– А это – пальма из семейства аренга! – Указала Хэруки на трехметровую пальму.

– Боюсь, такие листья мне не подойдут, – Посмотрев на длинные, двухметровые листы, сказала Чико.

– Зато подойдет аукуба, она же золотое дерево, – Подвела нас к усыпанному зелеными неспелыми ягодами полутораметровой высоты кусту Хэруки.

– Подойдет! – Кивнула Чико и сорвала листочек.

* * *

Сбором гербария девочки увлеклись не на шутку, поэтому мне пришлось вмешаться, сказав, что скоро нужно будет идти к Ваде, смотреть вечерний выпуск новостей. Они немного расстроились, но листьев набрался уже огромный пакет. Договорились, что после возвращения Хэруки придет к нам и поможет сестренке рассортировать добычу по альбомам, подписав, где и что – сестренка такой объем информации запомнить не смогла, а я даже и не пытался.

Дома перекусили уже супом из плавников марлина – дед продолжал утилизировать остатки соседских овощей. Кейташи и Кохэку вернулись с пляжа, поэтому кушали впятером – взрослые отправились к Ваде заранее, по их оживленному виду и заблестевшим глазкам понял, что они собрались немного «разогнаться» перед просмотром новостей. Возможно, они бухают в ежедневном режиме, чтобы компенсировать малую продолжительность отпуска?

Переодевшись (к вечеру немного похолодало), отправились к соседям. Войдя в калитку, по аккуратно насыпанной гравием дорожке миновали небольшую аллею из манговых деревьев, и я позвонил в дверь, которую открыла одетая в легкое летнее платье Вада‑сан. Раскланялись‑поздоровались, под оживленные комментарии соседки на тему «впервые у нас столько гостей, как это здорово, Чико‑тян, Такаока‑тян на втором этаже в своей комнате, можешь пойти поиграть с ней», прошли в гостиную, где на подушечках вокруг низенького «напольного» стола уже расположились накатывающие взрослые. Разместились.

Хозяин дома воткнул в видак чистую кассету – хорошо, что у него оказалась такая, и включил небольшой телевизор. Подождав, пока закончится реклама, наконец‑то увидели заставку новостей.

Первым показали репортаж про улов деда – ну еще бы, мировой рекорд! Помимо интервью с дедом, в котором он рассказал, что такой рыбалки как в Японии, нигде не найдешь и благодарил команду помогавшим нам рыболовов, в репортаж были вставлены «исторические», отснятые в порту кадры взвешивания и измерения Марлина. Кроме деда, показали еще и представителя книги рекордов Гиннеса – оказывается, деда туда запишут.

Дружно поздравили довольного старика с таким мощным достижением, он немного поиграл в скромность, мол ничего такого, каждому могло повезти. Потом повздыхал, заметив, что с гораздо большей радостью вписал бы свое имя в историю благодаря бонсаям, но чего уж теперь. В ответ на это взрослые горячо заметили, что в мире бонсая он и так известнее некуда.

Далее, после короткой подводки диктора, показали репортаж о героических нас. Репортер сказал, что мы учимся в Уцуномии Йохоку в таком‑то классе. На экране показали школу, на фоне которой стояли довольные – дальше некуда директор, Араки‑сенсей и какой‑то солидный незнакомый мужик, оказавшийся главой образования города Уцуномия. Ему, как самому важному, и доверили поведать стране, какие мы отличные ребята и как школа нами гордится.

Далее показали котенка, который обживался в новом месте – в зоопарке Наха. Он сидел в вольере на ветке и вылизывался, выглядя вполне здоровым, что нас очень порадовало. Директор зоопарка сказал несколько слов на тему того, какую честь оказали его зоопарку, доверив столь ценный экспонат. Далее показали кемпинг, дав слово администратору, ради такого случая прикрывшего свой голый торс белой рубахой с коротким рукавом. Он показал место, где стояли наши палатки, отметил нашу похвальную вежливость (на этом моменте мы с Кейташи хохотнули, вспомнив несколько отпущенных разгневанной Кохэку в адрес браконьера выражений), потом показал место, где был задержан браконьер.

