— Александр Семенович, спасибо вам, большое спасибо.

— Ну, я тут ни при чем.

— Как же ни при чем, я знаю… И сами пришли… А ему можно сказать?

— Конечно. Только, честно говоря, я совершенно не представляю, что им даст этот обмен.

— Ну пусть ничего не даст, конечно ничего, но ему очень хотелось, а это главное.

Она пошепталась с Антоном Львовичем и объявила:

— Сейчас чаю попьем, а потом и я с вами выйду.

— Да не надо мне никакого чая.

— Нет, гостя надо кормить, — Галя припомнила Александру Семеновичу его слова. — Кстати, у нас пряники есть, медовые.

Она разливала чай так, как любил Александр Семенович, — вровень с краями чашки. Переставила какую-то тарелку, что-то прикрыла — и стол теперь выглядел уютно.

Так могла сделать только настоящая женщина. Она и была настоящей женщиной — милой и слабой, которую хотелось оберечь и защитить.

Александр Семенович испугался этого чувства. Оно возникало в нем тогда, когда человек делался дорог ему.

Но что ему, пережившему большую любовь, ему, пожилому человеку, до этой молодой красивой женщины? Почему так приятно смотреть на ее тонкие быстрые руки, на лицо, которое озаряется и хорошеет от самой маленькой радости?

Галя перехватила его взгляд. И Александру Семеновичу вдруг стало страшно, будто все, о чем он думал, открылось ей. Он смутился и похвалил пряники, к которым даже не притронулся.

Щедрый и великодушный Антон Львович за чаем сказал:

— Можете вообще сегодня больше на работу не возвращаться, Галина Владимировна. Народу немного, так что я и один управлюсь.

До угла они шли вместе, почти не разговаривая. Галя рвалась вперед, и Александр Семенович понимал, что все ее мысли и слова сейчас с тем, кому она несет желанное известие. Протянутая ему рука дрожала от нетерпения. Простившись, Галя метнулась к переходу через улицу, и он быстро потерял ее в толпе.

Такое ощущение потери он испытал давно, в детстве, когда выпустил из рук в небо живую птичку. Тогда тоже была горечь потери и радость: как ей, наверное, хорошо сейчас! И то же ощущение в ладони, где только что билось теплое испуганное сердце — и вот уже ничего нет…

И столика в ресторане заказывать не надо.

Галя ехала на строительство к Анатолию. Она представляла себе, как скажет: «Ну, поздравляю, разрешили!» Или скажет: «Я тебе привезла к празднику подарок».

Очень удачно, что через два дня Новый год. Конечно, они теперь же договорятся и будут встречать его вместе. Может быть, у кого-нибудь из ее подруг, хотя она последнее время с Тимкой всех их растеряла, или у его знакомых, это все равно. А родители пусть веселятся сами и нянчат Тимку.

И хватит уже наконец грубить Анатолию. Это хоть кого выведет из терпения. Надо быть сдержанней. Мало ли что не нравится в человеке. Совершенных людей не бывает, а она, чуть что не по ней, начинает кричать. Анатолий просто боится ее характера. А какой милый Александр Семенович, и не поленился прийти.

Сегодня она поняла, что нравится Александру Семеновичу. Может, даже больше, чем просто «нравится». Он так смотрел на нее! А ведь его любовью можно гордиться. Это не мальчишка. Его ни с кем и сравнить нельзя…

Она тут же одернула себя. Вечно ей мерещится любовь, вечно она ей нужна…

Хотя кому не нужна любовь? Может быть, и Анатолий ищет любви, а ведь Галя никогда не говорила, что любит его. Она и себе этого не сказала. Но ведь есть Тимка. И пусть Анатолий не та, единственная половинка, которая ищет ее в мире. А когда они встречаются, эти половинки? И все-таки жизнь должна быть полная, неущербная, и за это надо бороться.

Галя знала, что Анатолий работает на строительстве в переулке, за станцией метро. Стройка была видна издалека. Огромные, десятиэтажные корпуса с еще пустыми, слепыми окнами.

Галя окликнула девушек-строителей в стеганых, заляпанных раствором куртках:

— Девушки, инженер Салтанов здесь работает?

— Какой это Салтанов? — переспросила одна.

Другая кивнула.

— Здесь он, в первом корпусе. — И обернулась к подруге: — «Какой, какой». Не знаешь? А Толечка?

Они прошли мимо, и одна визгливо, с озорством запела:

Галя засмеялась. Она не знала, где первый корпус, но когда, обходя кучи строительного мусора, вышла наконец к фасаду, то увидела, что одна половина дома уже закончена и заселяется.

Во всех окнах нового корпуса горел свет. На третьем этаже, распахнув окна, женщина в брюках мыла стекла. Нигде еще не было повешено ни занавесей, ни портьер, и Галя, стоя в отдалении, на пригорке, видела, как в одной комнате подвешивали люстру, в другую — вносили шкаф, в третьей что-то прибивали к стене.

У подъезда стояли две грузовые машины с надписью: «Мебель. Доставка на дом».

Из машин выносили зеленые и красные кресла, низкие диваны с плоскими квадратными подушками. Переноской вещей распоряжалась молодая женщина в короткой белой шубке.

Наверное, Анатолий был в доме. Он строил его. Ну если не сам, то все равно много его труда вложено в эти стены. И как ему сейчас приятно видеть эту счастливую суматоху заселения!

Галя вошла в парадное. Еще сильно пахло краской, свежеобструганным деревом, еще на неотмытых ступенях лестницы валялись щепки, белела известка, но дом уже весь гудел человеческими голосами, обживался, одевался. Хохоча, толкаясь, взад и вперед по лестницам сновали ребятишки: то со связкой книг, то прижимая к груди глобус.

Настежь открытые готовые квартиры во всех этажах, что бывает в жизни каждого дома один только раз, звали новоселов: «Входите, заселяйтесь!»

Почему не войти в одну из квартир на третьем этаже? Галя подробно осмотрела ее всю. Это была двухкомнатная квартирка с небольшой ванной и квадратной кухней, облицованной светло-голубой плиткой.

Надо было обставить эту квартиру мебелью. Сюда тахту, сюда туалетный столик, к этой стене Тимкину кроватку. Когда он подрастет, его можно будет перевести во вторую комнату, а пока там будет столовая, полка с книгами и телевизор.

Из этой заманчивой игры Галю вывел женский голос.

— Простите, — сказала женщина в светлом кожаном пальто, — это ваша квартира? Можно ее посмотреть?

— Пожалуйста, пожалуйста, — пригласила Галя.

— Точно такая, как наша! — обрадованно воскликнула женщина. — Вы уже получили ордер?

Галя на всякий случай сказала: «Да».

— Видишь, Вика, а тебе почему-то не дали. Как же ты говоришь, что на нашу секцию еще не давали ордеров? Сходи к Павлову, спроси.

— Нет, Зая, мне неудобно. Сказали — завтра, как же я пойду.

— Ну вот, — огорчилась женщина, — всегда мы позже всех. Вот все въедут, а мы одни не въедем.

Гале стало стыдно:

— Мы тоже только завтра въедем.

Зая немного успокоилась:

— Все-таки тесновато, правда? Комнаты небольшие.

— Тесновато, — согласилась Галя, — ну ничего, как-нибудь разместимся.

— Что вы! Я очень довольна. А почему вы себе не сделали гардеробную?

— Простите, — вдруг сказал молчаливый Вика, — это же Барановых квартира. Они ведь напротив нас.

Галя не растерялась:

— Барановых в трехкомнатную перевели. А эту нам дали.

— Барановы не хотели трехкомнатную. Их же всего двое.

— Да у него жена скоро родит, — сказала Галя.

— Матильда Андреевна? — Вика испуганно посмотрел на Галю.

Она поняла, что перегнула палку, махнула перчаткой: «Тороплюсь, до свидания» — и побежала на шестой этаж.

Никто ее не спрашивал, кто она такая и зачем ходит по дому. И она, никого не спрашивая, заглядывала во все уголки. В одной пустой квартире немолодая женщина ходила из комнаты в комнату и сказала Гале:

— Я понимаю, что это счастье. Только еще не понимаю, что оно мое.

В другой квартире ссорились и не перестали ссориться, когда вошла Галя. Женщина говорила: