– Я хотел вернуться домой, к тебе, – говорит он. – Я так хотел вернуться!
Мы крепко обнимаем друг друга.
– Теперь ты вернулся, – говорю я ему, – и здесь твой дом. Не хочу, чтобы ты опять убежал от меня.
– Конечно, нет, – подтверждает он. – Я и не собираюсь.
Я поглаживаю лицо Доминика. Мой любимый измучен, слаб. Проведенное на улицах время, конечно, сказалось на нем.
– Нам надо пораньше лечь спать, – говорю я. – Тебе нужно отдохнуть. Пойдем наверх, и я приготовлю тебе хорошую горячую ванну.
– Это одна из тех роскошных вещей, которых мне так не хватало, – признается Доминик. – Горячая вода! Как это хорошо!
Он с усилием встает с дивана и, пошатываясь, следует за мной в ванную, держа меня за руку. Арчи неохотно позволяет Доминику снять себя с плеч и устраивается на сиденье унитаза так, чтобы видеть все, что происходит.
Я включаю воду, наливаю немного ароматизированного масла, чтобы смыть с Доминика запах улицы. Доминик осторожно снимает свою красную одежду и бусы, местами надорванные. Вид его темного мускулистого тела волнует меня до глубины души, но то, что он здесь, радует меня значительно больше. Я всегда буду любить его, как бы он ни выглядел, в каком бы состоянии ни был. Доминик вернулся, и теперь со мной он будет в безопасности. Только это и важно.
Ванна наполнилась, и я помогаю Доминику опуститься в нее. Когда вода покрывает его тело, он с облегчением вздыхает.
– Хорошо быть дома, Дженни. – Его голос прерывается. – До чего же хорошо!
Он наклоняется назад и погружается с головой, а я намыливаю губку и начинаю нежно тереть все его тело. Я хочу смыть боль и горе.
Доминик закрывает глаза.
– Очень плохо было жить на улице? – спрашиваю я.
Он качает головой.
– Не так уж плохо, – честно отвечает он. – У меня было мало времени, чтобы привыкнуть к здешним удобствам. Но тем, кто успел привыкнуть к лучшему, было очень тяжело. – Он открывает глаза и встречается взглядом со мной. – Я и не думал, что в твоей стране есть люди, которые так живут. Я думал, что здесь у всех есть все, что нужно.
– Не у всех, – признаю я.
– Теперь я это знаю. Иногда мне приходилось есть пищу, которую выбросили другие. – У него такой вид, будто его тошнит при одном только воспоминании, и я тоже чувствую, как мой живот сводит судорога. – Они были очень добры ко мне, все те люди, которые спали под открытым небом, как и я. Они помогали мне. Надеюсь, я тоже им помогал.
– Не надо было уходить отсюда. Ты должен был остаться и поговорить со мной, Доминик. Мы бы все уладили. Всегда встретится несколько человек, которые не примут тебя. То же самое могло случиться и со мной, если бы я переехала жить в твою страну.
– И даже хуже, – признает он.
– Вот видишь, – мягко говорю я. – Побег не может избавить от проблем.
– Но я не хотел, чтобы ты жила с позором.
– У масаи, может быть, и полагается отдаляться от тех, кого они любят, но мы не можем так поступать. Мы должны быть сильными вместе.
– Я уже это понял.
По его глазам видно, что он говорит искренне.
– Это не твой позор. И не мой. Мы с тобой не сделали ничего плохого. Плохо поступили те, кто оказался злым по отношению к тебе, к нам. Обещай мне, что отныне мы просто будем садиться рядом и во всем разбираться вместе. И не будет никаких опрометчивых действий.
– Я обещаю.
– Тебе не надо больше думать об этом. – Я беру его руку и мою пальцы, один за другим. – Все уже позади. Есть только ты и я. – Теперь я улыбаюсь. – Хотя это не совсем так.
Он озадаченно смотрит на меня. Набрав побольше воздуха, я объявляю:
– Кажется, я беременна, Доминик.
Его глаза загораются, и он крепко сжимает мою руку.
– Я еще не уверена, – торопливо признаюсь я. – Но это возможно. Все признаки налицо.
– Надеюсь, что так, Просто Дженни. Я и вправду надеюсь.
– Я тоже.
Возможно, мне следовало бы подождать, не говорить этого Доминику, пока я не буду уверена. Но я не могу держать свое счастье в себе. Как я хочу его ребенка! Тогда бы сбылись все мои мечты.
