– Проблема в том, что когда наша молодежь идет в школу и в университет, то больше не хочет возвращаться домой, в деревню, – говорит Доминик.

– А как же ты? В кемпинге ты видишь такой комфорт, легкую жизнь. Как же ты возвращаешься в свою деревню и справляешься с таким трудным существованием?

– Не буду тебе врать, Дженни. Это трудно. – Он печально качает головой. – Даже не знаю, по-прежнему ли я воин масаи или уже стал человеком европейской культуры.

– Как ты думаешь, мог бы ты жить где-нибудь еще?

Доминик пожимает плечами.

– Я разговариваю с людьми, которые приезжают в кемпинг Kiihu, и они рассказывают мне, как красивы их страны. Англия, Америка, Франция, другие места. Думаю, когда-нибудь мне захочется повидать их. Но я никогда не летал на самолете. Единственный раз в жизни я поднялся в небо вчера, на воздушном шаре.

– Правда?

– О, да, – вздыхает Доминик. – Мой мир здесь, и здесь же мой дом, и я все это очень люблю. Как я могу уехать из Кении?

Действительно, как?

Я кладу руку ему на локоть, и мы долго смотрим друг другу в глаза.

Время моего отъезда приходит слишком быстро. С тяжелым сердцем я собираю сумку и прощаюсь с кемпингом. Я провела с Домиником замечательные дни. Это было прекрасное Рождество, пусть и за грабительскую цену. Интересно, вернусь ли я сюда когда-нибудь еще?

Вчера вечером я лежала в объятиях Доминика, и нам не хотелось говорить о том, что будет с нами. Он тысячью нитей связан со своей землей, со своим народом. Как он может бросить все и переехать в Англию? Кажется, это невозможно. А моим родным домом никогда не станет Масаи-Мара. Ну и что нам теперь делать?

Никогда раньше у меня не было таких чувств к мужчине, и все равно препятствия, расстояния, различия между нами кажутся непреодолимыми. Как же нам поступить? Просто приезжать сюда так часто, как смогу? Но когда? Раз или два в год? Если откладывать каждый пенс, то, может быть, и получится. Будут ли наши отношения и любовь постепенно угасать, и через некоторое время я уже перестану каждую секунду вспоминать об Африке? Возможно, я начну двигаться дальше, даже смогу полюбить кого-нибудь, похожего на Майка, и тот человек всегда будет рядом со мной, добрый и заботливый…

Доминик отвозит меня в микроавтобусе к аэродрому. У нас обоих мрачное настроение. Он въезжает на стоянку, и мы смотрим в небо. Скоро прибудет самолет со следующей группой везунчиков-туристов.

– Все хорошо? – спрашиваю я.

– У меня нет слов, чтобы выразить свои чувства, – говорит Доминик. – Похоже, ты увозишь мое сердце с собой.

– А я чувствую, что свое оставляю здесь.

– Это очень печально, Просто Дженни.

– О, Доминик.

Он натянуто улыбается.

– О, Просто Дженни, – копирует он меня.

– Я буду звонить тебе, – говорю я. Черт с ними, с деньгами. – И мы будем общаться через Фейсбук.

Он кивает, но его лицо ясно говорит, что этого недостаточно, да и я, честно говоря, тоже так думаю.

На горизонте появляется самолет. Рокот его мотора нарастает, и через несколько секунд он приземляется перед нами. Туристы вываливаются из самолета, собираются в группы для сафари, садятся в автобусы, и те исчезают, подняв клубы пыли. Времени до обратного рейса удивительно мало. Совсем скоро я должна буду сесть в этот маленький самолетик, который перенесет меня в Найроби, а вечером я уже отправлюсь в Хитроу.

– Я хочу научить тебя еще одной фразе, пока ты не уехала, – говорит мне Доминик. – Aanyor pii.

– Aanyor pii, – повторяю я за ним.

– Это значит, я люблю тебя всем сердцем, – говорит он.

– Aanyor pii, Доминик.

Он подносит мои пальцы к своим губам и целует.

Как ни печально, но мы понимаем, что наше время закончилось, и вылезаем из микроавтобуса. Доминик достает с заднего сиденья мою сумку. За последние несколько дней мы с моим возлюбленным столько всего пережили вместе, но сейчас неловко стоим, не зная, что делать и что говорить.

