— Можно заряжать батареи в самом тоннеле?
— Зарядка требует помещения не меньше пяти метров. Вы представляете, что это значит в скальной породе? А потом, учтите выделение газов при зарядке. У нас нет места для дополнительной вентиляции.
— Мне все-таки кажется, что решение где-то под руками.
— Мне тоже вначале казалось, — усмехнулся Георгий.
— Товарищи, почему не бьется инженерная мысль? — Варвара Петровна взмахнула душистым платочком, призывая обладателей кожаных курток к соучастию.
— Я все-таки за троллейный вариант, — сказала черная куртка, — расширить сечение тоннеля…
— На пятидесяти километрах! — сказала Варвара Петровна. — Что нам рупь, что нам два!
— Сечение тоннеля и так запроектировано с непомерным излишеством.
Она снова наклонилась над бумагой, исчерченной Георгием.
— А если нам подумать об увеличении емкости аккумуляторной батареи?
— В этой области искать можно. Но ни один из существующих типов по габаритам не подходит нашему забою.
— Запроектировать новые.
— Можно, — кивнул Георгий, — создать новые электровозы. Это затормозит наше строительство минимум на два года.
— Ах, черт! — сказала она, — Где у нас профиль участка?
Они остались один на один в этой маленькой битве. Кожаные куртки отступили. Начальник отдела занялся своими делами: ему все время звонили по телефону. Они отошли от его заставленного стола к свободному и пустому.
— Начнем с другого конца, — сказала Варвара Петровна, — предлагайте вы. Были же у вас какие-то наметки. Может, сообща и найдем выход.
— Теоретически многое можно придумать. Вот мы размышляли о вытяжной вентиляции…
Она слушала его проекты, тут же сама опровергала их, предлагала еще более остроумные решения.
— Скальный грунт. Будь бы мягкие породы…
— Ну, мягкие тоже имеют свои недостатки.
— А если все-таки заряжать в шахтах? На местах спуска в тоннель?
Георгий указал на высоту Мехакского хребта. Некоторые шахты должны были достигнуть глубины в шестьсот метров.
— Ничего не получится, — согласилась Варвара Петровна. Она встала коленями на стул, облокотилась на чертеж, запустила пальцы в блестящую, как меховая шапочка, прическу.
Думала она по-инженерному. Ее предложения часто совпадали с его собственными решениями тех дней, когда он искал выхода, пока не понял, что все эти проекты несостоятельны.
— Чего вы смеетесь? — сердито спросила она.
Георгий объяснил.
— Но нет же безвыходных положений.
— Чехословацкие тепловозы.
— Чем они вас устраивают?
— Малогабаритны. Работают на горючем с нейтрализацией газов.
— Ну уж и с нейтрализацией! — усомнилась она.
— Поглощение до девяносто пяти процентов.
Варвара Петровна вздохнула:
— Ну, посмотрим, что это такое. А пока пойдемте обедать.
Внизу, в столовой, плавал влажный дух щей из кислой капусты и ходили женщины в нарядных платьях, в цветных бусах и блестящих серьгах.
Георгий смотрел на них с интересом. Это было удивительно, потому что уже много времени среди всех женщин он искал только одну.
— Почему вы все такие красивые? — спросил он Варвару Петровну.
— Просто нелепые, — ответила она, — все мы сегодня нелепые в этих платьях за письменным столом. А что делать? Вечером идем в театр. Откупили спектакль. Боевик, иначе туда не попасть. Начало в шесть тридцать. Прямо с работы помчимся.
Они доели биточки в сметане. Георгий хотел расплатиться за обоих. Варвара Петровна не позволила:
— Вы ваши кавказские штучки бросьте. Я сама за себя плачу. А то истратите рубль, а на тепловозы с меня тысячи сдерете.
— Сдеру, — согласился Георгий, — иначе не получится. Надо мне верить.
— Как же, верь вам, мужчинам! Вы все обманщики, а я ведь норовлю сама обмануть.
Она вела Георгия длинным коридором и остановилась у одной двери:
— Хотите пойти с нами в театр?
В комнате громко, не слушая друг друга, разговаривали машинистки. Обеденный перерыв еще не кончился, на машинках провисали недописанные листы, а женщины говорили о своем страстно и горячо, точно долго пробыли в безмолвном заточении.
