Мастер Амо дождался своего часа. Он неторопливо приблизился к Георгию и стал ему докладывать о делах, так настойчиво поглядывая на Симона, что и тому пришлось подойти ближе. Для подкрепления своих доводов Амо поднял щепотку земли, послюнил ее и растирал на ладони твердым, похожим на пестик от ступки пальцем.

— Ни черта с такой работой не будет. С утра десять машин выгружено. Звоню Саркису — машины на Гюмет перекинули. Они — объект. А мы не объект? Вчера лаборатория пробу забраковала. Спрашиваю шоферов: где грунт брали? Где ближе, там брали. Из трех бульдозеров два ни к черту не годятся…

Инженер Гриша старался увести своих подопечных подальше от мастера Амо.

— Это наша повседневность. Это вам неинтересно. Водяное зеркало нашего моря будет в шестьдесят два гектара…

— Цемент опять не завезли. Этот жулик Саркис наш цемент на Гюмет перебрасывает. А Бамбулян говорит: «Где вы, где техника?.. Ваш объем работ одной лопатой делают…»

— Ладно, — Георгий подхватил под руку Эвнику, — мы сейчас доедем до деревни и спустимся к вам. Андраник работает?

— Я сейчас вниз пойду, — заявил Симон, глядя в сторону.

— Тогда, Амо, садись, поедем с нами, — распорядился Георгий.

Симон пошел под гору грузно и неловко, но так быстро, что за ним еле поспевал Гриша. А они снова поехали по берегу будущего моря, и в окна машины бил ветер, пока еще пахнущий степью.

Вблизи деревня показалась не такой уж маленькой. Стояла она в низинке, когда-то, видимо, у самого берега реки, которая потом увильнула от нее на полкилометра. Накатанная дорога вела от деревни к городским домам. Дети из этой деревни бегали в городскую школу, молодые люди учились или работали в городе, а все-таки это была старая армянская деревня, овеянная дымком высохших виноградных лоз, обесцвеченная горячим солнцем.

Машина остановилась на одной из улочек. Георгий и Оник захотели пить. Им вынесли холодную воду в старинной медной кружке. На улице неизвестно откуда появились старухи. Одна из них, с прялкой в темной руке, преградила Георгию дорогу.

— Ай, инженеры-начальники, — сказала она, — ай, дети мои, не могли вы немного подождать, пока я умру?

Старик, который принес Георгию воду, придвинулся ближе. Встали в кружок потесней старые женщины.

— Почему очаг моих предков должна затопить вода? — горестно сказала старуха. — Почему могилы моих отцов должна скрыть вода? Я здесь родилась, здесь хочу умереть.

Женщины негромко, тоненько запричитали, замирая, когда говорила старуха с прялкой, и повышая голоса, когда она умолкала.

— Мать моя, — сказал Оник, почтительно прижимая руку к груди, — для чего нам ждать твоей смерти? Живи на новом месте, в новом доме еще сто лет.

— Ах, что мне новый дом, — скорбно всхлипнула женщина, — лучше стану я жертвой старого, который ты хочешь затопить!

— Разве ты не знаешь, что такое вода, мать? Разве ты не должна думать о будущем своих внуков? Море принесет прохладу, вода даст жизнь садам…

Оник говорил долго, легко и правильно, но женщины смотрели не на него, а на молчащего Георгия и к Георгию обращали свои жалобные вздохи.

Он понимал тщету их горя. Но понимал и то, что для стариков оно было настоящим горем. На него смотрели глаза скорбной тревоги.

Крупная старуха с толстыми бровями и черными усиками бесцеремонно сказала неумолкающему Онику:

— Тебя послушали. Посмотрим, что другой скажет.

Георгий жалел этих женщин. Он хотел бы бережно и любовно внушить им убеждение своего сердца и разума. Невозможность этого его раздражала.

— Чем я вас могу утешить? — сказал он. — Пообещаю, что мы свернем работы, бросим все, что сделано, и уйдем отсюда? Вы знаете, что я не могу вам этого сказать. Не в моей это власти, и не хочу я этого. А скажу я вам одно: так надо.

Мастер Амо решил положить конец этой беседе.

— Женщины, вы что, с ума посходили? Рассыпайтесь по своим делам! — неожиданно властным голосом распорядился он, выйдя из машины.