После кемпинга показали полицейский участок, глава которого, стоя перед принимавшими участие в той памятной сцене копами, пояснил, что браконьером оказался местный забулдыга с Ириомоте, позарившийся на баснословные для него деньги. По плану он должен был доставить котика в Наху, где животину бы перекрасили и в таком виде переправили бы через границу в Южную Корею, в частную коллекцию какого‑то богача, чьего имени забулдыга, ясен пень, не знал.

Под фон с нарезкой кадров Ириомотейской кошки, репортер грустно заметил, что несмотря на все усилия Императора по защите вымирающих видов, в Японии остается достаточно несознательных личностей, готовых торговать своей прогнившей совестью.

Наконец‑то на экране показали аэропорт, и на экране появилась наша компашка – сначала общий план того, как специалист из «кошачьего центра» вручает нам подарки с закадровыми комментариями. Далее слово предоставили нам, снабжая появление на экране комментариями. Хэруки – дочь семейства легендарных бонсайщиков, Кохэку – внучка профессора, Кейташи – сын госслужащего, а я – сын работника «уважаемой корпорации Хонда». Фамилий и имен наших предков не называли.

Повинуясь воле сценария, Кохэку с экрана радостно врала, что об этой кошке нам рассказывали в школе, поэтому мы сразу ее узнали. С другой стороны – может и не врала, а я этот момент банально пропустил – с «автоучебой» сохранять внимание на уроках совсем нет смысла.

Кроме нас, дали сказать пару слов и Синохаре‑сану, выразившему «респект» местной полиции за оперативность и помощь его подопечным. Полезная торговля лицом полезна.

В конце репортажа случилось страшное – репортер заявил, что 11 сентября сего года нашу школу посетит ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО НАСЛЕДНЫЙ ПРИНЦ НАРУХИТО, который вручит нам благодарственные грамоты от императорского дома, вызвав в гостиной настоящих хаос. Взрослые махали руками, обнимались и обнимали нас, всем видом источая ликование и ГОРДОСТЬ. Я тихонько вздыхал – это все еще никудышная компенсация за сорвавшийся первый раз с Хэруки.

– Может, передумаешь? – Спросил меня батя, скрестив руки на груди и наблюдая, как я зашнуровываю берцы.

– Ты же знаешь, что не передумаю, – Улыбнулся я ему.

Батя вздохнул.

– Да не переживай ты так! Разве ты не заметил, что каждый раз, когда я отправляюсь в «свободное плавание», на меня падает правительственная награда? – Сказал я, одевая теплую куртку и натягивая на голову потешную вязаную шапку с помпоном.

– Или подписка о неразглашении! – Буркнул он, – Меня до сих пор трясет после того случая, когда…

– Тсс! – Приложил я палец к губам, – Нам ведь приказали обо всем забыть.

Батя фыркнул, но продолжать не стал.

– Ладно, увидимся завтра! – Махнул я рукой бате и покинул дом.

Пощурившись на бледно‑желтое зимнее солнышко, выдохнул изо рта пар, широко улыбнулся и отправился к дому Аоки, шлепая по влажной дороге. Зима в Уцуномии теплая – снег падает редко и быстро тает. Учитывая сегодняшнюю дату, такое положение дел меня абсолютно не устраивает!

Поднявшись на крылечко, нажал кнопку звонка. Привычно прозвучала красивая мелодия, и мне открыл Ринтаро‑сенсей, в «зимнем» теплом кимоно и шерстяных вязаных носках.

– Не передумал, – Вздохнул он.

– Не‑а! – С наглой улыбкой подтвердил я.

– Ладно, заходи, – Буркнул он, освобождая проход.

Разувшись и сняв верхнюю одежду, я направился на доносящиеся со второго этажа звуки песни «Королевна» группы Мельница. Так‑то уже не их, а моя, но это не важно. Вот и нужная дверь. Стучать не стал – мне можно. Первым делом взгляд наткнулся на стоящие на столике фотки: на одной – наш с ней «селфач» на маяке Йонагуни, на второй – все мы, включая Сэки‑сана, на общем фото на смотровой площадке последнего заката. Невольно улыбнулся. Хорошая была поездка. Хэруки, одетая в кигуруми‑цветочек, лежала на кровати и читала Желязны. Заметив меня краем глаза, тут же отложила книжку и побежала меня обнимать со счастливой улыбкой. После приветственного поцелуя, она спросила: