Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Да будет на то воля Божья, сударь! А пока скажите мне, что намерено предпринять Собрание?

— Назавтра члены Национального собрания постановили отчитать мэра Парижа за его сегодняшнюю нерешительность и мягкость. Это приведет к тому, что наш славный Байи, принадлежащий к породе часов, — а стало быть, чтобы он ходил, его нужно вовремя заводить, — заведется и пойдет.

В это мгновение часы пробили без четверти одиннадцать и часовой кашлянул.

— Да, да, — прошептал Барнав, — я знаю, мне пора уходить; однако мне кажется, что я не сказал вашему величеству и сотой доли того, о чем собирался сообщить.

— А я, господин Барнав, — отозвалась королева, — могу сказать вам в ответ только одно: я весьма признательна вам и вашим друзьям за то, что ради меня вы подвергаете себя опасностям.

— Ваше величество! — воскликнул Барнав. — Опасность — это игра, в которой я выиграю в любом случае, будучи и побежденным и победителем, если только королева пожалует меня своей улыбкой.

— Увы, сударь, я уже забыла, что значит улыбаться! Но вы так много для нас делаете, что я готова попробовать вспомнить о том времени, когда я была счастлива, и обещаю вам, что первая моя улыбка будет принадлежать вам.

Прижав руку к груди, Барнав поклонился и попятился к двери.

— Кстати, когда я вас снова увижу? — спросила королева.

Барнав задумался.

— Завтра — петиция и повторное голосование в Собрании… Послезавтра — взрыв недовольства и временные репрессии… В воскресенье вечером, ваше величество, я постараюсь к вам прийти, чтобы рассказать вам, что произойдет на Марсовом поле.

И он вышел.

Королева в задумчивости поднялась к супругу, застав его в точно таком же состоянии, в каком она была сама. От него только что вышел доктор Жильбер, сообщив ему почти о том же, о чем Барнав говорил королеве.

Супругам оказалось достаточно обменяться взглядом, чтобы понять: новости с обеих сторон неутешительные.

Король только что написал письмо.

Ни слова не говоря, он подал его королеве.

В нем король передавал свои полномочия месье, чтобы тот от имени короля Франции добился вооруженного вмешательства австрийского императора и прусского короля.

— Месье сделал мне немало зла, — заметила королева, — месье меня ненавидит и еще принесет мне столько горя, сколько сможет; но если он пользуется доверием короля, значит, он заслуживает и моего доверия.

Взяв перо, она мужественно поставила свою подпись рядом с подписью супруга.

XVII

ГЛАВА, В КОТОРОЙ МЫ ДОБИРАЕМСЯ, НАКОНЕЦ, ДО ПРОТЕСТА, ПЕРЕПИСЫВАЕМОГО ГОСПОЖОЙ РОЛАН

Разговор королевы с Барнавом дал, как мы надеемся, нашим читателям представление о положении, в котором оказались все партии к 15 июля 1791 года: новые якобинцы прорвались на место старых; старые якобинцы создали Клуб фейянов; кордельеры в лице Дантона, Камилла Демулена и Лежандра объединились с новыми якобинцами; Национальное собрание стало конституционно-роялистским и решило всеми силами поддерживать короля; народ преисполнился решимости свергнуть короля всеми возможными способами, но начать — с протеста и петиции.

Что же произошло за сутки, истекшие между свиданием Барнава и королевы, охраняемых актером Сен-При, и той минутой, когда мы собираемся войти к г-же Ролан? Расскажем об этом в нескольких словах.

Во время этого разговора, точнее, когда он уже подходил к концу, три человека собрались за одним столом; перед ними были приготовлены бумага, перья и чернильница; якобинцы поручили им составить петицию.

Это были Дантон, Лакло и Бриссо.

Дантону были чужды такого рода собрания; кроме того, он вел бурную, полную удовольствий жизнь; он с нетерпением ждал окончания заседаний каждого из многочисленных комитетов, членом которых являлся.

Уже через минуту он поднялся, предоставив Бриссо и Лакло составлять петицию по их усмотрению.

Лакло увидел, что он уходит, проводил его взглядом до тех пор, пока тот не исчез, и подождал, когда окончательно стихнут его шаги.

