— Я не могу вам этого обещать, ваше величество, — ответил Шарни.

— Почему же? — вскричала королева.

— Потому что прежде чем вас коснется хоть одна рука, я уже буду убит!

— Смотрите-ка! Это голова несчастного господина Манда, — заметил король, — я его узнаю.

Банда убийц не осмелилась подойти, но стала осыпать короля и королеву оскорблениями; прозвучало несколько выстрелов; один швейцарец упал замертво, другой был ранен.

Капитан приказал целиться; солдаты подчинились.

— Не стреляйте, сударь! — воскликнул Шарни, — иначе никто из нас не доберется до Собрания живым.

— Совершенно справедливо, сударь, — согласился капитан и скомандовал: — Ружья на руку!

Солдаты выполнили маневр, и все продолжали путь, двигаясь через сад наискосок.

Первые жаркие дни позолотили каштаны; хотя было лишь начало августа, опавшие листья уже усыпали землю.

Юный дофин перекатывал их ногами и со смехом подбрасывал под ноги сестре.

— Рано в этом году опадают листья, — заметил король.

— Кажется, кто-то из этих людей написал: "Монархия падет раньше, чем с деревьев опадут листья", не так ли? — спросила королева.

— Да, ваше величество, — подтвердил Шарни.

— И как же зовут этого ученого пророка?

— Манюэль.

Тем временем перед членами королевской семьи возникло новое препятствие: это была довольно внушительная группа мужчин и женщин; угрожающе размахивая руками и потрясая оружием, они стояли на лестнице, по которой надо было подниматься, и на террасе, через которую предстояло пройти королю, чтобы попасть из Тюильрийского сада в манеж.

Опасность представлялась тем вероятнее, что швейцарцы не могли сохранять строй.

Тем не менее капитан приказал им пробиться сквозь толпу; но бунтовщики оказывали им столь яростное сопротивление, что Рёдерер вскричал:

— Сударь, осторожнее! Вы погубите короля!

Они остановились и отправили в Собрание гонца с сообщением, что король идет просить у него убежища.

Собрание выслало навстречу королю депутацию; однако появление этой депутации лишь удвоило ярость толпы.

Понеслись злобные выкрики:

— Долой Вето! Долой Австриячку! Низложение или смерть!

Дети, понимая, что угрозы направлены главным образом против их матери, прижались к ней.

Юный дофин спрашивал:

— Господин де Шарни, почему все эти люди хотят убить маму?

Какой-то человек огромного роста, вооруженный пикой и громче всех кричавший: "Долой Вето! Смерть Австриячке!", пытался достать своей пикой то королеву, то короля.

Эскорт швейцарцев постепенно оттесняли в сторону; вокруг членов королевской семьи осталось лишь шестеро дворян, вышедших вместе с ними из Тюильри, а также граф де Шарни и члены депутации Собрания, пришедшие встретить короля.

Оставалось пройти сквозь плотную толпу более тридцати шагов.

Было очевидно, что народ жаждет расправиться с королем, а главное — с королевой.

На нижней ступени лестницы завязалась драка.

— Сударь, — обратился Рёдерер к Шарни, — вложите шпагу в ножны или я ни за что не отвечаю!

Шарни беспрекословно подчинился.

Членов королевской семьи и окружавших их людей подхватило, как во время бури волны подхватывают лодку, и понесло в сторону Собрания. Король был вынужден оттолкнуть какого-то человека, грозившего кулаком перед самым его лицом; юный дофин, задыхаясь, плакал и протягивал руки, будто призывая на помощь.

Какой-то человек выскочил вперед и вырвал его из рук матери.

— Господин де Шарни, мой сын! — вскрикнула она. — Небом вас заклинаю, спасите моего сына!

Шарни сделал несколько шагов по направлению к человеку, уносившему мальчика, однако едва он оставил королеву, как к ней со всех сторон потянулись руки, одна из которых схватила ее за шейный платок.

Королева закричала.

Шарни забыл о предупреждении Рёдерера, и его шпага проткнула насквозь человека, осмелившегося поднять руку на королеву.

