В кухне я раздеваюсь до белья и заворачиваюсь в большое пушистое полотенце, которое беру в подсобке. А еще надеваю резиновые галоши, которые храню там для работы в саду.

– Черт побери, – бормочу я себе под нос, а потом храбро выхожу в сад и присоединяюсь к Доминику под дождем.

Он прерывает свою песню.

– Это прекрасно, Просто Дженни! Прекрасно! – Доминик заключает меня в свои объятия. – Я пою благодарственную песню. Песню для моей семьи. Надеюсь, что пошлю им дождь.

– Научи меня этой песне, – говорю я.

Он опять начинает петь тонким голосом, и я пытаюсь копировать его. Танцуя, мы движемся по кругу, а дождь льется на нас. Я с громким воплем «Ву-ху!» сбрасываю полотенце и могу честно сказать – это первый раз, когда я оказалась в своем саду в лифчике и трусиках. И кожа, и белье мгновенно намокают. Доминик сияет. Его улыбка такая заразительная, что, несмотря на холод, дождь и ветер, я начинаю смеяться. Мы кружимся по саду, сплетясь в объятиях. Я откидываю голову назад и позволяю дождевой воде сбегать по моему лицу. Я чувствую себя очищенной, освобожденной и очень сильно влюбленной.

– Я люблю тебя, – кричу я Доминику. – Я очень люблю тебя!

И он поднимает меня своими сильными руками, кружа и кружа в воздухе.

После невероятного уик-энда, когда мы с Домиником снова узнавали друг друга, мне страшно не хочется возвращаться к работе. С намного большим удовольствием я бы провела это время с ним в постели. К тому же я беспокоюсь – Доминик останется один, пока я целый день буду в салоне. Поэтому он получает от меня довольно длинный список инструкций.

Я уже объяснила ему, как работает микроволновка, и теперь он сможет сам приготовить на обед овсянку. Со дня приезда у него так и не возникло желания попробовать что-нибудь другое. Я показала, как включать телевизор, и его совершенно заворожила передача Би-би-си «За завтраком»[68], в которой показали, какой будет мода в следующем сезоне. Не уверена, что накладные плечи и осиная талия подойдут моему воину масаи, но, кажется, его это привлекает. Думаю, он скучает по песням, которые поют у него дома, но ему очень нравится «Радио-2»[69], и он уже начинает подпевать самым веселым популярным мелодиям. Кажется, особенно он полюбил песню Шерил Коул «Бейся за эту любовь», хотя вряд ли понимает иронию слов.

– Все будет хорошо? – спрашиваю я его в десятый раз.

– Да, Просто Дженни. Не беспокойся обо мне.

Но я очень беспокоюсь. Со всеми моими хлопотами о Доминике я позже обычного добираюсь до работы, и у меня нет времени выпить кофе с Ниной, как было раньше. Кто знает, это, может быть, даже к лучшему, потому что, когда я вхожу в комнату персонала, наступает неловкая тишина. Кажется, Нина уже поделилась со всеми, кто здесь работает, своим мнением о Доминике. Вот такая у меня подруга. Я-то думала, она будет рада, что я наконец-то нашла любимого, каковы бы ни были его рост, цвет кожи или культура. Но, кажется, я ошиблась в Нине.

Каким-то образом мне удается пережить этот день, выполняя стрижки, перманенты, укладки и выпрямления волос. В обеденное время я ухожу из салона и брожу туда-сюда по Хай-стрит, а не сижу в комнате персонала, хотя день выдался жутко холодным. Бакингем – хороший город, сохранивший очарование старины. В центре его – древняя тюрьма, в которой теперь музей, и есть несколько фахверковых зданий – почему-то их не снесли в шестидесятые годы. Обычно прогулка по этим местам поднимает мне настроение, но сегодня так почему-то не выходит.

Я звоню в коттедж, и Доминик уверяет меня, что все в порядке. Меня беспокоит, что он не ел с самого утра, но он убеждает меня, что ему и не надо ничего есть до вечера. Как можно питаться так скудно? Я вдвое меньше его, а ем вдвое больше. Пообещав, что не задержусь, я кладу трубку. Если все в салоне избегают разговаривать со мной, то не будет искушения остаться после работы, чтобы поболтать.

