— Ты хочешь, чтобы я бросила её?

— Я — нет, и я знаю, что вы никогда не бросите её, что бы я ни посоветовал. Скорее, я говорю, что, по моему мнению, лучше отложить оказание ей помощи. Я хорошо знаю степень вашего сострадания, но отказаться от обещания, данного стольким высшим аристократам, ради одной единственной низшей дворянки это не то, что будет прощено и забыто.

Остальные мои слуги кивнули в знак согласия. — Кто знает, что потом выскажут аристократы Филине. Они, несомненно, обвинили бы во всем её, — сказал Корнелиус.

Дамуэль согласился. — Ваше поведение также повлияет на репутацию Филины.

— Более того, они забрали только её деньги, — отметила Рихарда. — Её жизни ничего не угрожает.

— Вы можете научить её этому методу позже, когда научите нас четвертой стадии. А пока я должен попросить вас, пожалуйста, сдержать свои чувства, — заключил Хартмут.

Все были едины в согласии. Я хотела заявить, что собираюсь помочь ей, несмотря ни на что, но я только еще крепче сжала кулаки и проглотила эти слова.

— Очень хорошо, — согласилась я. — Сначала я научу дворян методу сжатия.

Мои вассалы окружили меня, когда мы двинулись в комнату где должно было проходить обучение, без сомнения, опасаясь, что я могу внезапно убежать прочь. К тому времени, когда мы пришли, уже собралось большое количество дворян. Я уже обучила своему методу сжатия всех рыцарей-стражей эрцгерцогской семьи, за исключением тех, кто служил Вилфриду, так что большинство присутствующих дворян были чиновниками и служителями.

Здесь было много детей без сопровождения родителей, так как детям было легче развивать ману, а плата за лекции была совсем не дешевой. Было также много молодежи. Исключениями из этого правила были Бонифаций и гибы, сидевшие в первом ряду. Я не могла не поразиться, когда увидела стариков, которые выглядели заметно старше Бонифация.

Он действительно планирует увеличить свою ману в этом возрасте…? Боюсь, что они упадут замертво, при попытке повторить за мной.

— Могу ли я помолиться о благословении в благодарность за эту счастливую встречу, назначенную суровым судом Эвигелибе, Бога Жизни?

Дворяне, которых я раньше не встречала, один за другим выходили мне навстречу. Ситуация с Филиной мучила меня тревогой и нетерпением, но я не могла позволить этому отразиться на моем лице, поэтому отвечала на приветствие фальшивой аристократической улыбкой.

Именно тогда вперед, прихрамывая, вышел самый старый среди дедов. Он был такого преклонного возраста, что нуждался в опекуне, и он опустился передо мной на колени со слезами на глазах.

— Я — предыдущий Гиб Лейсеганг. Могу я помолиться о благословении в знак признательности за эту счастливую встречу, назначенную суровым судом Эвигелибе, Бога Жизни? — Обратился он ко мне.

— Можешь.

— Теперь, когда я встретил вас, леди Розмайн, я могу без сожалений сойти в могилу.

Что за нервирующее приветствие! Он буквально рискует своей жизнью, находясь здесь!

— Он был довольно настойчив в разговоре с графом Лейзегангом по поводу приезда. Как твой прадедушка, он хотел увидеть тебя хотя бы раз, — прошептала мне Рихарда.

Что?! Это мой прадедушка?!

Старик, у которого катились слезы радости от того, что увидел меня, был, по-видимому, дедушкой Карстедта. Никогда раньше я не встречала никого из своих прадедов, даже в дни моей бытности Урано. Было чудом, что этот человек вообще был еще жив — он был достаточно стар, чтобы казалось, что в любой момент он может упасть замертво. Очевидно, что в этом возрасте он редко общался и даже покидал свое поместье.

— Я тоже рада, что встретила тебя, Прадедушка. Я— ЧТО?!

Не успела я дать ему свое благословение, как он закрыл глаза и с глухим стуком рухнул на пол. Он был совершенно неподвижен; все, что я могла сделать, это в шоке уставиться на него.

— …Я вызвала это своим благословением? — Спросила я у окружающих.

— Не бойтесь, леди Розмайн — такое часто с ним бывает. С ним все в порядке.

