Тетушка Анжелика еще издали увидела племянника и поспешила запереть дверь.

Однако это не остановило Питу; он подошел к негостеприимному дому и деликатно постучался.

— Кто там? — как можно надменнее спросила тетушка Анжелика.

— Я, ваш племянник, тетушка Анжелика.

22*

— Иди своей дорогой, сентябрист! — отвечала старая дева.

— Тетушка! — продолжал Питу. — Я пришел сообщить новость, которая, несомненно, будет вам приятна, ибо в ней заключается мое счастье.

— Какую еще новость, якобинец?

— Отоприте дверь, и я вам все расскажу.

— Говори через дверь: я не отворю дверь такому санкюлоту, как ты.

— Это ваше последнее слово, тетушка?

— Это мое последнее слово.

— Будь по-вашему, милая тетушка… Я женюсь!

Дверь распахнулась как по волшебству.

— На ком же это, несчастный? — полюбопытствовала тетушка Анжелика.

— На мадемуазель Катрин Бийо, — отвечал Питу.

— Ах, негодяй! Ах, изверг! Ах, бриссотинец! — запричитала тетушка Анжелика. — Он женится на нищей!.. Поди прочь, несчастный, я тебя проклинаю!

И полным благородства жестом тетушка Анжелика простерла в сторону племянника свои желтые иссохшие руки.

— Тетушка, — заметил Питу, — как вы понимаете, я давно привык к вашим проклятиям, так что и на сей раз вы меня ничуть не удивили. Я считал долгом учтивости сообщить вам о своей женитьбе; я вам о ней объявил, мой долг исполнен… Прощайте, тетушка Анжелика!

Он отдал честь по-военному, приложив руку к треуголке, поклонился тетушке Анжелике и зашагал через Плё к себе домой.

Питу необходимо было уведомить о своем будущем бракосочетании г-на де Лонпре, проживавшего на улице Лорме. Господин де Лонпре не относился с таким предубеждением к семейству Бийо, как тетушка Анжелика; он поздравил Питу и похвалил за доброе дело.

Питу слушал его изумленно и никак не мог понять, почему то, что он полагал своим величайшим счастьем, оказывается еще и добрым делом.

Питу, искренний республиканец, был более чем когда-либо признателен республике за то, что она упразднила все проволочки и отменила венчание в церкви.

Господин де Лонпре и Питу сошлись на том, что в следующую субботу Катрин Бийо и Анж Питу будут сочетаться законным браком в мэрии.

А на следующий день после этого, в воскресенье, должна была состояться продажа с торгов фермы Пислё и замка Бурсонн.

Ферма была оценена в четыреста тысяч франков, а замок — в шестьсот тысяч франков в ассигнатах.

Ассигнаты начали сильно терять в цене: за луидор давали девятьсот двадцать франков ассигнатами.

Но ни у кого уже не осталось звонких луидоров.

Питу бегом бросился сообщить Катрин добрую весть. Он позволил себе на два дня ускорить свадьбу и теперь очень боялся, как бы это не вызвало неудовольствия Катрин.

Катрин, похоже, это отнюдь не огорчило, и Питу был на седьмом небе от счастья.

Однако Катрин потребовала, чтобы Питу еще раз сходил к тетушке Анжелике, сообщил ей точное время свадьбы и пригласил ее для участия в церемонии.

Эта была единственная родственница Питу, и хоть родственница не очень нежная, Питу должен был все сделать как следует.

И вот утром в четверг Питу отправился в Виллер-Котре, чтобы нанести тетушке второй визит.

Часы пробили девять, когда он подходил к ее дому.

На сей раз тетушки Анжелики не видно было на пороге, а дверь была заперта, словно тетка заранее предвидела появление племянника.

Питу подумал было, что она куда-нибудь вышла, и чрезвычайно обрадовался этому обстоятельству. Визит был нанесен, а нежное и почтительное письмо чудесным образом должно было заменить речь, с которой он собирался обратиться к старухе.

Но так как Питу все делал добросовестно, он постучал в дверь, хотя она была надежно заперта, а когда никто не ответил на его стук, он позвал тетушку.

На стук и оклик выглянула соседка.

— A-а, мамаша Фаго! — воскликнул Питу. — Вы не видели, моя тетушка еще не выходила?

— Неужели не отвечает? — удивилась мамаша Фаго.

