– Я должен бросить тебе вызов. – Доминик так сильно ударяет своей палкой по полу, что и я, и Льюис подпрыгиваем.

– Хорошо, хорошо, дружище. – Ясно видно, что Льюис потрясен. – Не кипятись.

– У нас будет соревнование.

– Я так не думаю, – говорит Льюис и поворачивается, чтобы уйти.

– Так полагается у воинов масаи.

– Я уже ушел. – Льюис круто разворачивается на каблуках.

Доминик хватает его за воротник.

– Нельзя отказаться от вызова, который бросил тебе воин масаи.

– Нельзя?

Доминик качает головой и складывает на груди руки.

– Мы с тобой должны соревноваться в прыжках.

– В прыжках?

Мой возлюбленный едва наклоняет голову.

– В прыжках.

– В прыжках так в прыжках, – покорно соглашается Льюис, а потом, глубоко вздохнув, с бравадой, но неохотно, следует за Домиником в сад за домом.

Я со все возрастающим интересом иду за ними. Они становятся лицом к лицу. Льюис тяжело дышит. Доминик испускает крик, от которого стынет кровь, и снова и снова начинает взлетать высоко в воздух, все выше при каждом прыжке.

– Прыгай же, – велит он Льюису.

В ответ Льюис издает испуганный писк и пытается подбросить в воздух свою весьма значительную массу. При этом он не поднимается над травой и на восемь сантиметров.

– Прыгай, прыгай, – настаивает Доминик.

Льюис опять подпрыгивает, но жир тянет его к земле. После нескольких прыжков он сдается и проводит рукой по потному лбу.

– И это все? – яростно спрашивает Доминик.

Льюис уже совсем обессилел. Он отодвигается подальше от Доминика и съеживается.

– Делай что должен, приятель, – призывает Льюис. – Я сдаюсь.

Доминик бросает палку.

– Значит, я победил.

Теперь очередь Льюиса спросить:

– И это все? – Он удивлен. – Ты не собираешься меня расплющить? Избить до потери сознания?

– Нет. Моя честь защищена.

– Слава Богу! – Льюис опускается на колени. – Слава Богу за это!

– Но только если ты оставишь в покое мою даму.

– Обещаю, – говорит Льюис. – Обещаю.

Доминик наклоняется к нему.

– А если нарушишь обещание, – тихо говорит он, – я сдеру с твоего тела кожу и съем тебя целиком.

– Хорошо, – говорит Льюис, пытаясь встать. – Хорошо. – Его голос едва слышен. – Теперь я могу уйти?

Доминик кивает.

И прежде чем я успеваю проводить Льюиса до двери, он с быстротой молнии пролетает мой дом насквозь и оказывается снаружи. Мы слышим, как его машина с ревом уносится по улице. Я поворачиваюсь к Доминику и говорю:

– Ты – грозный мужчина.

– Да, – с широкой улыбкой соглашается Доминик, – но получилось очень забавно, Просто Дженни.

Когда в понедельник я прихожу в салон, Нина уже сидит в комнате персонала.

– Привет, – говорит она.

– Привет, – с опаской отвечаю я.

– Все слышала про Льюиса. – Ее лицо расплывается в улыбке.

Я улыбаюсь в ответ.

– Доминик был так внушителен, что вряд ли Льюис опять будет надоедать мне.

– Я слышала историю из вторых рук, – признает она. – Но, думаю, парень наложил в штаны. – Нина начинает смеяться.

Я тоже смеюсь.

– Не надо было связываться с женщиной воина масаи.

Нина вздыхает.

– Как идут дела?

– С Домиником? Превосходно. В деревне все полюбили его.

Об инциденте с полицейскими я не упоминаю.

– Прости, что была подозрительной, – говорит подруга. – Не знаю, почему. Просто мне очень хочется, чтобы ты была счастлива.

Я сажусь рядом с ней и беру ее за руку.

– Я счастлива с ним, Нина. Очень. Не хочу, чтобы наша с тобой дружба пострадала из-за него.

– Нам надо лучше узнать его. Я имею в виду нас с Джерри. Мы могли бы дружить семьями.

В этот момент я не могу придумать ничего хуже. Но если Нина готова прилагать усилия, чтобы узнать Доминика, то и я должна пересилить себя и потерпеть присутствие Джерри.

– У вас все хорошо?

