– Ранней пташке – жирный червячок, Просто Дженни, – сообщает он мне.

– А, все твои старые масайские поговорки, – подтруниваю я.

– Смотри. – Доминик показывает через ветровое стекло. – Долгоног, он же заяц-прыгун.

Света как раз достаточно, чтобы заметить крошечного зверька, похожего на миниатюрного кенгуру, который с головокружительной скоростью скачет перед нами и исчезает в темноте.

– Мы очень скоро приедем, – с улыбкой говорит Доминик и, конечно же, через несколько минут мы останавливаемся в черной пустоте.

– Здесь?

– Ты должна верить мне, – говорит мой воин масаи.

Мы вылезаем из автобуса – неважно, что здесь везде дикие животные, – и идем в темноту. Внезапно я понимаю, что тут есть и другие люди, поскольку впереди вспыхивает пламя, и я вижу, как огромный воздушный шар закрывает собой светлеющее небо.

– Ух ты, – удивляюсь я. – Это для нас?

– Да, – кивает Доминик. – Полет на воздушном шаре над Масаи-Мара – это одна из тех вещей, которые ты обязательно должна совершить в своей жизни.

Он опять посмеивается.

– Боже мой, боже мой, – кричу я и танцую от счастья. – Не могу поверить!

Мой возлюбленный опять улыбается.

– Счастливого Рождества, моя Дженни.

– Счастливого Рождества, Доминик. – Я горячо целую его. – Такое я никогда не забуду!

Подумать только, я могла бы дрожать от холода в Бакингемшире, сидя дома с Арчи перед камином за рождественским ужином на одну персону! Мои мысли опять обращаются к Майку, и я опять надеюсь, что у него все хорошо. Как же я смогу отблагодарить его за то, что все это случилось со мной только с его помощью?

Доминик пожимает руку и говорит несколько слов человеку, который, как я думаю, будет нашим пилотом. И пока команда готовит воздушный шар, заполняя его огромными вспышками золотисто-синего огня, мы стоим и наблюдаем.

– Пора, – говорит пилот, и после немыслимо короткого инструктажа нам помогают залезть в большую плетеную корзину, еще привязанную к земле.

– Вас только двое?

– Только двое.

И вот мы медленно поднимаемся к ясному звездному небу Масаи-Мара. Все выше и выше, и вот уже плывем над верхушками деревьев. Из-за горизонта выглядывает солнце и заливает равнины мягким золотым светом. В корзине шара тепло. Мы безмятежно плывем по воле ветра, и единственный звук здесь – прерывистый шум горелок.

Доминик обнимает меня и указывает на землю.

– Гиены.

Под нами бежит стая из шести гиен, и движутся они с той же скоростью, что и мы. Стада антилоп гну разбегаются неловким галопом по равнине, а своенравные газели мечутся туда-сюда, когда мы пролетаем над ними. Солнце поднимается выше, и земля меняется. Масаи-Мара тянется, насколько хватает взгляда, ограниченная с одной стороны массивным откосом Олоололо. Под нами бредут три льва в поисках дневного убежища для сна, безразлично глядя на нас. Вдалеке семенит самец страуса, исполняя свой лучший танец перед сидящей самкой, которую, кажется, совсем не интересует его ухаживание.

Наша корзина едва не касается верхушек деревьев, среди которых завтракает несколько жирафов, но все они продолжают жевать. Наше присутствие им нисколько не мешает.

– Это волшебство, – со слезами на глазах говорю я Доминику. – Настоящее волшебство. Огромное тебе спасибо.

Мы плывем над равниной. Солнце поднимается выше, и становится жарко.

– Кажется, вон там хорошее место для завтрака, – говорит пилот, указывая на одинокую акацию. На много миль вокруг никаких других деревьев нет. Под акацией я вижу стол, накрытый на двоих.

– О, Доминик, – кричу я. – Это изумительно!

Мы снижаемся и летим над самой землей. Вскоре воздушный шар плавно останавливается. Доминик помогает мне выбраться из корзины и ведет к столу. Недалеко стоит микроавтобус, которого я не заметила, а за ним я вижу мужчину в куртке шеф-повара. Он стоит у газовой плиты и собирается угостить нас свежеприготовленным завтраком.

И в пестрой тени акации мне подают пышные блины с кленовым сиропом, а затем совершенно английскую яичницу с беконом и настоящие британские сосиски. В бокалах – коктейль из шампанского с апельсиновым соком для меня и молоко для Доминика.