Все это на время вывело его из состояния притворной сонливости, которую он на себя напускал, скрывая свою неутомимую деловитость; потом он сел в кресло и, выпустив из рук перо, проговорил:

— Ах, дорогой мой господин Бриссо, составьте это так, как сочтете нужным, а меня увольте!.. Вот если бы это было продолжением "Опасных связей", то есть дурной книги, как считают при дворе, тут уж я бы взялся за дело, а петиция, ну что ж петиция… — зевнув во весь рот, прибавил он, — это чертовски скучно!

Бриссо, напротив, будто нарочно был создан для такой работы. Убежденный в том, что он составит петицию лучше кого бы то ни было, Бриссо охотно принял мандат, который давало ему отсутствие Дантона и добровольное устранение Лакло. А тот между тем прикрыл глаза и поудобнее устроился в кресле, словно собирался заснуть, а сам приготовился взвесить каждую фразу, каждую букву, чтобы включить при первом же удобном случае пункт о регентстве своего принца.

По мере того как Бриссо писал фразу, он проговаривал ее вслух, а Лакло выражал одобрение кивком или междометием.

Бриссо попытался прежде всего обрисовать сложившееся положение:

"1) Национальное собрание лицемерно или трусливо молчит, не пожелав или не осмелившись решить судьбу короля;

2) Людовик XVI фактически отрекся от престола, потому что он предпринял попытку к бегству, а Национальное собрание приостановило действие его полномочий, отправило за ним погоню и приказало его арестовать; своего короля народ не преследует, не арестовывает, не лишает полномочий, а если все это происходит, значит, короля больше нет;

3) необходимо принять меры по его замещению".

— Хорошо! Хорошо! — одобрительно закивал Лакло.

Бриссо хотел было продолжать, но секретарь герцога Орлеанского остановил его.

— Погодите!.. Погодите! — проговорил он. — Мне кажется, что после слов "по его замещению" необходимо что-нибудь прибавить… ну, такое, что заставило бы самых робких примкнуть к нам. Ведь пока лишь немногие, подобно нам, готовы на все!

— Возможно, вы правы, — согласился Бриссо, — а что вы предлагаете прибавить?

— Ну, это уж скорее ваше дело, нежели мое, найти подходящие слова, дорогой мой господин Бриссо… Я бы прибавил… ну, например…

Лакло сделал вид, что подбирает слова, хотя они давно уже были у него приготовлены и он лишь ждал удобной минуты, чтобы их выпалить.

— Ну так после этих слов: "Необходимо принять меры по его замещению" — я бы, например, прибавил следующее: "всеми конституционными способами".

Вдумайтесь и оцените эти слова по достоинству, о политические деятели, редакторы в прошлом, настоящем и будущем, составители петиций, протестов, проектов законов!

Какая на первый взгляд безделица эти несколько безобидных слов, не так ли?

Однако вы увидите — те из моих читателей, кто имеет счастье не быть политическими деятелями, — куда нас приведут эти четыре слова: "всеми конституционными средствами".

Все конституционные средства, с помощью которых можно было заменить короля, сводились к одному-единственному.

Этим единственным средством было регентство.

В отсутствие графа Прованского и графа д’Артуа, братьев Людовика XVI и дядюшек дофина — не пользовавшихся, кстати говоря, популярностью по причине их эмиграции, — кому надлежало стать регентом?

Герцогу Орлеанскому.

Благодаря этой невинной фразе, просочившейся в составленную от имени народа петицию, герцог Орлеанский становился регентом!

Красивая вещь — политика, не правда ли? Чтобы в ней разобраться, народу понадобится немало времени, в особенности когда он имеет дело с таким мощным противником, как г-н де Лакло!

То ли Бриссо не догадывался о мине, заложенной в эти четыре слова и готовой взорваться в нужную минуту, то ли не видел змею, проскользнувшую в это дополнение и готовую в нужный момент поднять свою шипящую голову, то ли сам, зная, чем он рискует как редактор такой петиции, был не прочь оставить себе путь к отступлению, но он не стал возражать и приписал эту фразу, сказав:

36
{"b":"811826","o":1}