Я сгребаю листья, черные и липкие от дождя и холода, и складываю их в кучи. Потом мы вывезем их на свалку. Майк выполняет мужскую работу, то есть такую, которая связана с подъемом тяжестей. Вообще-то, этим должен был заниматься Доминик. Майк отпиливает ветки, хотя сейчас, вероятно, не самое подходящее для этого время года. Моему саду придется выжить после неквалифицированного ухода и явного пренебрежения.

Пока я работаю, мои мысли возвращаются в прошлое. Что еще могли мы сделать? Снова и снова осматривать одни и те же места в надежде, что это может привести к чему-нибудь? У меня все еще нет ни единой подсказки, где может находиться Доминик, и, кажется, поиски в сельской местности ничего не дадут. У меня ощущение неудачи, даже поражения, однако ради собственного душевного здоровья мне, кажется, придется смириться с тем, что Доминик, вполне возможно, никогда не вернется.

Но смогу ли я когда-нибудь двигаться дальше, если он так и не возвратится ко мне? Его приютила какая-то другая женщина? Что он делает сейчас? Он нашел жилье? Работу? Если да, то, возможно, уже скопил достаточно денег на билет домой. У меня в ящике все еще лежит его паспорт, но Доминик, наверное, мог просто заявить о его утрате и получить другой. Возможно, купил фальшивку. Кто знает, в наше-то время. Если бы мог, уехал бы он домой, в Кению? Забыл бы о нашей любви и женился на женщине масаи? Стала бы от этого легче его жизнь? Может быть, он все время только этого и хотел? Не ошиблась ли я, полагая, что мы всегда будем вместе, что он всегда будет здесь, со мной?

Мое сердце не позволяет мне верить в плохое. Если бы не мнение других людей, то Доминик все еще был бы здесь, в этом я уверена. Теперь я начинаю беспокоиться, что ему причинен какой-то ужасный вред, и чувствую бессилие, полную неспособность сделать хоть что-то, чтобы помочь ему. Вдруг он лежит раненый или замерзает в одной из тысяч канав или живых изгородей, которые мы с Майком пропустили и теперь никогда не узнаем об этом? Могли ли мы проехать в нескольких футах, не заметив его?

Вчера я весь день дремала на диване, то засыпая, то просыпаясь. Я даже спала часть ночи, пока в три утра не проснулась, обливаясь потом и мучаясь от желания. Мы с Арчи до рассвета бродили по дому, а я переключала телевизионные каналы, пока не настало время сделать вид, что завтракаю. Меня пугает, что я начинаю забывать Доминика. Все чаще приходится смотреть на его фотографию, чтобы вспоминать тонкие черты его красивого лица. Я боюсь, что со временем ритмичные тона его голоса исчезнут из памяти, а ощущение его крепкого тела, прижатого к моему, станет далекой и расплывчатой тенью.

– Брр, – говорит Майк, врываясь в мои мысли. Он пришел посмотреть, как продвигаются дела.

Я отступаю на шаг, показывая, сколько листьев сгребла.

– Ты много успела сделать.

Правда? Глядя на груду листьев перед собой, вижу, что он, вероятно, прав, хоть я и понятия не имею, что делала в течение прошлого часа. Мои мысли были полностью заняты Домиником. Я вновь переживала наши совместные поездки по Кении, то утро, когда он взял меня полетать на воздушном шаре, те ночи, которые мы с ним провели в палатке в объятиях друг друга.

Майк хлопает в ладоши, чтобы хоть немного согреться.

– Прохладно сегодня, я бы сказал.

Его постоянная поддержка и оптимистическое восприятие действительно помогли мне выжить. Не знаю, что бы делала без него.

Улыбаясь, я говорю:

– Что скажешь о горячем шоколаде?

– Хм. Предложение мне нравится.

– Пойду готовить его. Самое время сделать перерыв. – Я смотрю на часы и, к своему удивлению, вижу, что мы уже два часа возимся в саду. Надо признать, что от работы на воздухе мне стало немного легче. – Придешь через минутку?

Майк качает головой.

– Чуть позже, а пока положу часть веток в багажник моей машины. Если я окажусь в тепле, мне уже не захочется выходить.

К счастью, мусор из сада не нужно тащить через дом, потому что в задней стене есть ворота в проулок.

