Доминик снова становится серьезен.

– Моя семья принесла большую жертву, чтобы послать меня в школу-интернат в Накуру[45]. Четыре коровы. Для масаев это огромные деньги.

– Думаю, оно того стоило, Доминк, – говорю я. – Вы – прекрасный человек.

– Теперь моя очередь сказать вам спасибо. Asante, Просто Дженни.

Он застенчиво улыбается.

Перед нами появляется Шон.

– Фото?

Доминик кивает, обнимает меня за плечи и со смехом притягивает к себе. Шон фотографирует нас и – для истории – записывает: «Доминик Лемасолаи Оле Нангон, гордый воин масаи, и Дженни Джонсон, простой английский парикмахер, сидят в тени акации, укрывающей их от жгучего африканского солнца».

Вот мы и вернулись в лагерь. Под столь желанным душем из бочки я смываю с волос и тела фунт пыли с равнин Масаи Мара. Все мышцы и кости болят от тряски в автобусе, длившейся целый день, звенит каждая клеточка моего тела. Впервые за многие годы у меня ощущение, что я живу в полную силу.

Конечно, здесь некуда включить утюжок для волос, как надеялась Нина, но все же хотелось бы приукрасить себя. А потом приходит понимание, что мне хочется как можно лучше выглядеть для Доминика, и сердце начинает подпрыгивать в груди.

Ужин опять подан на открытом воздухе. Нам предлагают нежную козлятину в сливочном кокосовом соусе. В больших мисках – пушистый рис и горячие чапатти[46]. Доминик со своей огромной счастливой улыбкой, будто приклеенной к лицу, опять ничего не ест, а просто сидит и смотрит на нас.

Время от времени я ловлю его взгляд через стол, залитый светом керосиновых ламп, и его улыбка становится еще шире. Несмотря на то, что его видят все, мне кажется, будто он таинственно улыбается мне одной – не Шону с Маурой, не Пэт с Джоном, а только мне. У меня в животе начинают трепетать бабочки, но не те, которые появляются во время собеседования при приеме на работу или на экзаменах по вождению, а те, которые хранят себя только для расцветающей любви.

После еды мы опять садимся вокруг костра. Искры взлетают в воздух, а тепло огня согревает нам пальцы ног. Сегодня вечером не очень холодно, но после беспощадного дневного солнца кажется, что стало прохладнее и приятнее. Мы веселимся, вспоминая поездку и животных, которых видели, – самых разных, от огромных буйволов до крошечных птиц-пчелоедов. Доминик и в этот раз оказался весьма квалифицированным и знающим гидом. Впрочем, это неудивительно. Здесь его дом, в котором он вырос и все знает. Доминик живет в полной гармонии с окружающей его природой.

Через полчаса, наговорившись, все расходятся по палаткам, а мы с Домиником остаемся, поудобнее устроившись в креслах. Кажется, это входит у нас в привычку. Я замечаю, что сегодня он расположился ближе ко мне. Он наливает мне бокал «Амарула», сливочного ликера из плодов марулы, который я потягиваю, наслаждаясь его экзотическим вкусом.

– Прекрасно, – говорю я, вздыхая от удовольствия. – День был утомительным, но великолепным.

Я откидываю голову и смотрю в черное небо с мерцающими звездами. Доминик берет меня за руку. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Огонь почти погас, и в темноте трудно понять выражение его лица.

– Мы с вами из очень разных стран, – тихо говорит он, – принадлежим к совершенно разным культурам, но я чувствую, что ваше сердце поет мне, Дженни Джонсон, и думаю, что мое сердце поет вам.

Дыхание застревает у меня в горле. Мы вместе смотрим, как в костре время от времени вспыхивают языки пламени, на секунду замирают и исчезают бесследно.

– Я ошибаюсь, когда так думаю? – с беспокойством спрашивает Доминик.

– Нет, – говорю я. – Вовсе нет. – К моим глазам подступают слезы. – Я не искала любви, Доминик. Я думала, она не для меня. И никогда, никогда в жизни не ожидала, что найду ее здесь, в Африке.

– Я тоже не искал любви, Просто Дженни. – Он улыбается. – Но, кажется, мы нашли ее.

И мы нерешительно смеемся.

