На этот раз Галя отняла руки. «Нет, маленький, сам иди, сам». Она не очень поверила ясельной няне. Но Тимке было знакомо слово «сам». Он, пыхтя, стал подниматься на ножки. Ему трудно было бы идти по мягкой тахте. Галя стянула свое одеяло на пол и посадила сына.
Он тотчас начал сосредоточенно отрываться от земли. Сперва, упершись ногами и руками, поднял самую тяжелую часть туловища, потом одну ручку, пошатнулся, снова уперся в одеяло и, наконец, поднялся, серьезный, деловитый, покачиваясь на толстых, неоформленных ножках.
Галя отодвинулась и позвала его. Мальчик шагнул к ней медленно, неуверенно, раз, потом другой, потом, быстро перебирая ногами, бросился вперед, и она его подхватила на руки.
Опыт проделали еще раз. Между собой и Тимкой Галя поставила табуретку. Мальчик по пути цеплялся за табуретку, обходил ее, а потом, очень хорошо понимая, что мать близко и не даст ему упасть, кидался к ней, зажмуривая круглые темные глазки.
Все говорили Гале: «Встанет ребенок на ноги — сразу легче будет». И он встал, хотя ему еще и одиннадцати месяцев не исполнилось, точно торопился помочь матери. Галя прижала его, плотного, тепленького, к груди и помчалась с ним на кухню:
— Марья Трофимовна, Тимка уже ходит.
— Ох, теперь за ним глаз да глаз нужен, — сказала Марья Трофимовна, — то посадили его — он сидит, а теперь только смотри за ним.
— И ничего особенного, — заявила Танечка, — ребенок должен нормально развиваться. Раз-другой сдернет скатерть со стола, только и всего.
Она выхватила у Гали Тимку, посадила его на ладонь и ловко завертела над своей маленькой завитой головой.
Галя рванулась, но сдержала себя. Прикрикнула Марья Трофимовна:
— Гляди, осторожней поворачивай. Уронишь, не свой.
— Меняюсь, — сказала Танечка, — берите нашу машину за Тимончика. Согласны?
— Пожалуйста, пожалуйста, только, чур, менки без переменки, а то как запищит он у вас ночью.
— Нет, что вы думаете. Костя охотно отдал бы «Волгу», — грустно сказала Танечка.
У этой пары детей не было. Танечка бегала по врачам, таскала за собой мужа, потом огорченно рассказывала:
— Нет, не обидно было бы, если б причину нашли. А когда мне врач говорит, что никакой причины нету, вы оба здоровы, как я это должна понимать? Бог не дает — так, что ли?.. Тимончик, пойдешь ко мне в дети? Я вот тебя больше мамке не отдам, — приговаривала Танечка.
— Где ж ты раньше была? — смеялась Марья Трофимовна. — Когда парень на ноги встал, теперь его каждый возьмет. Матери-то своей позвони, — сказала она Гале, — спрашивала тебя мать не так давно.
— Мамочка, Тимка уже сам ходит, — сообщила Галя.
Мама ахнула и стала жаловаться: ни на что не хватает времени. Конец года, у нее финансовый отчет, у Петра Васильевича радикулит, Ниночка готовится к сессии, в доме ужас что делается…
Было бессмысленно говорить ей по телефону о своих служебных неприятностях.
— Редко я тебя вижу, — сказала Галя.
Мама уловила в этих словах упрек.
— А мы с Юленькой уговорились встречать у тебя Новый год, — заторопилась она, — Юля гуся зажарит и закуски обеспечит, а я пироги, фрукты и сладкое принесу. Так что тебе совсем не придется возиться.
Веселый же будет Новый год в тесном семейном кругу! И главное, все решили без нее.
— Хоть бы Ниночка зашла.
Мама понизила голос:
— У Ниночки нашей роман. Молодой человек объявился. Очень симпатичный. Целый день вместе — занимаются, в кино ходят и Новый год вместе будут встречать, в своей компании.
Господи! Давно ли эта Ниночка лежала в кроватке красненькая, сморщенная. Галя рассматривала ее с неприязненной жадностью и ревниво допытывалась у мамы: «Ты не будешь ее любить больше, чем меня? Дай честное слово, что не будешь».
Потом она сама полюбила длиннорукую, тихую девочку с чистыми синими глазами. Но до сих пор Ниночка казалась ей утенком, который если и превратится в лебедя, то еще очень не скоро. А кто-то уже увидел это чудесное превращение!