– Я не буду долго возиться с шоколадом. – Проходя мимо него, я касаюсь его руки. – Спасибо. Спасибо за все.

Майк улыбается.

– Ты же знаешь, что не должна благодарить меня.

По пути к дому я, погрузившись в раздумья, снимаю грязные садовые перчатки. Как бы я справлялась без Майка? Какой была бы моя жизнь без него?

В кухне мне приходится переставить в шкафу чашки, чтобы добраться до моего любимого шоколада. Кот приходит посмотреть, что я делаю, – не найдется ли у меня что-нибудь вкусненького для него? – но, к сожалению, делает он это просто по привычке. С тех пор как Доминик исчез, Арчи блуждает по дому, как маленький потерявшийся котенок. Как же мне хочется, чтобы вернулись те дни, когда он набрасывался на любую еду, как прожорливая свинья!

Если не слишком задумываться, сегодняшний день похож на нормальную субботу. Почти похож. Когда молоко уже вскипает, слышен стук в парадную дверь, и я снимаю с плиты кастрюлю.

Пока иду к двери через меня проходит, волна тошноты. Я не могу определить, что это за чувство. Теперь оно мне очень знакомо, но я никак не могу решить, надежда это или страх, или и то и другое сразу. Каждый раз я жду, что за дверью окажется Доминик, и в то же время боюсь, что там стоит полицейский, который сначала скажет мне, что они нашли его, а потом – что у них дурные вести.

Каждый раз, когда надо ответить по телефону или открыть дверь, у меня возникает это тошнотворное ощущение. Подумать только, а ведь было время, когда меня беспокоил один только противный и настойчивый Льюис Моран! Я надеюсь, что он не знает про исчезновение Доминика и не вернется, чтобы снова попытать счастья.

Но на сей раз за дверью стоит Нина. У нее необычно робкий вид. В руках – бутылка вина и букет цветов.

– Привет, – говорит она.

– Здравствуй.

– Я могу войти?

Раньше ей не надо было спрашивать. Я открываю дверь. Нина проходит в кухню, и я следую за ней. Арчи шипит на нее, и шерсть у него на загривке поднимается – значит, не зря говорят, что животные чувствуют настроение человека.

– Предложение мира. – Нина протягивает цветы и вино.

На секунду я задумываюсь, должна ли я взять их или надо сказать ей, что с нашей дружбой покончено и меня совсем не интересует то, что она собирается мне сказать. Но я не говорю ни слова, лишь вздыхаю. Мы вместе с Ниной прошли долгий путь. Я не должна позволить нашей ссоре воздвигнуть стену между нами. Надеюсь, подруга приехала, чтобы принести извинения за свои слова о Доминике. На ее месте я бы только себя одну и чувствовала виноватой в том, что Доминик уехал.

– Спасибо, – говорю я, освобождая ее руки от подарков. – Я как раз готовлю горячий шоколад. Тебе налить?

– Было бы хорошо.

Она неловко устраивается в моей кухне.

– Выглядишь ужасно, – говорит она мне. – Неудивительно, что Келли волнуется о тебе. Твои волосы висят и стали жидкими.

Правда? Я же парикмахер и должна замечать такие вещи!

– Ты выглядишь точно как моя сестра, когда она была бере… – взгляд Нины мгновенно меняется, и она ошарашенно смотрит на меня, – …менна.

Я думаю об утренней тошноте, доходящей до рвоты, об усталости, и, хоть и объясняла все общим недомоганием, начинаю считать дни. Я пропустила начало цикла? Откровенно говоря, понятия не имею. Неужели? До сих пор мне такое и в голову не приходило.

Мы с Домиником хотели детей, но я не рассчитывала, что все произойдет так легко и быстро. Я была так занята попытками вернуть Доминика, что у меня не было времени подумать, что во мне может расти новая жизнь. Голова идет кругом. Но ведь не может быть, что Нина права?

– Майк в саду, – торопливо говорю я, просто чтобы отвлечь ее. – Хочешь поздороваться с ним?

Неужели ее глаза начинают сиять?

– Я собиралась и ему налить горячего шоколада.

Она пожимает плечами.

– Да. Почему бы и нет?

Я беру кружку Майка, и мы выходим в сад.