– Это – Нина, моя лучшая подруга. Я говорила тебе о ней.

– Да, – говорит Доминик, – я очень рад нашему знакомству.

Подруга пялится на него, но радости не выражает. Она оценивает его рост, разглядывает красный shuka, цветное одеяло, босые ноги, и, очевидно, ей не нравится то, что она видит.

– Чай, – говорю я. – Я заварю чай. – И толкаю подругу в ребро. – А ты садись и поговори с Домиником.

Нина садится на стул напротив Доминика и почему-то начинает кричать:

– ПРИВЕТ. КАК. ЖИЗНЬ?

– Доминик не глухой, Нина, – быстро говорю я, наливая чай в чашку. – И у него прекрасный английский.

– ЧТО. ТЫ. ДУМАЕШЬ. О. НАШЕЙ. СТРАНЕ?

– Я. ДУМАЮ. ЧТО. ОНА. ОЧЕНЬ. ХОРОШАЯ, – кричит он в ответ, и я замечаю плутовской блеск в его глазах.

– Нет нужды говорить с ним, как с испанским официантом.

– ПРОСТИТЕ, – кричит она.

Я вручаю ей чашку чая, и мы сидим в неловком молчании.

– МНЕ. НАДО. ИДТИ. – Нина быстро допивает чай. – У. МЕНЯ. ПОЛНО. ДЕЛ. ДО. ВСТРЕЧИ. ДОМИНИК.

– ДА, – отвечает он. – HASTA. LA. VISTA. BABY.[64]

Моя подруга едва не подпрыгивает от удивления. Потом дергает головой в знак того, что я должна пройти с ней до двери, и в гостиной крепко хватает меня за руку.

– Ты сошла с ума? – шипит она.

– С чего ты взяла?

– Это он? Любовь всей твоей жизни?

– Да.

– Во что ты играешь? – Подруга в изумлении качает головой. – Как ты можешь любить такого мужчину?

– Какого такого? Он красивый, с ним весело и интересно.

– Тьфу, – говорит Нина.

– Ты что, расистка?

– Расистка? Не смеши меня. Я-то в своем уме, а у тебя, кажется, шарики зашли за ролики. Посмотри в зеркало, Дженни. Ты видела, насколько вы разные? Что у вас общего? Вы не сможете построить отношения.

На это я могла бы возразить, что скорее проведу всю жизнь с Домиником, чем с таким развратным и лживым ловеласом, как ее муж, который пристает ко всем ее подругам. Или, что еще хуже, – с таким, как этот идиот Льюис, с которым она так радостно сводила меня.

Но, конечно, ничего такого я ей не говорю. Я пропускаю мимо ушей все ее ядовитые замечания о Доминике. Уверена, что, в конце концов, он ей понравится.

– В этот раз ты и правда совсем свихнулась. – Подруга грозит пальцем прямо мне в лицо. – И когда все станет ужасно, не говори, что я тебя не предупреждала.

С этими словами она выбегает из дома, а я стою с открытым от удивления ртом, дымясь от возмущения.

Возвращаюсь в кухню. Доминик сидит за столом и улыбается.

– Все прошло хорошо, – говорю я. Мой гордый воин масаи приподнимается и обнимает меня.

– Всегда что-то выигрываешь, что-то теряешь, Просто Дженни, – мудро говорит он. – Думаю, это мы будем считать потерей.

Мы оба смеемся, и Доминик обнимает меня крепче. Мое сердце переполняется любовью к нему. Он целует меня. Я таю и думаю, что сейчас я самая счастливая женщина на свете. Мне все равно, ненавидят или одобряют мои друзья мужчину, которого я выбрала. Черт с ними, думаю я. Черт с ними со всеми.

В спальне мой воин масаи кладет на кровать чемодан и открывает его. Арчи тут как тут – сует нос, чтобы провести быструю проверку. Когда Доминик в комнате, она кажется меньше. Я смотрю на свою стандартную двуспальную кровать и задумываюсь – как же Доминик поместится на ней? В его чемодане мало вещей, но есть очень большое мачете.

– Как тебе удалось провезти это через систему безопасности? – спрашиваю я.

– Безопасности? – Доминик пожимает плечами. – Не знаю.

Он вынимает мачете из чемодана.

– Ух ты. – Этот предмет выглядит очень опасным. – У нас здесь немного своеобразное отношение к ножам. Ты должен всегда оставлять его дома.

