– Ватанабэ‑сенсей, вы считаете, что писатель – не профессия?

Ватанабэ‑сенсей поморщилась, поняв, что перегнула:

– Нет, я имела ввиду, что шансов стать востребованным писателем не так уж и много. Очень важно иметь запасной вариант.

– Я читал работы Одзавы‑сана. Да, они не закончены, а одно из них я бы вообще запретил к публикации. Особенно учитывая волну протестов, направленных в том числе и на ужесточение цензуры, но у этого юноши огромный потенциал. Сбив его с пути, мы рискуем потерять писателя, способного прославить нашу школу. Простите, Ватанабэ‑сенсей, но я не могу вам позволить этого сделать. Он ведь твердо отказался.

Ватанабэ‑сенсей покраснела и схавала отповедь.

– В таком случае, Одзава‑сан, я даже не буду пытаться тебя звать в курируемый мной клуб любителей математики, – вздохнул Араки‑сенсей, – Ты свободен.

Поблагодарив и поклонившись, покинул учительскую. Спасибо тебе, Такеши‑сенсей!

Вернувшись в класс, пересказал диалог с учителями друзьям.

– Иоши, это было очень грубо! На такие предложения нельзя отвечать отказом! – покачала головой Кохэку, амбассадор клуба изучения английского языка в нашей компании, – Ватанабэ‑сенсей очень хорошая, тебе следует извиниться перед ней.

– Почему? Разве я что‑то сказал не так? Я ведь действительно не собираюсь менять клуб, – не понял я.

– Какая дыра в твоем воспитании! – подключился к воспитанию нехорошего меня Кейташи, – Как ты мог забыть, что в Японии никто не отвечает на подобные предложения отказом? Сказать «нет» – значит оскорбить собеседника. Следует отвечать «я подумаю».

Вот жеж отстой. Споткнулся о разницу в менталитете. Ладно, раз надо – значит извинюсь. После урока подошел к перебирающему листочки Араки‑сенсею.

– Араки‑сенсей, простите, не подскажите, где я могу найти Ватанабэ‑сенсей? – обратился я к нему.

– Ватанабэ‑сенсей? Там же, где и остальных учителей. В учительской, – пожал он плечами. Логично! – Если хочешь, пойдем со мной.

Я кивнул, и мы пошли. По пути он спросил меня:

– А зачем она тебе? Передумал насчет клуба?

– Хотел извиниться за свой грубый отказ.

– Вот как? Что ж, я рад, что ты осознал свою неправоту. Я хотел поговорить с тобой об этом, но дал тебе шанс все понять самому.

– Спасибо, Араки‑сенсей. Это хороший педагогический ход. Выводы, сделанные самостоятельно, всегда усваиваются лучше привитых извне.

Он с уважением посмотрел на меня и кивнул. В учительской было довольно много учителей. Жаль, что не получится поговорить с Ватанабэ‑сенсей наедине, придется позориться при всех. Поклонившись прямо у входа сразу всем, подошел к столу Ватанабэ‑сенсей. Араки со мной не пошел, отправившись на свое рабочее место.

– Ватанабэ‑сенсей, простите мою грубость. Я вовсе не хотел оскорбить вас отказом, – покаялся я с глубоким поклоном.

– Ничего, Одзава‑сан. В последнее время тебе пришлось тяжело, поэтому я понимаю. Если хочешь, приходи к нам в клуб, познакомишься с участниками, посмотришь, чем мы занимаемся. Вот увидишь, будет интересно! – неожиданно мягким тоном ответила Ватанабэ‑сенсей, – Я не буду настаивать на твоем вступлении к нам, но я слышала, что ваш куратор поощряет творческую свободу, поэтому у вас ненормированный график. Потратишь часть свободного времени на нас? – улыбнулась она. Твою мать, я в ловушке.

– Хорошо, постараюсь прийти в один из ближайших дней, – кивнул я.

– Вот и замечательно. Будем ждать тебя, Одзава‑сан.

Попрощался и пошел обратно в класс расстроенный. Такая побочная активность мне совсем не нужна – я бы с гораздо большим удовольствием плевал в потолок лёжа на диване. Ладно, приду пару раз, чтобы сдержать слово, а потом тихонько сольюсь. Ну какой может быть интерес в клубе английского? Зубрежка, какие‑нибудь дебаты на изучаемом языке, перевод текстов туда‑обратно. Может, какие‑нибудь культурные особенности англичан. Все это я уже проходил в прошлой жизни. А еще наш куратор. Кто же он такой? «Творческая свобода» говорит. Да это же просто отговорка, чтобы не работать! Да я его за полтора месяца ни разу не видел! Почему он не пришел «скурировать» проблему с альманахом? Это же его прямая обязанность, нет? Да и пофиг, меня полностью устраивает наш клуб. У Такерады‑семпая хорошо получается нами рулить.

