В это утро пришли все клиентки, которым было назначено. Я до самого обеда стригла, укладывала волосы и делала перманент, чувствуя себя сварливой, измученной и – несмотря на то, что у меня появился навязчивый ухажер – совсем нелюбимой.

Обычно я посылаю кого-нибудь из молодых принести мне в обед сэндвич из кафе напротив, но сегодня мне нужен глоток свежего воздуха, чтобы проснуться. Я захожу в комнату персонала и беру сумочку. Обеденный перерыв у меня сегодня всего полчаса, и это будет мой первый настоящий и очень желанный промежуток между клиентками.

– Заказы будут?

На листке бумаги я записываю просьбы, иначе все забуду к тому времени, когда дойду до кафе. Нина хочет еще фруктов. Полная сумка, которую она опустошает каждый день, уже наполовину пуста, из-за чего она явно нервничает. Вот вы, например, не хотели бы, чтобы у вас внезапно кончились фрукты?

– Возьми мне груши, – говорит она. – Но никаких яблок. Может быть, сливы или виноград. – Когда я начинаю нетерпеливо постукивать ногой, она завершает: – Просто возьми, что у них будет.

Выходя из салона, я поднимаю глаза – и вот, прямо во внутреннем дворике, прислонившись к стене, стоит Льюис. Я озираюсь. Неужели, неужели он ждет меня? Прежде чем он успевает меня заметить, я ныряю назад.

– Кристал. – Я маню ее к себе. – Ты можешь получить для меня этот заказ в кафе и заскочить в овощной, чтобы взять фрукты для Нины?

– Да, конечно, – говорит она и исчезает в своем коротеньком топе и шортах. У нее голые ноги, обутые в угги.

Задушив в себе внутреннюю надзирательницу, я воздерживаюсь от вопроса – не хочет ли она накинуть что-нибудь потеплее, поскольку сейчас ноябрь и чертовски холодно.

Вернувшись в комнату персонала, я сажусь рядом с Ниной.

– Быстро ты, – замечает подруга.

– Я не пошла, – говорю я ей. – Угадай, кто околачивается возле салона?

– Ты шутишь, – говорит она в ответ на мой рассказ о том, кого я только что видела.

– Кто-то, может, и шутит, но боюсь, что не я.

– А это точно Льюис?

– Абсолютно.

– Пошли.

Она тянет меня в салон, и мы крадучись заходим за стойку администратора, приседаем и, выглядывая из-за ее края, смотрим во внутренний дворик.

– Это действительно он, – подтверждает Нина, будто у меня была хоть капля сомнения. – Давай я подойду к нему и задам ему взбучку.

– Мы не можем доказать, что он сделал что-то плохое, Нина. Он просто прячется здесь.

– Можно вызвать полицию.

– И что они сделают? – вздыхаю я. – Мне кажется, что телефонные звонки были от него, но, возможно я не права. Вдруг кто-то ошибся номером? Или просто хулиганил?

Видно, что Нину мучает совесть.

– Не следовало мне давать ему твой чертов адрес.

– Урок усвоен, – утешаю я ее.

Мы отступаем в безопасную комнату персонала.

– У Дженни появился преследователь, – объявляет она мальчикам.

– Хотите, мы собьем его с ног и хорошенько вздуем? – предлагает Клинтон.

Честно говоря, Клинтон не смог бы сбить с ног даже Игл Пигла[21].

– Все в порядке, – уверяю я его и обращаюсь к подруге: – Просто заставь Джерри поговорить с ним, Нина.

Я чувствую, что она считает себя обязанной вытащить меня из этой заварушки, поскольку сама же и устроила ее.

– Пусть твой муж скажет ему, что я недоступна. Пусть скажет, что у меня герпес, СПИД, последняя стадия рака и совсем нет денег.

– Не шути такими вещами, – говорит Нина.

– Ну, тогда скажи ему, что я убежала с Джонни Деппом.

– Вот это уже лучше, – одобрительно кивает Нина. – Хотя я тебя знаю, ты нашла бы причину избавиться и от Джонни Деппа. – Она кладет голову мне на плечо и смотрит на меня снизу вверх. – Печально, что ты разочаровалась в любви, Дженни.

– Да не разочаровалась я в любви, – протестую я.

– Ты еще молода, – продолжает она. – Красива. Не закрывай свое сердце.