— Верочка, — крикнула Варвара Петровна, — а мне на сегодня нужен еще один билетик!
Все вдруг замолчали и обернулись к Варваре Петровне и Георгию.
— Варвара Петровна, миленькая, честное слово, нет, — словно оправдываясь, сказала девушка в красном вязаном костюмчике.
— Как это — нет? — удивилась Варвара Петровна. — У нас гость из Армении, и мы его должны устроить.
— Пусть товарищ подойдет вечером к театру. Может быть, окажется возврат. В крайнем случае я поменяюсь с Макиной, а она…
Варвара Петровна не дослушала:
— Ну, смотри. Мы все в ответе. Я его на сегодня пригласила.
— Она приглашает, а мы в ответе! — восхищенно сказала толстая машинистка.
— Всю жизнь мечтаю поехать в Армению! — застонала молоденькая женщина. — Армения — это просто моя идефикс…
— Милости просим, — отозвался Георгий.
— Успеешь еще, съездишь, у тебя все впереди. — Варвара Петровна взяла Георгия под руку и помахала машинисткам платочком: — До вечера, девочки!
— Прямо по Александру Блоку — посмотрела, и этот влюблен! — прогудела им вслед толстая машинистка.
Все получалось как надо. Вопрос о тепловозах должен был еще идти на утверждение, но практически решение состоялось. Георгий сидел у Дмитрия Дмитриевича и утрясал неизбежные попутные дела. Хотелось закончить все самое главное, чтоб выкроить побольше времени для поездки к детям. Он не думал о том, как он их увидит, как будет с ними говорить, — об этом нельзя было думать. Поездка эта была ощущением радости и тревоги, и, как только что-нибудь напоминало о ней, Георгия начинало томить это сложное чувство. Что знали дети? Что они думали? И тут же он с облегчением говорил себе: там Нина. Только нелепо, что он не сможет ей ничего рассказать о себе. Ни плохого, ни хорошего.
Дмитрий Дмитриевич долго говорил по телефону. И вообще разговор каждую минуту прерывался.
— Что у вас там со строительством комбината? Почему задерживаете? — говорил Дмитрий Дмитриевич.
И тут же звонил телефон. Георгий не успевал вставить ни слова.
Положив трубку, Дмитрий Дмитриевич перечислял Георгию факты нарушения финансовой дисциплины, невыполнения планов, и в общем все это соответствовало действительности. Нарушали, перерасходовали, изворачивались. И получали за это каждые три месяца по выговору, строго в очередь, раз — начальник, раз — главный инженер.
И Дмитрий Дмитриевич, который отлично понимал, что иначе они не могут, который сам на их месте поступал бы точно так же, должен был, по занимаемому положению, предупреждать, подписывать выговор.
— Вы еще многого не знаете, — вдруг сказал Георгий. Сказал так, как не положено было говорить с начальством. Ему надоело продолжать эту постылую игру. — Мы уже сегодня понимаем, что не уложимся в сроки по созданию моря. Мы перекинули оттуда рабочую силу на Гюмет. У нас трудное положение с теплоцентралью. Если нам не санкционируют расширение, мы задохнемся. Нам бывает очень трудно. И иногда только от какой-то нелепости, от недоверия, от казенщины. Давайте один раз поговорим об этом.
Зазвонил телефон. Дмитрий Дмитриевич снял трубку, сказал: «Так, так, позвони попозже» — и вызвал секретаршу:
— Пока ни с кем не соединять.
— Ну хорошо, — сказал Георгий, — я обыкновенный человек с зарядом энергии, которая должна иметь выход. Можно назвать ее творческой энергией. Она есть в каждом человеке. И мое «я» в данном случае вы должны понимать обобщающе. Так вот, я должен отдать свою энергию, иначе погибну. Дома у меня есть стол, кровать, радио, допустим, машина. Все, что надо современному человеку. Там, дома у меня, применения моим силам нет. Я отдаю энергию, силу, разум, волю своему делу, которое я выбрал в жизни и которое мое, как мои руки, ноги, кожа. В чем-то главном вы мне поверили — поручили большой участок дела. И тут же мелочным недоверием связываете по рукам и ногам. Мы не можем переставить ни одну статью расхода. Мы не можем сами распоряжаться финансами и временем. Мы скованы жесткими, обидными скобками. Вы понимаете, что это приносит только вред?