— Нет, вы же видите, наверняка она куда-нибудь ушла…

Мамаша Фаго покачала головой.

— Я бы увидела, если б она выходила, — возразила она. — Мы с ней живем дверь в дверь, и она всегда, проснувшись, идет к нам, чтобы насыпать немного теплой золы в свои сабо; так она, бедняжечка, согревается, и этого тепла ей хватает на целый день; верно я говорю, сосед Фароле?

Последние слова были адресованы новому действующему лицу, заинтересовавшемуся их разговором и отворившему дверь, чтобы вставить свое слово.

— Что вы говорите, госпожа Фаго?

— Я говорю, что тетушка Анжелика еще не выходила. Может, вы ее нынче видели?

— Нет, и я даже осмелюсь предположить, что она еще у себя; взгляните: если бы она вышла, ставни были бы открыты.

— И правда, — согласился Питу. — О Господи, уж не случилось ли с моей бедной тетушкой какого несчастья?

— Вполне возможно, — подтвердила мамаша Фаго.

— И не просто возможно, а наверное так и есть! — наставительно заметил г-н Фароле.

— Клянусь честью, она была со мной не очень-то ласкова, — проговорил Питу, — но неважно: меня бы это огорчило… Как же мне узнать, что с ней?

— Да проще простого, — вмешался третий сосед, — надо послать за слесарем, господином Риголо.

— Если только для того, чтобы отпереть дверь, то не стоит: я когда-то открывал замок ножом.

— Ну, так открывай, мальчик мой! — сказал г-н Фароле. — Мы свидетели, что ты это сделал не с дурными намерениями.

Питу вынул нож, потом на глазах доброго десятка людей, привлеченных происходившим, подошел к двери и с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что он уже не раз пользовался этим способом, проникая в дом своей юности, отодвинул язычок замка.

Дверь распахнулась.

В комнате царила темнота.

Но через отворенную дверь в комнату стал мало-помалу проникать свет — печальный и унылый свет зимнего утра, — и вот в этом неясном свете, как ни слаб он был, уже можно было различить лежавшую на кровати тетушку Анжелику.

Питу дважды позвал:

— Тетушка Анжелика! Тетушка Анжелика!

Старуха по-прежнему лежала молча и не двигаясь.

Питу подошел и дотронулся до нее.

— Ой! — вскрикнул он. — Да она совсем закоченела!

Открыли окно.

Тетушка Анжелика была мертва!

— Горе-то какое! — воскликнул Питу.

— Да уж не так оно велико, мальчик мой! — заметил Фароле. — Она тебя не очень-то любила, тетушка Анжелика.

— Возможно, это правда, — согласился Питу. — Да я-то ее любил!

Две крупные слезы покатились по щекам славного парня.

— Бедная тетушка Анжелика! — прошептал он.

И опустился перед ее кроватью на колени.

— Господин Питу, — обратилась к нему мамаша Фаго, — вы скажите, если что нужно: мы в вашем распоряжении… Ах, Боже мой! Соседи мы или нет!

— Спасибо, мамаша Фаго. Ваш сын дома?

— Да. Эй, Фаготен! — позвала славная женщина.

Подросток лет четырнадцати появился на пороге.

— Я здесь, мать, — доложил он.

— Попросите его сбегать в Арамон, — продолжал Питу, — и передать Катрин, чтобы она не волновалась; пусть скажет ей, что я застал тетушку Анжелику мертвой. Бедная тетя!..

Питу смахнул вновь набежавшие слезы.

— Пускай передаст Катрин, что я из-за этого задержусь в Виллер-Котре, — договорил он.

— Слышал, Фаготен? — спросила мамаша Фаго.

— Да.

— Ну, проваливай! Беги!

— Забеги на улицу Суасон, — прибавил рассудительный Фароле, — и предупреди господина Реналя, что нужно засвидетельствовать внезапную смерть тетушки Анжелики.

— Слышишь?

— Да, мать, — ответил парнишка.

И он со всех ног помчался в направлении улицы Суасон, которая была не что иное, как продолжение улицы Плё.

Толпа все росла; перед дверью столпилось уже около сотни человек; каждый делился своим мнением по поводу смерти тетушки Анжелики; одни склонялись к тому, что она скончалась от апоплексического удара, другие полагали, что причиной смерти явился разрыв сердечных сосудов, третьи высказывали предположение, что у покойной была последняя стадия чахотки.