– Не надо было его провоцировать! – рявкнул Хаттори.

– Держите себя в руках! – рявкнул Камата. Хаттори фыркнул и протянул помощнику адвоката протокол допроса. Тот почитал, потом дал почитать мне и Есикаве‑сан. Все было правильно. Есикава‑сан и Камата расписались, мне расписываться не доверили. Даже обидно как‑то. Нам он оставил копию. Потом он упаковал письмо гуля обратно в конверт, сунул в пакет, написал на ярлыке какие‑то цифры и буквы, опечатал, расписался сам, дал расписаться Камате. После этого инспектор покинул наш дом.

– Одзава‑сан, не беспокойся. Мы с Синохарой‑самой приложим все усилия, чтобы эти жалкие подобия полицейских не остались без наказания. А теперь я вынужден вас покинуть, – мы раскланялись с адвокатом, и он покинул дом. Я выглянул в окно – адвокат подошел к краснорожему Хаттори, перед которым склонились в глубоком поклоне падшие копы, что‑то ему сказал, тот кивнул, достал из машины рацию, что‑то сказал туда. Адвокат слегка поклонился, сел в машину и уехал.

– Что там? – спросил меня подошедший Кейташи.

– Справедливость восторжествовала! – довольно улыбнулся я.

– Иногда ты бываешь таким жутким, – вздохнул друг.

– Обидно вообще‑то! – расстроился я.

– Зато с тобой супер интересно! – хлопнул он меня по плечу с широкой улыбкой, – Так что, мы сегодня поиграем, или я могу идти домой?

– Пошли, – улыбнулся я.

* * *

Поиграв с Кейташи пару часиков, попрощались, и он пошел домой. Где‑то в середине процесса к дому подъехала машина, я посмотрел – прибыла свежая пара копов. Они поклонились Хаттори, он отдал им какие‑то указания, показывая пальцем на мой дом. Потом он сел в свою машину, Абэ и его напарник Ямата сели в другую, и уехали. Все, движуха на сегодня окончена.

Проводив друга, сходил разбудить Чико. Покушали, в компании няни поиграли в «Монополию». Домашку делать не стал – оставлю на завтра. Когда солнце начало садиться, раздался звонок в дверь. Сделав няне жест формата «сам открою», пошел в коридор. Открыв дверь, узрел румяного, покачивающегося батю. Он кинулся меня обнимать, обдав запахом перегара.

– Два миллиона долларов, сын! – ликующе заорал он, прижав меня к себе.

– А проценты? – сразу понял я, что он имеет ввиду.

– И проценты! – кивнул он, идя за мной на кухню. По пути мы встретили выглянувшую из гостиной Чико в компании Есикавы‑сан. Последняя поклонилась‑поздоровалась. Отец распахнул руки, готовясь традиционно обнять любимую дочь, но та сморщила носик:

– Фу! Папа пьяный!

– Но папа все равно тебя любит, – жалобно проблеял отец.

– Не подходи ко мне сегодня! – ткнула в него пальчиком девочка и вернулась в гостиную.

Сделав Есикаве‑сан жест «сам покормлю, сиди», похохатывая, потянул расстроенного отца за рукав. На кухне, усадив его за стол, выставил суши. Он уныло обмакнул сушинку в соевый соус, сунул в рот, прожевал.

– Бать, а Синохара‑сан ничего тебе не рассказывал? – спросил я. Странно, я думал отец с порога начнет на меня орать. Может, дикий профит от проданных передач перевесил все остальное?

– Да, он говорил мне, что ты поругался с полицией, но он все уладил, поэтому я не придал значения. Хорошо, что ты напомнил.

Он откашлялся, сложил руки на груди, строго посмотрел на меня мутными глазами и выдал:

– Сын, это непростительно. Полицию нужно уважать! Без органов правопорядка общество погрязнет в анархии!

– Одзава‑сама, простите, что влезаю, но Иоши‑кун в этой ситуации – пострадавший. Ваш сын бы никогда не позволил себе нагрубить взрослому человеку, не будь у него весомой причины! – вступилась за меня Есикава‑сан.

– На, почитай, – я взял с холодильника копию протокола, положил перед отцом. Тот поправил очки и залип в листочки.

– Сын, это… – удивленным тоном начал он.

– Да, ублюдочный смертник до сих пор на свободе. Как думаешь, может вместо копов нанять телохранителей из якудзы? – хохотнул я.

– Это не шутки! Я запрещаю тебе выходить из дома, кроме как в школу!

– Черта с два! – покачал я головой, – Я тебе что, пленник? Завтра я иду в кино с друзьями, и тебе придется привязать меня к кровати, чтобы остановить!

– Как ты разговариваешь с отцом! – рыкнул он. Достало, ей богу. Тупые взрослые.