Старухи, от века покорные мужскому окрику, завздыхали, зашевелились, и кольцо их вокруг Георгия распалось.

— А что нам делать, — уже буднично-сварливо отозвалась одна из них, — и не поговорить? И не спросить?

— У своего исполкома спрашивайте. Тысячу раз вам все объясняли. При чем тут инженер, понимаешь, глупые женщины… Инженер что вам сделает…

Женщины разбрелись. Прялка на ходу закружилась в руках высохшей старухи, другая защипала клок шерсти, вытащенный из кармана, третья подхватила с земли сопливого малыша.

Кто-то выкрикнул уже без сердца:

— Другого места для моря не нашли… Одна наша деревня осталась…

— Вот я вас! — напутствовал их мастер Амо. — Это такой народ, им ноготь покажи — голову оторвут.

За деревней тянулись длинные обшарпанные сараи с маленькими окошечками. Со стороны сараев бежал человек и махал шапкой.

— Сельсовет здешний, Ванецян, — объяснил дядя Амо.

Председатель сельсовета, запыхавшись, подошел к машине. Георгий открыл дверцу. Ванецян оглядел всех поочередно. Начальства выше Георгия в машине не было.

— Товарищ инженер, плохо дело. Не переселяют нас.

— За это я не беспокоюсь, — сказал Георгий, — это дело горсовета. А вот не вижу, чтоб вы сами готовились.

— Сами мы что можем сделать…

— Кладбище хотя бы перенести. Могилы водой заливать не будем. Мне это не нужно, чтоб караван гробов по воде поплыл.

— О, трудный вопрос, — покрутил головой Ванецян.

— А я не говорю, что легкий.

— Неужели могилы размоет? — заинтересовался Оник.

— Обязательно. Грунт ведь потревоженный. Все придется перенести.

— Тяжелый вопрос, — еще раз повторил председатель.

— Что оно, такое большое, ваше кладбище?

— Оно не большое. Оно старое.

Кладбище стояло на пригорке, в тесном соседстве с деревней. Почерневшие от времени кресты, старинные каменные надгробья, едва заметные холмики — все незыблемое, древнее и тихое.

— Может, камнями завалить, товарищ инженер? — спросил Ванецян. — Нельзя?

Он прошел на край кладбища, к большим серым плитам, на торец вставленным в землю. Выбитые на камне готические армянские буквы поросли темным лишайником.

— Весь мой род тут. Мать. Сын старший тут. — Он коротко махнул рукой. — Как я буду их копать?

— Мы дальше не поедем? — спросила Эвника.

И Георгий вдруг понял, что их первое путешествие ей не совсем по душе.

Ванецян проводил их до машины, поглядывая на мастера Амо.

— А что мы еще должны сделать, товарищ инженер?

— Не знаю, — пожал плечами Георгий, — вообще исполком горсовета вами занимается.

Амо деликатно тронул Георгия за рукав:

— Насчет деревьев как будет?

Он протянул руку, отмечая указательным пальцем зеленые курчавые островки, раскинутые по всей долине.

Это тоже был нелегкий вопрос. На дне будущего моря росло около двухсот стволов. Заливать их водой ни в коем случае нельзя. Умирающие без доступа воздуха деревья начнут гнить. Они отравят воду. В таком водоеме никогда уже не заведется рыба. Да и людям отравленная вода не сулила ничего хорошего.

Не так уж трудно было бы спилить деревья. Но вот корневища — с ними было посложнее, их все до одного полагалось выкорчевать. А это уж совсем чертова работа…

Вопрос этот не раз уже рассматривался в организациях, имеющих отношение к созданию будущего моря. Гидрострой не хотел взваливать на себя это хлопотливое дело. Пусть им займутся городские организации — хозяева будущего моря! В конце концов приняли решение: деревья должен срубить и выкорчевать сельсовет, на территории которого они находятся. Было предложено вывесить в деревне объявление, что каждый желающий может бесплатно получить деревья на строительство или в качестве топлива при условии, что сам спилит их, сколько ему нужно, и выкорчует пни. Но вот время шло, а еще ничего, оказывается, не было сделано.

— Выкорчевать все до одного, — решительно сказал Георгий. — И как можно быстрее!

Амо Бекоян и Ванецян посмотрели друг на друга.