И Тимка уже ходит! Теперь ему надо сшить длинные штаны и купить настоящие туфельки. Во всех книгах сказано, что, как только ребенок начинает ходить, ему нужна обувь на твердой подошве.
За этими заботами Галя на другой день почти не вспоминала о выговоре, а на третий и совсем бы забыла, но тут к ней на работу явился молодой человек. Его аккуратность сразу бросалась в глаза. Пальто, шапка, перчатки — все было точно пригнано по его небольшому размеру. Круглое лицо чисто выбрито. Ботинки на толстом каучуке начищены до лакового блеска.
Он вошел не так, как входят клиенты. Он вошел уверенно, как хозяин. Галя ни о чем его не спросила, только смотрела. Он вынул из замысловатого кошелька бумажку. Галя еще издали узнала обличье канцелярской продукции их фабрики.
Приказом, скрепленным печатью, Антон Львович Синевой назначался заведующим данным пунктом химчистки.
— Почему же заведующим? — спросила Галя. Потом ей было очень стыдно за этот вопрос.
Антон Львович молча развел руками.
— Что ж, заведуйте.
Она осталась стоять за стойкой, а новый заведующий осматривал помещение, измерял стены сантиметром, заглядывал во все уголки.
Галя старалась не следить за ним, не смотреть на него. Ей сейчас легко было заплакать. Сколько лет она работает на этом пункте? Не только люди, а уж, кажется, все вещи, которые сдаются в чистку, ей знакомы.
Нормально было бы назначить заведующей ее и дать на пункт еще одного работника. Тут она проявила бы инициативу и выдумку. Но сейчас впору все бросить и уйти.
«И уйду, — решила она, — ни одного дня не останусь. Завтра же подам заявление».
Но надо было работать. В руках Галя держала голубое платье. На груди разлилось коричневое пятно.
— Кофе?
— Какао. Всего два раза надевала.
Голос звучал очень жалобно. Галя посмотрела на очень молоденькую девушку:
— Сами пробовали выводить?
Девушка виновато потупилась.
— Только затруднили нам работу.
Клиентка робко спросила:
— А к Новому году будет готово?
— Только к десятому января.
— Я не могу, — сказала девушка, — мне надо к Новому году.
— Раньше принесли бы.
— Но я его только вчера залила.
— Ничего не могу сделать. У нас срочной чистки нет.
— Позвольте, — сказали за спиной у Гали.
Антон Львович Синевой осторожно взял платье, аккуратно сложил и спросил:
— Двадцать девятое декабря вас устраивает?
Девушка благодарно улыбнулась новому заведующему.
— Выпишите квитанцию, пожалуйста, — сказал он Гале, — с сегодняшнего дня мы принимаем срочную чистку. Исполнение от трех до пяти дней. Надбавка за срочность — пятнадцать процентов. Пока вот здесь на квитанции пометьте — «срочная». В дальнейшем квитанции будут другого цвета.
Девушка ушла, еще раз улыбнувшись Антону Львовичу.
— Кто же это распорядился насчет срочной? — срывающимся голосом спросила Галя.
— Да так, обмозговали мы тут кое-какие мероприятия с товарищем Буримовым, — неопределенно ответил Антон Львович.
Он не хотел замечать Галиного настроения. Деловито и спокойно расспрашивал ее о выполнении плана, о застойных летних месяцах, о времени наибольшего наплыва клиентов.
Он был серьезен, но очень молод, хотя уже успел, по окончании торгового техникума, проработать год в отделении верхней мужской одежды одного большого универмага.
— Что же вы к нам пошли? Мы ведь не торгуем, — не удержалась Галя.
— От вашей организации поступила заявка. Чтоб оживить работу пунктов и улучшить обслуживание населения. Отрасль близкая, работа самостоятельная.
— Улучшить обслуживание… Я эту срочную два года назад требовала.
— А мне вас рекомендовали именно с очень положительной стороны как директор, так и товарищ Буримов. Но у вас там какой-то конфликт произошел, кажется…
На это Галя не ответила.
«Завтра же подам заявление, — решила она, — на худшие условия пойду, лишь бы не здесь».
С каждым часом Антон Львович делался словоохотливей. Галя скоро узнала, что торговая жилка в нем развита с детства, — «только не в смысле личного обогащения, а как талант, поскольку всегда бывали в России талантливые купцы вроде Афанасия Никитина, который посетил Индию на двадцать пять лет раньше Васко да Гамы».