В классе Кохэку немедленно спросила меня:

– Ну как? Извинился?

– Да. Придется теперь иногда приходить в ваш клуб, – горько вздохнул я.

– Что за реакция? Ты будто на казнь собираешься! – надулась она.

– Не люблю тратить свое время на то, чем не хочу заниматься.

– Знать английский – супер полезно! – ткнула она в меня пальчиком. Друзья с интересом наблюдали за нашей перебранкой. Мне надоело, и я ответил на столь любимом ей языке:

– Знаешь, Кохэку, мне нет смысла изучать английский, потому что УЖЕ свободно им владею. Если будет нужна помощь – обращайся, объясню непонятные моменты.

Друзья выпучили глаза.

– Откуда ты знать английский? – с жутким акцентом спросила Кохэку на нем же.

– Отец очень много ездит в командировки в США, и решил, что для меня будет полезно знать этот язык, поэтому заставлял меня заниматься с репетитором. Как видишь, это дало свои плоды.

– Поняла, – перешла Кохэку на японский, – Так свободно на английском не общаются даже семпаи из моего клуба. Черт, почему мне не попался настолько же хороший репетитор? – расстроенным тоном ответила она, улегшись на парту лицом к пустой парте Минами. Кейташи бросился было ее утешать, но его прервал звонок.

Последний урок на сегодня закончился, и мы с Хэруки, попрощавшись с ребятами, отправились в литературный клуб.

– Иоши, а почему вы с Симидзу‑сан называете друг друга по именам? – заревновала лучшая девочка. Милашка.

– Ну, вчера я назвал ее по имени случайно, из‑за недосыпа. Как ты помнишь, она не была особо против. Потом, во время уборки в классе, я решил, что будет нечестно, если она будет со мной более официальна, чем я с ней. Вот и перешли на имена.

– Вот как? Понятно, – прохладным тоном ответила Хэруки. Я вздохнул. Так не пойдет.

– Знаешь, вообще‑то из нас двоих она бы предпочла тебя, – мысленно попросив прощения у Кейко, слил я страшную тайну. Душевный покой Хэруки мне намного дороже всего остального.

– Что ты… – Хэруки не договорила, на какое‑то время замолчала. Потом, судя по тому, как мощно она покраснела, до нее дошла вся прелесть ситуации.

– Это секрет, хорошо? – подстраховался я, – Я узнал об этом чисто случайно, если кто‑то прознает, у Кейко могут возникнуть ОГРОМНЫЕ проблемы, – я взял девушку за руку, посмотрел в глаза, – Понимаешь?

Осознав серьезность момента, Хэруки кивнула:

– Понимаю. Я никому не скажу.

Вот и хорошо. Времена и страна у нас нынче нетолерантные, не хотелось бы подставлять нашу потешную старосту. Она хорошая девочка.

Войдя в литературный клуб, поздоровались с ребятами. И как так получается, что они всегда приходят раньше нас? Посмотрев на место, где когда‑то сидел Каваками Нобу, осознал, что Есикава‑сан ловко сбила меня с мысли, когда я уже вплотную подошел к вопросу о взаимоотношениях чайных мастеров и сёгуна Хидэёси. Словно само мироздание не дает мне узнать ответ!

Заняв свои места, приготовились слушать наших поэтов. Сегодня они были настроены воинственно, поэтому в пух и прах раскритиковали стихи друг друга. «Да целуйтесь вы уже!» – хотелось крикнуть мне, но вместо этого, дождавшись, пока Такерада‑семпай прекратит перепалку, предложил идею:

– Может, вам стоит попробовать написать что‑нибудь вместе?

Ребята удивленно посмотрели на меня.

– Как это? – спросил Исида‑сан.

– В соавторстве, – развел я руками и развил идею, – У тебя, Исида‑сан, прекрасно получается создавать мрачную атмосферу, а у тебя, Мурата‑сан, удаются художественные образы и ритм. Почему бы вам не объединить усилия, и не сочинить, например, песню в виде страшной сказки?