– Фу! Папа пьяный! Не подходи ко мне сегодня! – пропищал я голосом Чико, и, не дожидаясь реакции, свалил из кухни в свою комнату. Ох уж эта стадия подросткового бунта.

Врубив на полную громкость AC/DC, поприседал и покачал пресс. После этого понял, что мне совершенно нечем заняться. Нацарапал домашку, и тут раздался стук в дверь. Выключив магнитофон, открыл и узрел грустную Есикаву‑сан.

– Воспитывать будете? – спросил я.

– Немного, – слегка улыбнулась она.

– Ладно, заходите, – освободил я проход. Присев на мою неиспользуемую кровать, она начала немного воспитывать:

– Иоши‑кун, твой отец искренне за тебя переживает.

– Знаю, – кивнул я.

– Ты не должен с ним так разговаривать.

– Ага.

– Тебе стоит перед ним извиниться.

– Не хочу, – покачал я головой и сел рядом с ней.

– Ты ведь понимаешь, что не прав? – мягко спросила она.

– Понимаю, – кивнул я, нагло растянулся на кровати и положил голову ей на колени. Закрыл глаза. Не так хорошо, как с Хэруки под дубом, но все равно приятно. Впрочем, сравнивать с Хэруки больше никого не буду. Она на недостижимом уровне.

– Что ты делаешь, Иоши‑кун? – поерзала Есикава‑сан.

– Несчастный ребенок грустит без матери и тянется к той, кто по долгу службы ее заменяет, – объяснил я, – Никаких домогательств, Есикава‑сан.

Она вздохнула, и я ощутил ее руку на своей голове.

– Тяжело тебе, Иоши‑кун.

– Многим гораздо тяжелее меня. На самом деле я счастлив. У меня есть хороший отец, милейшая сестренка, прикольные друзья и любимая девушка.

– Ты ведь про Аоки‑сан? – сложила она два и два.

– Про кого же еще? Кроме того, – я открыл глаза, широко улыбнулся смотрящей мне в лицо Есикаве‑сан, – Мне кажется, я уже привык к тому, что вокруг меня происходит всякое. Делай, что должно и будь, что будет!

Я поднялся с ее колен и пошел вниз. На кухне отца не было. Не было его и в гостиной.

– А где папа? – спросил я у играющей с котиком сестренки.

– На улице! – не отрываясь от столь важного занятия ответила она.

Открыв дверь, узрел спину сидящего на крылечке отца и учуял запах табака.

– Бать, ты куришь? – спросил я, садясь рядом.

– Редко, но сейчас захотелось, – затянулся он, глядя на припаркованную у дороги машину копов. Один из них стоял, привалившись к автомобилю и демонстративно смотрел на дорогу. Какая похвальная имитация служебного рвения.

– Дай мне тоже чтоли.

Отец рефлекторно потянул пачку из нагрудного кармана рубахи, но одумался и строго посмотрел на меня. Я хохотнул.

– Шучу!

Вздохнув, натянул на лицо серьезность, посмотрел бате в глаза и сказал:

– Прости, пап. Был неправ. Не стоило мне срываться.

– Думаешь, все так просто? – хмуро спросил он, не спеша прощать трудного подростка.

– Не думаю, – покачал я головой, – Но попытаться стоило. Пойду я.

Встав с крылечка, оставил батю одного. В коридоре заметил Есикаву‑сан с ее сумкой.

– Покидаете нас? – улыбнулся я ей.

– Только до понедельника, – улыбнулась она в ответ.

– Хорошего вам воскресенья! – от души пожелал я хорошей женщине.

– Спасибо! – кивнула она, повернув голову в сторону гостиной сказала:

– Чико‑тян, мне пора! Увидимся в понедельник!

– До свидания, Есикава‑сан! – ограничилась девочка криком, не став выходить.

Открыл перед няней дверь, отец оглянулся, увидел ее, поблагодарил за заботу о его детях, извинился, что пришлось нагрузить ее лишней работой. Она заверила, что все в порядке, и пошла вдоль дороги. Живет недалеко? Посталкерить может? Да не, не буду. По крайней мере, не сегодня. Отец остался на крыльце, я закрыл дверь. По пути в гостиную мучился угрызениями совести. У мужика триумф – сын с зачатками гения (послезнанием) добавил в семейный бюджет чудовищные деньги, накативший на радостях батя летел домой как на крыльях, надеясь провести вечер с любимыми детьми, а что получил? Отповедь от Чико (это ладно, это терпимо), мусорской протокол и откровенное хамство от сына (а вот это уже реально плохо). Попытался утешить себя тем, что не будь меня – Иоши уже гнил бы в могиле, что очевидно гораздо хуже. Помогло слабо. А не использовать ли мне лоли‑козырь?