– Это игра, – продолжает он, – это как поиск диких животных. Когда больше всего хочешь их увидеть, они прячутся! Любовь ведет себя, как они. Ты ищешь, ищешь и ищешь, но ничего не находишь. А когда не ждешь, она внезапно набрасывается на тебя или незаметно подкрадывается.

Ветерок шелестит листьями акации и раздувает пламя костра. Мы наслаждаемся теплом. Доминик плотнее запахивает теплый kanga на моих плечах.

– И что нам теперь делать? – недоумеваю я.

– Мы должны быть очень почтительны к нашим гостям, – серьезно отвечает он. – Я не хочу, чтобы они подумали, будто я пренебрегаю своими обязанностями по отношению к ним.

– Нет, нет. Конечно, нет.

– Тогда мы будем вместе любоваться моей страной. Я покажу вам замечательные вещи.

Но теперь у нас есть секрет, особая связь.

– Не могу дождаться.

– А теперь тебе надо поспать, Просто Дженни. Завтра опять будет долгий день.

– Я не хочу расставаться с тобой.

– Я всю ночь буду рядом с твоей палаткой. И каждую ночь, – уверяет он меня. – Столько, сколько буду тебе нужен. – С этими словами он встает и продолжает: – Ну же, Дженни, пойдем. – И сопровождает меня от костра до палатки, нежно обнимая за плечи.

В темноте веранды Доминик легко обнимает меня, потом крепко прижимает к себе, и я позволяю себе сильно прижаться к нему.

– Мужчины масаи не целуют женщин, – тихо говорит он, поглаживая мою щеку. – Думаю, это неправильно.

Доминик обращает мое лицо к своему, и его губы находят мои. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Я ощущаю вкус Африки и девственного, неприрученного мира, а еще – неожиданно ласковую чувственность губ, нежность поцелуя. В этот момент я теряю себя, позволяя колдовству ночи и новым ощущениям овладеть мной. Если бы сейчас мне пришел конец, то я бы умерла очень счастливой.

А потом я вспоминаю о львах, которые бродят вокруг, и думаю, что мне, пожалуй, лучше все-таки не умирать. Возможно, лучше навсегда остаться в объятиях Доминика. За много-много миль от парикмахерской, от симпатичной деревеньки Нэшли, от жизни, которую я знала.

Доминик медленно выпускает меня из объятий и расстегивает молнию на палатке. Я делаю шаг внутрь. Где-то в темноте рычит лев, и ему отвечает трубный глас слона. В этот раз я не дрожу от страха, но только потому, что Доминик здесь. Вытянув руку, я касаюсь его руки.

– Ты будешь здесь?

– Всегда. – Он кладет одеяло на пол веранды поперек входа в мою палатку. – Прямо здесь. Сегодня тебе нечего бояться.

– Не буду. – Я встаю на цыпочки, чтобы опять поцеловать его. – Спокойной ночи, Доминик.

– Usiku mwema[47]. Спокойной ночи, Просто Дженни. Спи крепко, – говорит он с улыбкой. – Не давай львам искусать тебя.

И вот я лежу внутри палатки, в темноте.

Совсем рядом с ним.

Вот так всегда. Когда хочется, чтобы время шло медленно, оно летит. Семь дней – это так мало! Мне хочется провести здесь еще несколько недель или даже месяцев, а то и остаться навсегда. Ну не хочу я возвращаться в свой Бакингемшир!

Каждый день мы отправляемся на наши игры. Первый раз – рано утром, когда дневные животные только просыпаются, а ночные бродяги идут спать. Второй раз – ближе к вечеру, когда солнце уже опустилось и дневная жара медленно уходит. В это время хищники уже проснулись и готовы охотиться. Мы теснимся в автобусе и благодарим Бога за существование цифровых камер. Мы и надеяться не могли, что сделаем так много фотографий! Львы, гепарды, буйволы, зебры, носороги, бегемоты, жирафы, мартышки, бабуины, бородавочники, шакалы, дюжина видов антилоп, а еще странные и чудесные птицы, запомнить названия которых я не в состоянии. Доминик, как и обещал, показал нам самые замечательные места.

И вот настал наш последний вечер в кемпинге Kiihu.