Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

А так как газета выходит без подписи, так как статья тоже не подписана, каждый волен думать, что на землю спустилась сама Свобода и продиктовала неведомому пророку рассказ о празднике, точно так же как ангел диктовал Евангелие Иоанну Богослову.

Супруги, полные веры и надежды, жили в тесном кругу друзей: Шампаньо, Боска, Лантенаса и еще, может быть, двух-трех человек, как вдруг этот круг пополнился новым лицом.

Лантенас, бывавший у Роланов запросто, проводивший у них по нескольку дней, недель, месяцев подряд, в один прекрасный вечер привел одного из тех выборщиков, чьими отчетами так восторгалась г-жа Ролан. Новоприбывшего звали Банкаль дез’Иссар.

Ему было тридцать девять лет; он был хорош собой, прост в обращении, представителен на вид, нежен душою и набожен; ничего особенно блестящего в нем не было, но он был сердечный и добрый малый. Раньше он был нотариусом, но оставил свою контору и с головой окунулся в политику и философию.

Неделю спустя новый гость был в доме своим человеком; Лантенас, Ролан и он так замечательно друг друга дополняли, составляли такую гармоничную триаду, так были схожи в своем беззаветном служении отечеству, в любви к свободе, в благоговейном отношении к святыням, что все трое решили более не расставаться, жить вместе общим хозяйством.

Необходимость этого союза стала ощущаться особенно остро, когда Банкалю пришлось неожиданно отлучиться.

"Приезжайте, друг мой! — писал ему Ролан. — Зачем Вы заставляете себя ждать? Вы же видели, как просто и честно мы живем. Не в моем возрасте менять привычки всей жизни. Мы исповедуем патриотизм, мы возвышаем души; Лантенас — доктор, моя жена — сиделка кантона; а мы с Вами будем управлять делами общества".

Объединение трех их состояний, каждое из которых можно было считать золотой серединой, составило чуть ли не капитал. У Лантенаса было около двадцати тысяч ливров, у Ролана — шестьдесят тысяч, у Банкаля — сто тысяч.

Тем временем Ролан исполнял свою миссию апостола, во время инспекций наставляя крестьян округа; будучи отличным ходоком, этот паломник с тростью в руке исхаживал свой округ с севера на юг и с востока на запад, сея на своем пути во все стороны новое слово, доброе семя свободы; Банкаль, доступный в обращении, красноречивый, увлеченный, несмотря на внешнюю сдержанность, был для Ролана помощником, учеником, его вторым "я"; будущему коллеге Клавьера и Дюмурье не могла прийти в голову даже мысль о том, что Банкаль способен влюбиться в его жену, а жена — полюбить Банкаля. Разве вот уже лет пять или шесть Лантенас, еще совсем молодой мужчина, не находится рядом с его целомудренной, трудолюбивой, скромной и чистой женой, обращаясь с ней как брат с сестрой? А г-жа Ролан, его Жанна, разве не была воплощением силы и добродетели?

Вот почему Ролан обрадовался, когда в ответ на приведенную нами записку Банкаль откликнулся сердечным письмом, в котором выразил трогательное согласие на предложение Ролана. Тот получил его письмо в Лионе и сейчас же переслал в Ла Платьер своей жене.

О, не читайте меня, читайте Мишле, если хотите с помощью простого анализа узнать это восхитительное создание по имени г-жа Ролан!

Она получила письмо в один из теплых дней, когда воздух насыщен электричеством, когда даже самые холодные сердца оживают, когда даже мраморная статуя способна затрепетать и впасть в мечтательное состояние. Уже стояла осень, однако в небе собиралась тяжелая туча, предвещавшая настоящий летний ливень.

С того самого дня как г-жа Ролан увидала Банкаля, в душе целомудренной женщины проснулось нечто дотоле ей неизвестное; ее сердце раскрылось, подобно чашечке цветка, источая волнующий аромат; нежная песнь, похожая на соловьиную трель в лесной чаще, зазвучала у нее в ушах. Можно было подумать, что ее взору наконец открывается весна и что в неведомых далях, которые она видела пока словно в тумане, рука всемогущего машиниста по имени Господь Бог готовит новую декорацию — с душистыми рощами, прохладными каскадами, тенистыми лужайками и залитыми солнцем прогалинами.

