Доминик встает и потягивается. Когда я касаюсь его руки, то чувствую, что его кожа холоднее льда.

– Тебе повезет, если ты не простудишься. – Он не отвечает. – Теперь тебе лучше?

– Да, теперь я знаю, что должен сделать.

– Расскажешь?

Доминик отрицательно качает головой, а потом говорит:

– Ты должна знать, что я люблю тебя, Просто Дженни. Aanyor pii. Всем моим сердцем, навсегда.

Я притягиваю его к себе и заглядываю в глаза.

– Aanyor pii. – Положив голову ему на грудь, говорю: – Пойдем. Выпьешь молока, а потом мы с тобой пойдем спать. В семь часов мне надо вставать.

– Прости, что нарушил твой сон.

– Не говори так, – отвечаю я. – Я беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтобы ты один боролся с проблемами. Если мы хотим прожить вместе всю жизнь, то и разбираться с ними нам надо вместе.

Взяв его за руку, я нежно тяну его в дом, в тепло. В кухне заставляю его снять shuka и вытираю теплым полотенцем его крепкое мускулистое тело, поражаясь тому, как оно красиво. Я целую его там, где вытерла воду, и вздыхаю от удовольствия, когда думаю, что могла бы делать это всю оставшуюся жизнь. Тело Доминика отвечает мне, и я понимаю, что он тоже наслаждается.

Арчи сидит у его широких босых ног и ревниво жалуется на недостаток внимания. Закончив с Домиником, я вытираю полотенцем кота, а он жалобно мяукает.

Мы все идем наверх, и я крепко прижимаюсь к Доминику.

– Ты промерз, – шепчу я. – Как мне согреть тебя?

В полутьме я вижу, как черты его лица смягчаются, и он оказывается надо мной. Мы занимаемся любовью долго, не спеша. Мне вовсе не хочется, чтобы это закончилось. На часы я не смотрю.

Потом я лежу в его объятиях и чувствую себя на небесах, вправду на небесах. Что бы остальные ни говорили об этом мужчине, я точно знаю, что его любовь стойкая, непоколебимая, что он никогда не сделает ничего, чтобы ранить меня, и что мне никогда даже на секунду не придется сомневаться в нем.

– Я люблю тебя, – бормочу я куда-то мимо его ушей. – Я очень люблю тебя.

Доминик убирает волосы с моего лица.

– Я тоже тебя люблю, – говорит он. – Что бы ни случилось, я тебя люблю.

Это последнее, что я слышу, погружаясь в глубокий счастливый сон.

Радио будит меня песней «Тот, кто верит в мечту», которую поют Манкис[73] в своем веселом стиле шестидесятых годов. Я протягиваю руку к Доминику, но нахожу на кровати только пустое место. Заставляю себя открыть глаза – его нет. Мы заснули, должно быть, часа в три или около того, и я чувствую себя смертельно уставшей. Я потягиваюсь, лежа на спине.

Стоит мне лишь подумать о ночных любовных ласках, как все мое тело начинает дрожать. Я все еще чувствую Доминика внутри себя, чувствую его тело, прижатое к моему, и хочу, чтобы он повторил все это снова. Я точно знаю, что никогда в жизни не чувствовала себя такой удовлетворенной, такой любимой женщиной, и мнение чужих людей меня нисколько не волнует. Если это не настоящая любовь, то что же такое настоящая?

Песня заканчивается, и я заставляю себя сесть. Сегодня утром я не буду нежиться в постели. В девять часов, минута в минуту, я должна стричь и укладывать феном волосы моей первой клиентки, а затем у меня расписан весь день – ни одной свободной минуты, даже на обед нет времени.

Надеюсь, что Доминик делает свой обход деревни, проверяя, все ли в порядке у пожилых дам. При этой мысли не могу удержаться от улыбки.

Но тут замечаю Арчи – он лежит, свернувшись клубочком, в ногах кровати, и мгновенно просыпаюсь. Кот здесь, а Доминика нет, – значит, случилось что-то ужасное. У меня проваливается сердце, и я инстинктивно, без тени сомнения, понимаю – Доминик ушел.

Вскочив с кровати, натягиваю халат. Кот неохотно шевелится.

– Где он? – спрашиваю я своего кошачьего друга. – Ты знаешь, куда он пошел?

Но Арчи так же ошеломлен отсутствием нашего мужчины, как и я.

Лечу вниз и просто на всякий случай проверяю все комнаты.

