начал таким образом то деяние [взятие Сеуты] со столь великою осмотрительностью (sajeza), что оно так и не смогло быть разгадано до тех пор, пока флот не появился под стенами его [Сала бен Сала] города, где он зрел его [Короля] в сопровождении четверых сыновей, мужей благородных и великого мужества, и со столь великою мощью войск, и с подобною величиною флота.

«Так что, — говорил он про себя, — когда уже успею получить я помощь и подкрепление, чтобы противостоять подобным силам? Король с утра начнет со мной сражение, у меня же нет еще четырех камней в стене, относительно коих необходимо, чтобы они имелись для закругления подобной осады. Когда же успею я дать знать Королю Фезскому (el-Rei de Fez) [347], или когда будет у него время послать оповестить свои войска и срок, чтобы подготовиться прежде, нежели стены Сеуты не будут разобраны камень за камнем?» В сих раздумьях весьма сомневался он насчет какого бы то ни было доброго случая. «О Боже, — говорил он [про себя], — какой из грехов моих оказался столь велик, что привел меня к столь злому жребию близ моей старости?»

И когда пребывал он вот так в сих печальных заботах, явилась к нему большая компания тех молодых мавров, что собрались для защиты города; и поскольку они нашли его таким раздумчивым, то принялись порицать его, говоря, что позором было для подобного человека являть столь малое присутствие духа в отсутствие обоснованной опасности (perigo arrezoado).

— Что там еще, кроме того лишь, — говорили они, — что на нас идут христиане? Каковых числом не есть столько, чтобы мы весьма добрым образом не смогли бы сразиться с ними. Да и что мы знаем о том, не имеет ли часом целью приход их величайшую для нас почесть и приумножение нашей пользы? Ибо может быть так, что сей прекрасный флот (fremosura de frota), что они собрали, дабы осадить нас, еще останется в наших гаванях (taracenas), а их золотая и серебряная посуда останется для свадеб наших детей, а убранство их часовен мы поместим в наши мечети как свидетельство нашей победы.

— Сейчас, — сказали они, — их флот разделился на две части, и мы думаем, что их намерение есть то, чтобы сегодня же высадиться на сушу, и коли так оно и есть, мы пойдем на них на берегу, и прежде, чем они выйдут из шлюпок, мы учиним среди них весьма великое избиение, ибо большинство, и самых лучших, идут, все покрывшись железом, по каковой причине продвижение их не может быть без великого усилия и труда, мы же, разоблаченные и легкие, приблизимся к ним когда захотим. И как только мы опрокинем их на землю, то лишь с запозданием либо же великою удачей смогут они затем подняться; да и какой способ подняться может быть у тех, что тяжелы будут немногим менее, нежели большие скалы? И в то время как одни из нас помешают тем, кто пожелает высадиться со щлюпок, другие тем временем озаботятся тем, чтобы отыскать место и манеру для достижения соединений в том железе (para haver as carraduras daquele ferro), чрез кои они заберут жизни тех, кто первыми высадится на сушу.