Она еще не знала любви; но, как все женщины, она ее предчувствовала. Она догадалась о грозившей ей опасности; она улыбнулась сквозь слезы, подошла к столу и, не колеблясь ни минуты, без обиняков написала Банкалю, показав — бедная раненая Клоринда! — уязвимое место в своих доспехах: призналась ему в любви, но сразу же убила надежду, которую могло бы породить ее признание.

Банкаль все понял, не заговаривал больше о совместной жизни, уехал в Англию и провел там два года.

Это были сердца, достойные античности! Я подумал, что моим читателям будет приятно после всех бурь и страстей, через которые они прошли вместе с нашими героями, отдохнуть хоть на мгновение в прохладной тени добродетели, безупречной красоты и силы.

Не думайте, что г-жа Ролан была в жизни иной, чем мы ее изображаем: целомудренной в мастерской своего отца, целомудренной у постели своего престарелого супруга, целомудренной у колыбели своего ребенка. Перед лицом гильотины, в минуту, когда не лгут, она писала: "Я всегда управляла своими чувствами, и никто не знает меньше меня, что такое сладострастие".

Но пусть читатель не ставит холодность женщины в заслугу ее порядочности. Нет, эпоха, в которой мы с вами оказались, — это эпоха ненависти, я знаю, но также и эпоха любви. Франция являла собою пример: бедная пленница, долгое время находившаяся в заточении, в кандалах, сбросила цепи и снова стала свободной. Словно вышедшая из тюрьмы Мария Стюарт, она была готова запечатлеть поцелуй на устах всего сущего, заключить в свои объятия всю природу, оплодотворить ее своим дыханием, чтобы она дала начало освобождению страны и независимости всего человечества.

Нет, все эти женщины любили беззаветно, а все эти мужчины любили пылко. Люсиль и Камилл Демулен, Дантон и его Луиза, мадемуазель де Керальо и Робер, Софи и Кондор-се, Верньо и мадемуазель Кандей. Даже холодный и резкий Робеспьер, холодный и резкий, как нож гильотины, чувствовал, как сердце его тает в этом огромном пламени любви; он влюбился в дочь своего квартирного хозяина, столяра Дюпле; нам еще предстоит увидеть, как они познакомились.

Разве нельзя назвать любовью, пусть не такой чистой — впрочем, это не имеет значения: любовь не перестает быть великой добродетелью сердец — любовь г-жи Тальен, любовь г-жи де Богарне, любовь г-жи Жанлис, любовь, что утешительным своим дыханием даже на эшафоте оживляла бледные лица идущих на смерть?

Да, все любили в ту благословенную эпоху, и понимайте слово "любовь" в полном его смысле: одни любили идею, другие — материю; эти — родину, а те — весь человеческий род. Со времен Руссо потребность любить постоянно возрастала; можно было подумать, что все торопились ухватить любовь на лету, на ходу; казалось, что на краю могилы, пропасти, бездны сердце каждого трепетало от неведомого, страстного, всепожирающего желания; можно было подумать, что все черпали силы в общем котле, где вместе варилась любовь разных людей, рождая новый сплав — всеобщую любовь.

Впрочем, мы чересчур удалились от старика и молодой женщины, сидящих за столом на четвертом этаже "Британского отеля". Вернемся к ним.

XIV

ПЕРВЫЕ РЕСПУБЛИКАНЦЫ

Двадцатого февраля 1791 года Ролан был послан из Лиона в Париж чрезвычайным депутатом: ему было поручено выступить в защиту двадцати тысяч рабочих, оставшихся без хлеба.

Он уже пять месяцев был в Париже, когда произошло ужасное событие в Варение, оказавшее столь огромное влияние на судьбу наших героев и всей Франции, что мы сочли своим долгом посвятить ему почти целую книгу.

Со времени возвращения короля 25 июня вплоть до описываемого нами дня 15 июля произошло немало событий.

Сначала все кричали: "Король сбежал!"; все пустились в погоню и возвратили короля в Париж, а теперь, когда король вернулся, когда он в Париже, в Тюильри, никто не знает, что с ним делать!

28
{"b":"811826","o":1}