– Но как же я буду убивать нашу еду? Как буду прорубать кустарник?

– Всего этого мы здесь тоже не делаем. – Я беру нож у него из рук и кладу в ящик, который освободила для вещей Доминика. – Сам увидишь. Ты и без него будешь очень хорошо справляться.

По виду Доминика не скажешь, что я его убедила, но, думаю, когда завтра поведу его в магазин и покажу, что вся наша еда уже убита и положена в пластиковую упаковку, то он, наверное, все поймет. А еще он скоро поймет, что самые густые кусты, с которыми он столкнется в Нэшли, – это сильно разросшийся ломонос.

– Я и так не взял с собой копье. Щит, копье и мачете – это знаки достоинства воинов масаи. Мы никуда не ходим без них.

Его щит маленький, овальной формы, и сделан, как я предполагаю, из козлиной шкуры. Доминик гордо держит его перед собой. Не думаю, что щит понадобится ему здесь, но сказать не решаюсь.

Доминик кладет в ящик всего лишь несколько предметов одежды. Кажется, он довел до крайности искусство путешествовать налегке. Потом вынимает из чемодана две нити бус.

– Думаю, мы когда-нибудь поженимся, Просто Дженни, – говорит он. – А пока возьми это.

Он протягивает ожерелья. Они искусно сделаны из огромного количества стекляруса и стеклянных бусин.

– Ты примешь от меня этот подарок?

– Да, – отвечаю, затаив дыхание.

И Доминик надевает мне бусы через голову. Они ложатся на мой джемпер как плоский воротник и свисают к моим ногам.

– Это прекрасно.

– Это ожерелье замужней женщины.

– А это для тебя?

Он кивает и протягивает мне второе ожерелье, которое я надеваю ему через голову. Оно намного короче, но не менее ошеломляющее.

– Теперь мы обручены, – говорю я ему.

– Обручены?

– Это значит, что мы дали друг другу обещание вступить в брак.

Мой воин масаи улыбается.

– Значит, мы с тобой обручены, Просто Дженни.

Доминику по его визе разрешается жить в Великобритании временно, в течение шести месяцев. После этого он либо должен уехать, либо мы можем подать прошение о браке. Еще одна небольшая проблема в том, что ему не разрешено работать здесь в этот начальный шестимесячный период, а значит, может быть немного труднее с деньгами. Но мы справимся. Я уверена, что справимся. Вряд ли Доминику потребуется много денег для жизни здесь. Сначала будут небольшие траты на одежду, да и расходы на овсянку значительно возрастут. Но вряд ли будет что-то еще.

– Хочешь принять хорошую горячую ванну, прежде чем мы ляжем спать?

– Да, Дженни. – Его глаза сияют. – Это роскошь, которой у меня никогда не было. Дома мы должны идти к реке, чтобы набрать воды, и мы не можем расходовать дрова, чтобы просто греть воду для мытья.

– Пойду, приготовлю ее.

Я наполняю ванну и вливаю немного пенящегося геля. И вместо яркого верхнего света зажигаю несколько ароматных свечей.

Доминик подходит к двери и стоит, наблюдая за мной.

– Хочешь попытаться втиснуться туда вместе?

– Туда? – смеется Доминик. – Можно попробовать.

Через секунду движением плеч он сбрасывает shuka, позволяя тому упасть на пол, и перешагивает через край ванны. Я смущенно раздеваюсь и тоже влезаю вслед за ним.

Его длинные конечности заполняют все пространство, пока я сажусь между его ног спиной к его груди, и мы проскальзываем в воду, позволяя пене покрыть нас.

– Это очень цивилизованная страна, моя Дженни, – со вздохом говорит Доминик.

– Надеюсь, ты будешь здесь очень счастлив.

– Если буду с тобой, то буду счастлив.

Потом, прижимаясь друг к другу влажной кожей, мы нежно занимаемся любовью на кровати, а Арчи – с пола, куда был сослан – громогласно жалуется на несправедливость. Кажется, он уже ревнует к тому, какое место я занимаю в привязанностях Доминика.

Мы проскальзываем под пуховое одеяло, и я с улыбкой вижу, что ноги Доминика высовываются и свисают с кровати. Кровать королевского размера просто не поместится в этой комнате, но нам надо будет что-то придумать. Я думаю о деревянном поддоне, который служил Доминику кроватью на земляном полу в manyatta, и надеюсь, что здесь ему все-таки лучше.