– О, да, – беззаботно говорит она. – Ты же знаешь и меня, и Джерри. То мне хочется разбить его машину клюшкой для гольфа, то мы опять любим друг друга.

Я не напоминаю ей, что фаза «разбить» имеет тенденцию длиться значительно дольше, чем этап «любим друг друга», но надеюсь, что и у нее все наладится. Если Нина думает, что Джерри и есть Тот Самый Единственный, то как я могу с ней спорить?

– Пришли клиентки, – говорит Кристал. – Шоу начинается.

Моя первая дама сегодня – Линда Тернер, мать-одиночка с пятью детьми от пяти разных мужчин. Честно говоря, я не знаю, как женщина в ее положении находит время ухаживать за волосами.

Я стригу ее, и меня мучает вопрос – начинала ли она отношения, каждый раз считая, что наконец-то нашла свою родственную душу? Ее отношения с мужчинами развалились пять раз! Интересно, разочаровалась ли она в любви окончательно или все еще сохраняет оптимизм? Как она смогла найти силы не один, не два, а целых пять раз начинать все сначала с кем-то новым? Начинала ли она, каждый раз слепо надеясь на лучшее, или к тому времени, как появился номер пятый, она уже была уверена, что этот союз тоже будет мимолетным?

– Слышала, ты раздобыла себе нового мужчину, – говорит Линда, пока я ее расчесываю.

В этом салоне ничего не остается в тайне!

– Кристал рассказала, пока мыла мне волосы.

И за такую сплетню получила, наверное, огромные чаевые!

– Воин масаи? Да?

– Да.

– Я сначала подумала, что она шутит.

Я ощетиниваюсь.

– Нет, не шутит.

– Рада за тебя, девочка, – говорит Линда. – Давно пора немного поразвлечься.

– Да, – соглашаюсь я.

Но мне хочется сказать ей, что у нас с Домиником не развлечение, а любовь. Неужели в этом-то и ошибка Линды? Неужели она выбирала себе в спутники только тех, с кем можно «поразвлечься»? А действительно, как мы выбираем, кого любить, а кого нет? Почему на некоторых людей мы можем смотреть и не испытывать к ним никаких чувств, а иногда достаточно одного лишь взгляда – и вот мы уже дрожим, как лист на ветру?

– Только не посылай его семье вещи и деньги.

Я не говорю ей, что в моей сумочке лежит запечатанный конверт с адресом, а в нем – пятьдесят фунтов наличными, которые я собираюсь отправить семье Доминика. По сравнению с масаи, у нас так много всего, а у них крайне мало. Этого я Линде тоже не говорю. Вряд ли она поймет, что я ничего для них не жалею. Да и не существует более надежного способа послать им деньги. У семьи Доминика нет счета в банке. Они не могут получить денежный перевод, не совершив двухдневное путешествие в Нарок и обратно – поэтому только и остается, что посылать наличные. Эта маленькая сумма облегчит им жизнь на несколько месяцев. Они смогут потратить ее на антибиотики или еду. Они не собираются покупать дизайнерскую обувь, еще один айпод или подобную мишуру. И я не буду чувствовать себя виноватой из-за того, что забрала у них сына и тем самым лишила денег, которые он получал за свою работу гидом – а заменить чем-либо его заработок им очень трудно, если вообще возможно. Если мы сможем каждый месяц посылать им хоть немного, то у меня на душе будет спокойнее. И это именно я и только я придумала посылать им деньги, а вовсе не Доминик, и пусть никто не думает иначе.

– Ну, пока наслаждайся, – советует Линда, берет журнал и начинает его просматривать. – Подобные вещи всегда быстро заканчиваются.

Но то, что у нас с Домиником, – это надолго. Несмотря на все трудности, я уже не могу представить себе жизнь без него. Мне хочется, чтобы он был моим спутником жизни, моим мужем. И чем раньше все к этому привыкнут, тем лучше.

Я должна сделать так, чтобы все они узнали Доминика и смотрели на него моими глазами. Как только они поймут, какой он добрый, веселый и страстный, то смогут понять, почему я до крайности очарована им.

Осталось придумать, как это сделать.

В комнате персонала Нина уже вгрызается в свои дневные фрукты.

– Умираю с голода, – говорит она. – Не могу дождаться обеда. Это у меня второй завтрак.