И простите мне за то, что я столь отдалился от [своей] истории, ибо сделал то, дабы извиниться за всякую вину, буде кто-нибудь пожелает на меня таковую возложить.

О встрече, кою Инфант Дуарти устроил своему брату, я не сказал ничего, поскольку много раз говорил о великой любви, что была промеж них, и равно потому, что Инфант Дуарти был принцем весьма ласковым и радушным. Однако остается сказать мне о том добром рыцаре Айрише Гонсалвише ди Фигейреду, о чьем великом возрасте я уже говорил [368]; каковой в тот день был постоянно в вооружении, и довелось ему быть с Инфантом после того, как мавры ушли чрез другие, верхние, ворота, где они отбили знамя у Мена Руиша, и всегда выдерживал он [Айриш Гонсалвиш ди Фигейреду] продолжительные бои лучше, нежели кто иной, гораздо меньшего возраста.

И иные из байоннских дворян, проживавших в Порту, нашли Инфанта посреди той улицы, когда он едва начинал следовать по ней в первый раз.

— Не кажется ли вам, сеньор, — сказали они, — что нам сейчас лучше здесь, нежели в присутственных залах (logeas) в Порту, где ваша милость просила нас остаться?

И в той второй атаке, что Инфант предпринял на мавров, когда был таким образом призван от имени своего брата, Вашку Фернандиш ди Атаиди получил известия о том, как его сеньор пребывал в тех трудах, и [сам] потрудился отправиться на его поиски, и когда прибыл на то место, где Инфант пребывал изначально с маврами, что было близ ворот, сбросили враги сверху один камень, каковой был столь велик и с такою силою брошен, что как только он попал по его берету (barreta) [369], Вашку Фернандиш мертвым пал оземь.

И один лишь сей рыцарь был тем, кто своею кровью оплатил все несчастье того деяния, хоть и блажен был он, что в таком месте пришел к концу своей жизни; и одна лишь его душа доставила в мир иной вести о совершенстве той победы. И нет сомнения в том, что смерть его не была бы оплакана гораздо более, случись она иным образом.

Великую радость (desenfadamento) возымели все те сеньоры, что собрались вместе в той мечети, и равно все прочие, говоря о доброй победе, что дал им Бог; и каждый пересказывал бывшие с ним происшествия, каковы они были (quejando fora); однако более всего те эшкудейру, что были с Инфантом, возымели весьма великую славу, поведав о своей доле, ибо нет в мире такой чести, что не была бы тронута сладостью славы, и тем более велика она, когда заслуга ее обретается с трудами величайшими; каковая [заслуга] в отношении их была достаточно великою, ибо было обнаружено, что после того, как они прибыли на то место, где упал Фернан Шаморру, до того, как Инфант отбыл по направлению к мечети, минуло пять часов непрестанного труда; и хотя бы мы в других местах [нашей истории] называли большее или меньшее время, правда есть сия; иное же утверждается в свидетельствах (falamento) тех, кого мы [в соответствующих местах] цитируем (ementamos).

После того, как Вашку Фернандиш умер тем образом, каким сказано, мавры вскоре начали вовсе оставлять (desempachar) тот первый пригород; и когда те сеньоры вот так собрались, они держали свой совет и начали устраивать дела, подобавшие для штурма замка, постановив, что в ту ночь они более не будут предпринимать ничего, лишь приставят к нему [замку] караул до следующего дня, когда они по-настоящему начнут его штурм.

И Инфант Дон Энрики, как только оказался в той мечети, по причине великого труда, чрез каковой прошел, предался на некоторое время отдыху; и все его основное утомление происходило от ран, что имел он на ногах, каковые [раны] причиняли ему некоторое страдание. И когда он лежал таким образом, пришло к нему сообщение от Короля о том, что тот посылал позвать его, каковой [Король] пребывал в другой, отделенной от той мечети, где ныне монастырь Святого Георгия.