Но я уже поняла. Сердцем поняла, что его здесь нет. В кухне нет его shuka, и ручка от метлы не стоит на своем обычном месте в подсобке. Я должна была еще вчера понять, когда он заговорил о необходимости уйти из деревни и жить в изгнании, если он опозорен. О, черт возьми! Я дура, просто дура! Почему до меня сразу не дошло, о чем он говорил?

И в этот момент рядом с кошельком, вынутым из моей сумочки, я замечаю записку. В ней всего три слова: «Aanyor pii. Доминик».

О, Боже! Я хватаюсь за стол, чтобы не осесть на пол.

Выбегая в переулок, начинаю звать:

– Доминик! Доминик!

Я мечусь по деревне, как угорелая, но его нигде не видно. Сколько времени прошло с той минуты, как он ушел? Куда он пошел? Я ничего не знаю. Мой возлюбленный уходил от меня, а я спала, блаженствовала в грезах и ничего не услышала. Когда я добегаю до почтового отделения, там человек шесть забирают свои утренние газеты, и я спрашиваю их:

– Никто не видел Доминика?

Все качают головами.

– Нет, – говорит из-за прилавка миссис Эпплби. – Все хорошо, Дженни?

– Нет, – отвечаю я. – Вовсе нет.

– Чем-нибудь могу помочь, милочка? – Она хмурится.

– Доминика нигде нет. Если вы его увидите, отправьте домой, пожалуйста.

Я бегу обратно и снова кричу и кричу его имя, но, где бы ни был Доминик, из Нэшли он давно ушел. Что делать? Что мне теперь делать? Как найти его? Как уговорить вернуться?

Я уже задыхаюсь от бега и вижу, как из своего дома выходит Майк, чтобы отправиться на работу.

– Майк! – кричу я.

Увидев меня, он в шоке делает шаг назад.

– Что ты делаешь в одном халате при такой погоде, Дженни? У тебя все в порядке?

Подбегая к нему, я качаю головой.

– Доминик, – говорю я и в изнеможении падаю на Майка. Только теперь из моих глаз начинают литься слезы. – Он ушел.

Майк удерживает меня, отодвигает на некоторое расстояние и внимательно смотрит мне в глаза.

– Доминик ушел? Куда?

– Не знаю, – признаюсь я. – Понятия не имею. Как можно дальше от меня. Это все, что мне известно.

– Вы поссорились? – спрашивает сосед.

– Все гораздо хуже.

Он терпеливо ждет моих объяснений.

– Вчера вечером мы ходили в снежную зону. Группой. С работы. Там было чудесно. Доминик был великолепен. Видел бы ты его! – Я вздыхаю от расстройства. – А потом я разговаривала в раздевалке с Ниной и сказала ей, что мы с Домиником решили пожениться…

Теперь мой сосед выглядит ошеломленным и отпускает меня. Я еле держусь на ногах.

– Так вы женитесь? – По его лицу видно, как ему больно. – И вы мне не сказали?

– Не сердись. Пожалуйста, не сердись, – прошу я. – Обычно я говорю тебе первому, но Нина в этот раз так тепло отнеслась ко мне, что я решила рассказать ей о нашем с Домиником намерении. Слова просто выскочили у меня сами собой. Я, правда, не планировала. О, Майк, потом она повела себя ужасно, говорила такие жуткие вещи. Сказала, что Доминик женится на мне ради денег и, как только сможет, сразу же разведется и заберет половину всего, что у меня есть. Она сказала, что все в салоне так думают. Но ты же так не думаешь?

– Нет, – говорит Майк. – Конечно же, я так не думаю. Я считаю, что Доминик замечательный парень. И я рад за тебя, Дженни. По-настоящему рад. И за Доминика тоже. – Он улыбается, но в его глазах печаль. – Просто мне немножко грустно слышать об этом, и только.

– О, Майк. – Слезы льются у меня по щекам. Что мне сказать ему? Что если бы я не была безумно влюблена в Доминика, то вполне могла бы влюбиться в него? От этого он почувствовал бы себя лучше? – Дело в том, – продолжаю я, – что Доминик слышал наш с Ниной разговор. Он сказал, что раз о нем так думают, то он опозорен в глазах окружающих и, по обычаю масаев, должен был бы уйти. Вот только я сразу не поняла, что он может так поступить и здесь, в Англии. Он очень убедительно говорил, что если останется, когда люди так плохо думают о нем, то позор будет и на мне, и меня тоже будут избегать. А когда я проснулась, его уже не было. Видимо, он таким дурацким способом старается спасти меня от позора.