– Постараюсь узнать как можно быстрее.
Доминик обнимает меня и крепко целует.
– Ребенок, – шепчет он. – Мама – самый важный человек у масаи. Когда ты станешь мамой, Дженни Джонсон, я буду чтить тебя. Я буду благоговеть перед тобой. Я всегда буду уважать тебя.
– Мне приятны твои слова. – Я играю с его пальцами. – Но, честно говоря, мне будет достаточно того, что ты рядом.
– Мы должны пожениться.
– О, да, – соглашаюсь я. – И немедленно.
И хотя я еще полностью одета, он тянет меня в ванну, в пенистую воду, и я оказываюсь на нем. Смеясь и сдувая пену с лица, я вытягиваюсь во весь рост. Как я люблю ощущать его тело! Он крепко держит меня в объятиях.
– Я люблю тебя, Дженни Джонсон!
– И ты, Доминик Оле Нангон, никогда больше никуда не уйдешь без меня.
– Отлично, – говорит он и целует меня еще раз.
Глава 88
Непрекращающийся стук в дверь пробуждает меня от глубокого сна. Я бросаю взгляд на часы. Почти полдень. Мы с Домиником еще в постели, в объятиях друг друга. Впервые он проспал в кровати всю ночь. Обычно он просыпался задолго до рассвета и делал обход деревни, проверяя, что все идет так, как должно идти. Я уверена, что после тяжелой жизни на улицах Лондона он заслуживает того, чтобы утром подольше поваляться в постели.
В дверь все еще стучат. Я заставляю себя вылезти из кровати, надеваю халат и иду посмотреть, кто там.
А там Нина, и в руках у нее груда газет.
– Я не разбудила тебя?
Я только зеваю в ответ.
– Ну, извини. Больше я не могла ждать.
– Пожар, что ли? – сонно говорю я, дивясь тому, что в моем мире снова все хорошо. Я бреду в кухню, и Нина идет следом.
Она полна сил, а я – нет.
– О, Дженни. – Нина опускается на стул. – Я не могла поверить своим глазам, когда сегодня утром зашла в магазин. Ты это видела? Доминик всюду. – Она раскладывает газеты и, конечно же, красивое лицо моего возлюбленного напечатано во всех газетах. То, как он поймал уличного грабителя-наркомана и совершил возмездие, стало сенсацией. «ГЕРОЙ В ОДИНОЧКУ ПРОТИВОСТОЯЛ ПРЕСТУПНИКУ!» и «ВОИН МАСАИ СХВАТИЛ ГРАБИТЕЛЯ!» – всего лишь два из огромного количества красочных заголовков. Я беру первую газету и просматриваю статью. Она наполнена похвалой ему, и мое сердце раздувается от гордости.
– Он будет очень смущен, – замечаю я.
– Так он же и есть герой, Дженни. Кто бы поступил так, как он, в наше-то время? Другие до смерти боялись бы вмешаться и получить удар ножом.
– К таким вещам Доминик относится иначе, – говорю я ей.
– Он молодец! – говорит Нина. – Ту бедную старушку сбили с ног и начали избивать. Хорошо, что кто-то вступился и спас ее.
Я рада, что там оказался мой Доминик, мой воин масаи, поскольку эта история вернула мне его.
– Я всего лишь пыталась защитить тебя, Дженни, – искренне говорит мне Нина. – Ну, ты понимаешь. Мне казалось, что я поступаю правильно. – Она натужно смеется. – Ты же можешь себе представить, что раз я жила с Джерри, то плохо думала обо всех мужчинах.
Да я просто уверена, что именно из-за Джерри у нее такие извращенные взгляды, но ничего не говорю.
Подруга переводит взгляд на газеты.
– Видно, я была неправа.
– Очень неправа, – напоминаю я ей. Не повредит насыпать немного соли на рану. Там, на улицах Лондона, с Домиником могло случиться что-нибудь страшное. Просто счастье, что все закончилось хорошо.
Нина склоняет голову, но я не собираюсь заставлять ее страдать слишком сильно.
– Ну да ладно. – Я целую ее в макушку. – Не будем это вспоминать. Я поставлю чайник. Не знаю, как ты, а я хочу есть. – Мой аппетит, который отсутствовал столько же времени, сколько и Доминик, внезапно возвратился и уже требует целое блюдо сэндвичей с беконом.
Пока я готовлю завтрак, Нина просматривает газеты и читает вслух отрывки из статей о Доминике.