– Я не закрываю сердце, но и не хочу за диетическую кока-колу раздвигать ноги для высокомерного придурка через десять минут после встречи с ним. Мне нужна совсем не такая любовь.

– Знаешь, времена рыцарских романов давно прошли. Возможно, тебе следует по-другому воспринимать мир.

– Да лучше я останусь одна, чем регулярно буду проходить через это. – Я тычу большим пальцем через плечо в направлении Льюиса Морана.

– Не сдавайся, – умоляет Нина, – пожалуйста, не сдавайся.

– Ты и вправду так отчаянно хочешь, чтобы и у меня были такие же отношения, как у тебя с Джерри?

Это удар ниже пояса. Лицо Нины темнеет, и она выпрямляется.

– Я знаю, что мы не влюблены друг в друга по уши, – говорит она, – но мы, в общем-то, хорошо ладим. В основном.

На самом деле Нина и Джерри ладят не так уж хорошо. Если они не бросают друг в друга посуду, то уж точно ругаются. Джерри регулярно ходит налево, и каждый раз Нина уходит из дома.

Моя подруга провела много ночей у меня на диване под запасным одеялом, кляня Джерри всеми словами, какие только существуют на свете. И каждый раз она обещает, что никогда больше не вернется к нему – и все только для того, чтобы забыть обо этом на следующий же день. Должно быть, ее муж знает, как сказать нужные слова, потому что после нескольких пустых обещаний она всегда решает, что надо вернуться, и опять падает в его объятия. Неужели это и есть истинная любовь? Неужели любовь и вправду слепа? Неужели Нину необъяснимо тянет к этому человеку, какими бы ни были его ошибки и недостатки? А когда разум говорит, что нужно уйти от него, неужели сердце всегда отвергает такое решение?

Появляется мой обед, и я мрачно ем. Где-то глубоко во мне есть что-то такое, что не хочет отказаться от мучительных попыток испытать всепоглощающую, страстную любовь. Какую печаль она принесет? Стоит ли жить, если не вскарабкаешься на эти головокружительные высоты? Добраться до конца отпущенного мне времени, так и не приблизившись к беспредельному восторгу, который и есть суть самой жизни, к боли и блаженству, которые заставляют вращаться мир? Моим родителям было уже семьдесят лет, а они держались за руки и каждый день говорили, что любят друг друга. Когда папа ушел из жизни, мама последовала за ним почти сразу. Она говорила, что не стоит жить без него. Сохранить такие чувства после сорока с лишним лет совместной жизни – должно же это что-то значить, ведь верно? Такую любовь и я бы хотела обрести.

И пока я обдумываю радости предстоящей мне одинокой жизни, Кристал просовывает голову в дверь.

– Пришла миссис Сильвертон.

– Я подойду через пару минут.

Моя клиентка идет сегодня на какой-то шикарный вечер и в честь этого события хочет сделать высокую прическу. Я думаю о сложном шиньоне. Это большой шаг в сторону от ее обычного непарадного вида.

Заскочив в туалет, я мою руки, изучая себя в зеркале. Ничего хорошего. Из зеркала на меня смотрит ужасное видение. Изможденное, бледное, измотанное. Что мне делать с собой? К глазам подступают слезы, и я вытираю их клочком розовой туалетной бумаги. Нина входит и видит, как я плачу.

– О, дорогая. – Она обнимает меня. Может быть, именно этого мне больше всего и не хватает: физического контакта. Я не имею в виду секс, но объятия, крепкие ласковые объятия, уют чьих-то рук вокруг себя. – Не плачь.

– Я не хочу умереть в одиночестве, так ни разу и не полюбив, – причитаю я.

– Конечно, этого не будет, глупышка. Неужели ты думаешь, я позволю этому случиться?

– Нет.

– Вытри глаза, – командует она. – Ты храбрая девочка. – Подруга проводит большим пальцем у меня под глазами, стирая следы потекшей туши. – Не позволяй одному неудачному приключению с этим кретином выбить себя из колеи.

– Нет.

Я чувствую, что сейчас начнется икота, если я не буду осторожна. Я пытаюсь взять себя в руки. Это смешно. Все это потому, что я устала.

– Тетушка Нина все уладит для тебя, – обещает подруга. – А теперь прими свой лучший профессиональный вид.