Толпа взвыла от бешенства, видя, как падает один из убийц, и еще яростнее устремилась на группу несчастных.

Женщины кричали:

— Да убейте же эту Австриячку! Дайте, дайте ее нам, мы сами ее удавим! Смерть! Смерть!

Десятка два обнаженных рук тянулись, чтобы схватить ее.

Но она, обезумев от горя, забыла о себе и не переставая кричала:

— Мой сын! Мой сын!

Они почти добрались до порога Собрания; толпа предприняла последнее усилие: она чувствовала, что ее жертва вот-вот вырвется у нее из рук.

Шарни так сдавили со всех сторон, что он мог теперь отбиваться лишь эфесом шпаги.

Среди угрожающе размахивавших кулаков он заметил пистолет, целивший в королеву.

Он выпустил шпагу, обеими руками ухватился за этот пистолет, вырвал его из рук покушавшегося и разрядил, приставив к груди ближайшего из нападавших.

Тот рухнул.

Шарни наклонился, чтобы подобрать шпагу.

Она уже была в руках у какого-то простолюдина, пытавшегося заколоть ею королеву.

Шарни бросился на убийцу.

В эту минуту королева входила вслед за королем в вестибюль Собрания; она была спасена!

За ней уже закрывалась дверь, а на пороге умирал Шарни, сраженный ударом железного прута по голове и пронзенный пикой в грудь.

— Как братья! — падая, прошептал он. — Бедняжка Андре!

Вот и завершилась жизнь Шарни, как жизнь Изидора, как жизнь Жоржа. Скоро завершится и жизнь королевы.

Оглушительный артиллерийский залп, раздавшийся в эту минуту, возвестил о том, что между восставшими и оборонявшимися во дворце начался бой.

На какое-то мгновение (как и королеве, видевшей бегство авангарда повстанцев) швейцарцам показалось было, что они имеют дело с основными силами противника и что его войско рассеяно.

Они перебили около четырехсот человек в Королевском дворе, еще полтораста — двести человек — на площади Карусель и захватили семь пушек.

Насколько хватал глаз, вдали не видно было ни одного способного защищаться человека.

Лишь небольшая батарея, установленная на террасе одного из домов как раз напротив караульного помещения швейцарцев, продолжала вести огонь, и ее никак не удавалось заставить замолчать.

Считая, что восстание они подавили, швейцарцы собирались принять меры, чтобы любой ценой покончить с этой батареей; вдруг со стороны набережных донесся бой барабанов, сопровождаемый мрачным грохотом катящихся пушек.

На эту-то армию и смотрел король через подзорную трубу, стоя в галерее Лувра.

В это время начал распространяться слух, что король покинул дворец и отправился просить убежища в Собрание.

Невозможно выразить, какое действие произвела эта новость даже на самых преданных роялистов.

Монарх, обещавший умереть на своем королевском посту, бросал этот пост, перебегал на сторону врага или уж, во всяком случае, без боя сдавался в плен!

С этой минуты национальные гвардейцы сочли себя свободными от присяги и почти все разошлись.

За ними последовало несколько дворян, считавших бесполезным погибать за идею, которую король задушил собственными руками.

Остались лишь швейцарцы, хмурые, молчаливые, но не умеющие нарушать дисциплину.

С высоты террасы павильона Флоры и из окон галереи Лувра обитатели и защитники дворца видели наступавших жителей героических предместий, против которых не могла устоять ни одна армия; именно они в один день опрокинули Бастилию — крепость, за четыре столетия успевшую врасти корнями в землю.

У наступавших был свой план: они думали, что король находится во дворце, и хотели, окружив дворец со всех сторон, взять Людовика XVI в плен.

Колонна, следовавшая по левому берегу, получила приказ взломать решетку со стороны реки; колонна, подходившая по улице Сент-Оноре, должна была взломать ворота со стороны террасы Фейянов, а тем временем колонне, двигавшейся по правому берегу под командованием Вестермана и его помощников Сантера и Бийо, надлежало ударить с фронта.