– Не хочу, чтобы ты уезжала, – говорит Доминик.

Мои глаза наполняются слезами.

– А я не хочу уезжать.

– Когда я увижу тебя снова?

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Когда у меня будут деньги.

– Это может быть нескоро?

С несчастным видом я киваю. Интересно, понимает ли он, что дома, в Англии, я нахожусь на самой нижней ступеньке финансовой лестницы, и такие путешествия, как это, не даются мне легко?

– Эти несколько дней были замечательными, – говорю я ему.

Незабываемое Рождество и другие воспоминания запечатлены в моей душе на всю жизнь. Доминик обнимает меня, и мы стоим, крепко держа друг друга в объятиях.

– Aanyor pii, – говорит он. – Не забывай этого.

Я отхожу от него и, направляясь к самолету, начинаю плакать.

– Даже если ты будешь очень далеко от меня, Просто Дженни, – кричит мне вслед Доминик, – мое сердце всегда с тобой.

Мне, без всякого сомнения, очень хочется, чтобы сердце Доминика всегда было со мной. Но разве этого достаточно? Сейчас, вот в этот самый миг, я отчаянно желаю, чтобы со мной был он весь.

Стало бы мне легче, если бы я могла просто забыть Доминика и влюбиться в кого-то, кто живет по соседству и у кого явно есть чувства ко мне? Например, в Майка?

Мы с ним стоим на кухне у Нины с бокалами в руках. Звуки фильма «Король Лев» сотрясают весь дом. Врывается Джерри. У него на голове серебристый праздничный колпак с розовыми ленточками. В одной руке он держит наполненный до краев бокал, в другой – язык-дуделку. И то и другое он использует по назначению.

– Уа, уа! – дудит он во всю мочь. – Прекрасная вечеринка! – И похотливо прижимается бедрами к ближайшей женщине.

Мы с Майком обмениваемся усталыми взглядами.

Сегодня канун Нового Года, и празднование у Нины дома в самом разгаре. Для компании я пригласила Майка, предположив, что для полного счастья ему будет достаточно тихонько стоять в углу вместе со мной. И оказалась права – именно этим мы сейчас и занимаемся.

– Ну как? – спрашивает он. – Тебе долить?

Искушение напиться до беспамятства очень сильно, но разум пока еще успешно борется с ним.

– Да мне и так хорошо, – уверяю я.

– Пойду, возьму еще пива, – говорит мне Майк. – Никуда не уходи.

Вообще-то я и не собираюсь выходить из этого угла кухни, пока не появится возможность вежливо уйти домой.

Майк пробирается сквозь толпу гостей на другую сторону кухни в поисках спиртного. Стоит ему уйти, как рядом со мной возникает Нина. На ней очень короткое платье, сплошь унрашенное белыми и серебряными блестками, а обнаженные конечности покрыты свеженанесенным искусственным загаром. На Нине много косметики. Сегодня после обеда кто-то из наших молодых коллег сделал ей прическу. Видно, моя подруга очень постаралась, чтобы сегодня вечером выглядеть как можно лучше.

– Собираешься всю ночь стоять с несчастным видом? – спрашивает она.

– У меня просто не очень хорошее настроение, – объясняю я, хотя Нина это и так знает.

– Жаль, что мы не можем соперничать с африканскими равнинами.

Язык у нее заплетается, и она покачивается на ногах. Я догадываюсь, что подруга сегодня налегает на водку.

– Ничего не могу с этим поделать, Нина. Мне нравится просто стоять и глядеть на всех. Возможно, потом развеселюсь.

– Но любовь не должна делать тебя такой чертовски несчастной, – заявляет Нина.

Я не хочу указывать, что она «чертовски несчастной» большую часть своей супружеской жизни и что для этого у нее серьезные основания.

Уголком глаза вижу, как Джерри флиртует с одной из их соседок. Его рука медленно движется по бедру женщины, лаская его. Интересно, делал ли он с ней такое раньше? Заметно, что соседка очень довольна. И если Нина поймает его за этим, то, без сомнения, опять станет «чертовски несчастной».

– Мне просто хочется, чтобы Доминик был здесь, – говорю я. – Вот и все.