Эм, извините, но мне от этого не легче!

Этот момент потрясенной тишины быстро закончился, сменившись возбужденным шепотом собравшихся, когда моего прадеда вынесли из комнаты. Меня снова и снова уверяли, что его жизни ничего не угрожает, но выглядело это совсем не так. Попытка изучить мой метод сжатия, безусловно, помогла бы ему подняться по самой высокой лестнице, так что я была, по крайней мере, благодарна ему, что он не сделал этого прямо передо мной.

Безумие какое-то. Я думала, что у меня сердце вот-вот остановится.

Никогда раньше я не видела, как кто-то другой кроме меня так внезапно падал в обморок, поэтому только теперь я по-настоящему поняла, как сильно пугала этим других. Я вдруг почувствовала себя очень виноватой перед ними.

В конце концов шепот утих, и нынешний граф Лейзеганг смиренно вышел вперед.

— Я Гиб Лейзенганг. Могу я помолиться о благословении в знак признательности за эту счастливую встречу, назначенную суровым судом Эвигелибе, Бога Жизни? — Спросил он.

— Можешь.

— Я глубоко извиняюсь за то, что мой дедушка так удивил и потряс вас. Он умолял меня дать ему возможность прибыть на урок, так как хотел увидеть вас хотя бы один раз, прежде чем боги примут его. Я тоже рад, что наконец-то встретился с вами лично, леди Розмайн.

Нынешний граф Лейзеганг был довольно молод — примерно, чуть старше Карстедта. Я увидела, как в его глазах горит честолюбие, и внезапно поняла, почему раньше нам не разрешали встречаться, несмотря на то, что мы были родичами. Эта встреча, скорее всего, была разрешена только потому, что мои опекуны наконец решили, что мы с Вилфридом должны быть помолвлены.

— Теперь я готова обучать вас своему методу сжатия маны. Но сначала я прошу произвести платежи и подписать магические контракты. — Я жестом указала на чиновников, которые должны были заниматься платежами, а затем на Сильвестра, в ведении которого находились магические контракты. Он будет внимательно следить за тем, как все вписывают свои имена — как потому, что я еще не могла знать всех, так и для того, чтобы показать, что эта лекция проходила с его ведома и разрешения.

Как только все участники внесли оплату и подписали контракты, я начала преподавать метод с Дамуэлем в качестве моего помощника. Сегодня мы изучим его до третьей стадии включительно, и, как и ожидалось, предоставление наглядного образа при обучении намного упрощало создание визуализации, чем представлять себе это же самое стараясь представить себе расплывчатые описания. Многим людям оказалось проще сжать свою ману таким образом, и каждый высказался, что никогда раньше не видел, как сложенная ткань затем придавливается.

— Даже зная этот метод, количество маны, которое вы можете сжать, в конечном счете зависит от крепости вашего разума, — объяснила я. — Кроме того, знайте, что слишком резкое увеличение плотности вашей маны из-за быстрого сжатия вызовет манаотравление. Позаботьтесь о том, чтобы увеличивать свою ману в неторопливом темпе, который не будет мешать вашей жизни.

Так что, теперь любой, кто схватил бы маноотравление, должен был бы винить только себя.

— Подумать только, что даже взрослые люди, такие как мы, могут увеличить плотность нашей маны путем сжатия… Я просто поражен, — сказал Гиб Хальдензеле с явным энтузиазмом в голосе. — Это знание, которое можно держать при себе ради собственной выгоды, и все же ради герцогства вы готовы преподавать его даже другим кандидатам в эрцгерцоги, соперничающим с вами. Я просто теряю дар речи от вашего милосердия и сострадания.

После этих слов Гиб Хальдензеле вышел из комнаты. Вскоре после этого ушли Вилфрид и его вассалы, хотя я заметила, что у всех у них было очень сосредоточенное выражение лица — явный признак того, что они сжимали свою манну на ходу. Я инстинктивно окликнула их.

— В чем дело, Розмайн? — Спросил Вилфрид.

— Я понимаю, что твои рыцари-стражи захотят особенно усердно работать над сжатием маны, учитывая, что они научились этому намного позже, чем другие рыцари-стражи семьи эрцгерцога, но для них опасно сжимать свою ману одновременно исполняя свои обязанности стражей.