И поистине Испания должна была весьма сожалеть о смерти такого государя, ибо был он человеком великих добродетелей, каковые направляли его к великим деяниям. И остался он Инфантом весьма могущественным и весьма любимым всем народом Кастильским[390], когда Короля Дона Энрики, его брата, не стало в сем мире (faleceu deste mundo), так что мог бы назваться королем, кабы пожелал, поскольку племянник его на то время пребывал в возрасте не более двух лет; каковую вещь он не пожелал свершать — хоть и много его том просили, — говоря, что Бог никогда не желал, чтобы он свершал вещь, чрез кою имя его могло заслужить какое-либо порицание. И так посадил [будущий] Король [Дон Фернанду] своего племянника на королевский престол, и повелел принять его как короля во всем его королевстве, и затем правил им [королевством] с королевой, его матерью, с немалою пользой, к великому удовлетворению всех в королевстве. И он осадил Антекейру (Antequeira), и захватил ее у мавров (a filhou aos mouros) [391], и много ущерба причинил в тех королевствах Граадских в то время, пока [власть] его длилась в Кастилии (enquanto durou em Castela); и позже получил он королевство Арагонское, как мы уже говорили. И кабы смерть не поторопилась его забрать, не были бы дни его потрачены на дело иное, нежели война с неверными, каковое намерение, следует думать, должно было стать весьма великою частью его заслуг в мире ином, ибо добрая воля там, где не хватает возможности, во многих местах принимается как дело.

Четыре королевских короны остались в Испании, выйдя из первого ее колена [392], и один магистр Сантьягу [393], сеньор земель Инфантаду [394], со многими и добрыми крепостями в Кастилии, и другой сын, герцог Гандия [395], со многими иными местами в Кастилии и Арагоне. Однако поскольку дела того королевства во многих местах переплетаются с нашими [португальскими], мы в дальнейшем будем говорить более пространно обо всех сих вещах.

Во всех исторических книгах (livros historiais) авторы всегда имели обыкновение подводить итог (ementar) числу как погибших, так и пленных, однако сие, как мы разумеем, не может быть содеяно во всех без исключения случаях, поскольку победители в такое время всегда имеют более заботы о том, чтобы захватить у врагов добычу, нежели о том, чтобы перечесть поименно тех, что лежат мертвыми в поле.

Весьма вероятно, что сие может быть содеяно чрез военачальников побежденных, каковые по книгам своих войсковых переписей (alardos) во многих случаях желают получить знание о своих потерях, либо же когда погибших так мало, что победители могут их легко перечесть; каковое число мы в сем деянии так никогда и не сможем узнать, поскольку были одни, что сказали, будто убитых было пять тысяч, другие же, излагавшие более обстоятельно, сказали, что десять тысяч, другие же исчислили количество в две тысячи; и до того [все] они ошибались в своих подсчетах, что мы не желаем определенным образом приводить ни один из них, оставляя сие на суд тех, кто проявит сдержанность, приняв во внимание, что коли уж деяние проходило таким образом[, как было описано], какой конец должны были положить врагам те, что вели свой бой в неравных условиях (por desigual comparacao) [с преимуществом] по двум причинам. Первая — поскольку христиане были все вооружены, каждый в большей или меньшей степени, сообразно своему положению, вторая же — победа, обретенная нашими, ибо природа допускает, чтобы тела, подвергшиеся злосчастию, с большею легкостью следовали страхам, нежели те, кому фортуна являет противоположный свой лик (contrairo sembrante). И чем более слабости ощущали победители в побежденных, тем более урона учиняли среди них, по каковой причине было содеяно в тот день великое избиение, коего [жертвы] были разбросаны по всем улицам города, ибо хотя некоторых и убивали в домах — как они и в самом деле убивали, в особенности женщин и малых детей, — но когда время близилось к ночи, каждый, находя их [трупы] так, как они лежали в [найденном им для себя] пристанище, хоть дом и принадлежал тем [убитым] при жизни, весьма быстро (mui asinha) выбрасывал их вон из него, не довольствуясь тем, чтобы принять их на ту ночь в свое общество. Однако с великою радостью давали приют [выжившим] маврам — одним из-за надежды, что имелась у них на прибыль, что должны были получить они как выкуп за тех, другим из-за службы, кою они от тех [мавров] ожидали.

И так все улицы пребывали усеяны (jaziam acompanhadas) теми мертвецами, каждый в том положении (jazeda), в коем оставил его крайний его жребий, не считая тех, чьи одежды вызвали алчбу христиан, вследствие чего они срывали ее с них; и основные места, где таким образом лежали сии груды тел (mortalha), были вдоль тех улиц близ замка, где оказался Инфант Дон Энрики с теми своими [людьми], как мы уже сказали.

О, как же у нас, прочих, содрогается плоть, когда случайным образом зрим мы какого-нибудь мертвого человека пред своими очами, и стоим мы над ним, теряя присутствие духа (esmorecendo), дивясь искажению его облика (desvairo de sua comtenenca), и приходят к нам терзания жалости, хотя бы при жизни его мы и питали к нему ненависть.

Что же вы, прочие, там ходившие, — говорит автор, — почему не пресыщались тем, чтобы зреть подобие тех, что силою ваших ударов теряли жизнь[, не добивая их]? Каковые [раненые], простертые на земле, не могли быть узнаны прямым образом, и столь были измучены ранами, что [подолгу] не было никакого выхода душам их для того, чтобы покинуть плоть, и столь поспешно [затем] покидал их дух, что оставлял лица их столь обезображенными, что воистину казались они подобием ангелов преисподней, чье дикое и жестокое общество в скором времени надлежало им изведать.

Не думайте, что всем одинаково смерть придавала один и тот же вид позы (jeito da jazeda); ибо одни пребывали с распростертыми телами, и стиснутыми руками, и сжатыми зубами, другие лежали харями (focinhos) в землю, плавая (emburilhados) в собственной своей крови; иные — с телами повисшими (embuizados), зажав в кулаках одежду, что была на них, иные лежали до того изрубленными (espedacados), что нельзя было напрямую судить, каково было вначале их [положение при] падении; были там такие, для кого первые удары не были столь яростны, как попрание живыми, когда случалось, что поверх них топтались ногами.

Немногому служили там лживые обещания постыдных наслаждений (torpes deleitacoes), коими развратный тот пророк (velhaco profeta) склонил простой тот народ; ибо князья преисподней послали туда великие сонмища незримых своих отрядов (azes de suas companhas invisiveis), что с весьма великою поспешностью вырывали души тех несчастных и уносили их с великою радостью в тот вечный плен, где вместо ожидаемого сладострастия являли им лики печальные и ужасные, кои на веки вечные обречены они созерцать беспрерывно, и равно все прочие сладости, оплаченные скорбною ценой.

И поскольку луна была новая, в первых градусах Овна (Arias), яркость ее продолжалась до первых часов ночи; и с сим было необходимо, чтобы люди ходили из одних домов в другие навещать своих друзей и изыскивать потребное себе [продовольствие], и сильно раздражались видом тех мертвецов, в особенности потому что многие из тех лежали столь обезображенные [тлением], что в середине дня [полуденную жару] доставляли отвращение (aborrimento); сверх же всего случалось еще, что некоторые из тех не были полностью мертвы и имели свои члены отрубленными, и после того, как боль несколько оставляла их, они пытались подняться, с лицами, покрытыми кровью и пылью, чем намного более умножали свое безобразие.