Насколько же будет лучше, когда Доминику оформят здесь постоянное жительство, и он сможет работать. Я представляю себе, как ему невесело сидеть безвылазно дома, да еще в такой холод. Делать ему совсем нечего, разве что смотреть дрянные передачи и слушать пустые популярные песни. Мне придется придумать, как ему проводить время.

В шесть часов я сгребаю свои вещи и выбегаю на улицу.

Мы с Ниной за весь день обменялись едва ли двумя словами. Мне больно от того, что когда я нашла любовь, то, кажется, потеряла лучшую подругу. Я еду домой и, как ненормальная, не могу дождаться, когда же снова увижу Доминика. В животе у меня трепещет от радости. Что ж, ради такого чувства стоит выносить все это хихиканье за спиной.

Подъезжая к своему коттеджу, я немного тревожусь, заметив, что внутри не горит свет. Неужели Доминик сидит в темноте? Я даже не вижу мерцания телевизора. Но ведь Доминик же знает, как включить свет? Я пулей вылетаю из машины и открываю дверь. Конечно же, во всем доме темно.

– Доминик, – кричу я. – Доминик, ты дома?

Ответа нет. Вдруг я соображаю, что Арчи тоже нет. И совершенно невероятно, чтобы кот вышел на такой холод по собственному желанию.

– Доминик, Доминик!

У меня в груди поднимается паника. Я выбегаю из дома и бегу к Майку. Никого нет дома. Его коттедж тоже погружен в темноту.

– Иисус Христос, – бормочу я. – Что же теперь делать?

Возвращаюсь и беру фонарик. Мне придется осмотреть всю деревню, чтобы найти Доминика. Меня беспокоит, что его новое пальто осталось на вешалке возле двери. На улице темно, и я включаю фонарик.

– Доминик!

Я иду к центру деревни, на ходу выкрикивая его имя. Меня уже охватил страх. Где он может быть? Куда мог пойти? Я даже пробую издать мой звук масаи и насвистываю мелодию для мобильного телефона из сериала «24 часа», хотя во рту у меня совершенно сухо. Ничего. Возможно, от моего свиста была польза на открытых равнинах Африки, но не здесь, где все сидят взаперти в собственных домиках.

Когда я добираюсь до магазина с почтовым отделением, миссис Эпплби как раз закрывает помещение на ночь.

– Все хорошо, дорогуша? – спрашивает она.

– Я кое-кого ищу, – говорю я, задыхаясь.

– Доминика?

Я делаю шаг назад.

– Вы знаете Доминика?

– Да, – говорит она. – Такой прекрасный человек! Я так рада за тебя!

Она улыбается, дотронувшись до моей руки, и видит, как я озадачена.

– Он сегодня зашел в магазин и представился. Позавчера он вызвал небольшой переполох, проходя среди ночи по садам. Не думаю, что миссис Петерман когда-нибудь опять станет прежней. – Миссис Эпплби хихикает. – О нем уже ходит много сплетен.

– Да уж, конечно.

– Его нет дома?

– Нет, – отвечаю. – И я очень беспокоюсь за него.

Миссис Эпплби задумчиво кривит губы.

– Я видела, как он шел под руку с миссис Дастон, но это было несколько часов назад.

Под руку с миссис Дастон? Она довольно чопорная леди, возглавляющая церковный цветочный комитет Нэшли. А значит, занимает довольно высокое положение в деревенской иерархии. Какие, черт возьми, у нее могут быть дела с Домиником?

– На твоем месте, дорогуша, я бы зашла к ней домой, – советует миссис Эпплби. – Может, он еще там.

Вооружившись сведениями, полученными от миссис Эпплби, я с новыми силами устремляюсь к аккуратному коттеджу, где живет миссис Дастон, открываю калитку в ее безупречном белом штакетнике и стучусь в парадную дверь. Через секунду хозяйка открывает дверь и широко улыбается.

– Я ищу Доминика, – говорю я в тревоге. – Миссис Эпплби сказала, что видела его с вами.

– О, да, – говорит она. – Входите же.

– Он здесь?

– Да, да. Ваш молодой человек развлекал нас весь день.

– Развлекал?

– О, да. – Миссис Дастон хихикает, как девочка-подросток. – Он замечательный!

В ошеломлении я прохожу по чистому крыльцу и вхожу в гостиную. Там, среди полудюжины пожилых леди, мой возлюбленный устроил прием. На нем – традиционная одежда, а в руке – стакан молока. Перед огнем на коврике, вытянувшись, спит Арчи.