Что бы подумали мои подруги, если бы увидели меня сейчас? Поняли бы они, что Доминик по-настоящему искренен? Что он вовсе не хочет обчистить какую-то легковерную туристку? Или испытали бы ревность, потому что мужчины, вошедшие в их жизнь, отнюдь не такие заботливые?

– Спасибо тебе, что ты все так хорошо устроил, – говорю я. – Это самое прекрасное Рождество, какое у меня когда-либо было. Огромное тебе спасибо.

– Для моей Дженни я готов на все.

– Доминик, – у меня во рту пересохло, несмотря на коктейль, – я должна тебе что-то сказать.

Он терпеливо ждет, пока я подбираю непривычные слова.

– Я люблю тебя.

– Это хорошо, – отвечает Доминик, – потому что, Просто Дженни, я тоже тебя люблю.

На второй день Рождества, в День подарков, мы с Домиником отправляемся в долгую поездку – смотреть животных. В обед устраиваем пикник на равнинах, а ужинаем уже в кемпинге под звездами. Мой мир постепенно становится миром Доминика, а его мир – моим. Он повествует мне о своей жизни воина масаи, а я ему – о том, каково быть парикмахером в Бакингемшире. Я рассказываю ему о деревне Нэшли, о «Маленьком Коттедже» и об Арчибальде Агрессивном. Рассказываю о Майке, а потом звоню ему, чтобы узнать, как у них с Арчи дела. Наш разговор краток, поскольку связь плохая и все время прерывается, но думаю, что оба мои мужчины хорошо держатся без меня. Когда я отключаю телефон, Доминик говорит:

– Мы должны завтра же отправиться в мою деревню. Папа и мама хотят познакомиться с тобой.

Ух ты! Встреча с родителями. Это очень важно.

– Ты уверен? – спрашиваю я, но имею в виду: «Как, уже?».

– Да. Ты должна увидеть мой дом, мою семью.

И вот на следующий день, мой последний день здесь – как же быстро пролетело время! – мы отправляемся в деревню Доминика. Он уверен, что до его деревни рукой подать – всего-то десять километров, но из уважения к ленивой англичанке мы не отправляемся пешком, а едем в микроавтобусе. Кроме того, так надежнее – ведь если меня съедят, пока мы будем идти по дороге, то я не попаду к родственникам Доминика, а это будет невежливо с моей стороны.

Деревня – manyatta[59] – полностью окружена изгородью из колючих ветвей акации, – чтобы не входили львы, объясняет мне Доминик. Когда мы подъезжаем, ворота распахиваются. Ясно, что нас ждут.

Две цепочки масаев выходят приветствовать нас. В одной – мужчины, в другой – женщины. Одеты они в удивительнейшие цветные наряды. На мужчинах – традиционные красные shuka, а в руках – палки. На женщинах – розовые, голубые и оранжевые туники, яркие хлопковые одеяла и ожерелья из бус. Некоторые нити ниспадают до самой земли. Женщины радостно поют и, танцуя, приближаются к нам, качая бедрами.

– Это приветственная песня, – объясняет Доминик.

Мы стоим и ждем, пока они приблизятся к нам.

– Что мне делать? – с тревогой спрашиваю я. – Что говорить?

– Будь сама собой, Просто Дженни.

Я столь же взволнована, сколь и охвачена ужасом. Я так далеко от Нэшли! Масаи подходят, дотрагиваются до меня, почти толкая, и начинают петь громче. Все они очень высокие, с поразительными чертами лица, изящной осанкой. Мне застенчиво улыбается девочка, берет за руку и тянет танцевать с ними.

– Моя сестра, – говорит Доминик и становится в цепочку мужчин рядом со мной.

Продолжая петь, все направляются в деревню.

Спотыкаясь, иду и я, не зная, что делать дальше. Сестра Доминика отчетливо произносит для меня слова песни, и я пытаюсь повторять за ней. Однако по ее хихиканью понимаю, что воспроизвожу их не лучшим образом.

Вид этих людей, пришедших встретить меня, оставляет неизгладимое впечатление. Но, честно говоря, я ошеломлена тем, насколько примитивна деревня. Штук шесть обмазанных землей хижин стоят внутри ограды примерно по кругу, и это все. Больше ничего нет! Здесь-то и живет Доминик, и здесь, в егох владениях, испытав шок от контраста, я внезапно вижу, насколько различны наши жизни. Танцоры окружают нас, и я в середине круга цепляюсь за Доминика.