И вполне должны вы уразуметь и принять во внимание, каково должно было быть воинство (companha), что находилось с ним [Королем], где бы он ни пребывал в подобное время, — ибо говорят рассудительные (direitos), что свидетельство, даваемое Королем, должно стоить семи [свидетельств]; и сие было сказано потому, что помимо его доблести, по здравом суждении и по праву, кое Король имеет по превосходству над людьми, почли, что Король не мог оставаться без эскорта такого (tao desacompanhado), чтобы по меньшей мере не пребывали с ним шесть тысяч человек, между коими распределили определенные обязанности, согласно тому, что оглашается в их [воинских] книгах.

Так что, коли уж людям должно сопровождать короля по обязанности, верно есть то, что с большим желанием придут они к нему в день радости и ликования, нежели когда дело обстоит противно тому; и не только к нему одному, что над всеми прочими людьми имеет превосходство, но и к любому человеку из народа приходят по доброй воле в день своего ликования, как мы видим то обыкновенно, когда справляются свадьбы, ведь помимо тех, кто на них приглашается, приходят и многие иные. И постольку же подобает более рексам [королям], кои должны радушно принимать людей, являть всегда лица свои радостными, приказывая иногда устраивать празднества в своем доме, когда время требует того; ибо говорит автор о деяниях Короля Дона Жуана [Хуана Первого] Кастильского, что был в битве при Алжубарроте, что одною из вещей, из-за коих он потерял многих фидалгу, когда шел в сие королевство, была в том числе и та, что он был человек, всегда видом своим выказывавший печаль.

Все слова, что произносились там пред Королем, сводились к заключению о славе победы; и одни говорили о высадке на сушу, другие — о том, как Инфант Дуарти тайком сошел с галеры с желанием быть среди первых, иные — о том, как Богу оказалось угодно (prouguera), чтобы вступление в пригород оказалось таким скорым, иные говорили о скрытности приора, на коего прежде они возводили хулу (doestavam), говоря, что он сумел весьма добро устроить все то, что было ему поручено.

— Добро ведал приор то поручение, что имел от меня, — отвечал [на последнее] Король, — я же хорошо знал, когда изначально его послал, что коли он узрит, что город окажется удобен (disposta) и годен к тому, чтобы мне его захватить, то он сможет то [как следует] разведать, — и, ведая, что он за человек, я не начал бы никакого дела в сем деянии, кабы он сообщил мне противное; ибо воистину верю, что если кому-нибудь и суждено за свой ум и здравый смысл взойти на небо живым, во плоти, так это приору.

Поистине, говорит автор, немалою были честью для того рыцаря те слова, что Король таким образом говорил о нем пред тем народом, и коли ранее мы говорили о почести, что должна была быть воздана Жуану Афонсу, ведору-да-фазенда, то и приору немалая доля принадлежит в сем деянии.

И, возвращаясь к нашей истории, среди всех вещей, о коих там говорилось, в основном обсуждали, как Бог пожелал по милости Своей в тот день охранить Инфанта Дона Энрики, пересказывая происшествия с ним самым прекрасным манером, каким только могли, понимая, что не могли говорить о том столько, чтобы то не было приятно его отцу, ибо сладостно есть для всех людей слышать похвалу всем вещам, к ним относящимся, в особенности их детям, превыше к коим любви не бывает.

И когда Инфант желал явиться на призыв своего отца, то обнаружил, что у него украли тот добрый нож, коим он в тот день столько и таких ударов нанес, из-за каковой его добротности Инфант принялся сетовать, что тот [нож] был у него таким образом отнят, говоря, что ни по какой причине не покинет того места, пока его не вернут туда; и хотя и было там более пяти тысяч человек, такое рвение вложили они в поиски его [ножа], что он был возвращен ему в руки.

И когда Инфант прибыл туда, где находился Король, он был им принят с великою радостью.

— Сын мой! — сказал он. — Коли уж Богу оказалось угодно даровать вам сегодня такое событие, равно как Он был почтен сегодня и всеми прочими деяниями, так и мне угодно, чтобы ради прославления вашей крепости вы получили бы тотчас посвящение в рыцарство.