— Спасибо. Я рад, что она взяла тебя в качестве вассала, Леонора, — ответил он с усмешкой.

Я почувствовала, как улыбка коснулась и моих собственных губ. Я приняла эту должность не только потому, что мой отец сказал, что это мой долг как дворянки из Лейзегангов, но и потому, что я хотела быть ближе к Корнелиусу. Это была довольно недостойная побудительная причина, но Корнелиус начал очень серьезно относиться к его упражнениям и занятиям, когда леди Розмайн начала свой долгий сон.

От обычного выполняемого им минимума, ожидаемого от высшего аристократа, он перешел к намного более интенсивным и напряженным занятиям, чем кто-либо другой его возраста и положения, и я стала испытывать непреодолимое желание всегда следить за его усилиями.

— Пока Розмайн отсутствует, у нас нет никакой работы, так что это отличный шанс обучить рыцарей-учеников, которые не умеют взаимодействовать, — сказал Корнелиус. — Ты видела со стороны, как они работали, и теперь знаешь, как применить на практике то, чему мы научились в классе. Не могла бы ты потренировать их для подготовки к межгерцогскому турниру?

Корнелиус возлагал на меня большие надежды, отчего мне хотелось работать еще усерднее. Должно быть, не менее половины выводов после игры в диттер на самом деле исходило от леди Розмайн. Она была всего лишь кандидатом в эрцгерцоги первого курса, но она видела насквозь методы врага и строила успешные планы по их преодолению. Мне, учащейся на четвертом курсе и будущему рыцарю-стражу надо было стать намного, намного лучше чтобы соответствовать ей.

— Можешь на меня рассчитывать. Я думаю, что буду следовать записям лорда Фердинанда по диттеру и начну с выяснения сильных сторон каждого рыцаря-ученика.

Корнелиус и я провели день, обсуждая подготовку учеников-рыцарей, и на следующее утро я вернулась в Королевскую академию.

***

— Ох, Леонора. Что случилось в замке, что ты вернулась так рано? — спросила Брунгильда, выходя из гостиной.

Она сдержанно улыбнулась мне, но, казалось, была чем-то явно недовольна.

— Леди Розмайн сразу же отправилась в храм, поэтому Корнелиус предложил мне остаться в Королевской академии до окончания Ритуала Посвящения, — ответила я, переводя взгляд на Хартмута, когда он тоже вышел из комнаты вслед за ней.

Он пожал плечами: очевидно, в гостиной что-то произошло.

— Брунгильда, Хартмут. У вас есть немного времени? Я хочу кое-что обсудить с вами, — сказала я, указывая на свои глаза.

Брунгильда глубоко вздохнула, прежде чем ответить с улыбкой, в которой не было ни капли неудовольствия, которое было на ее лице минуту назад.

— Ну, конечно есть.

Хартмут махнул рукой в сторону, и мы вместе направились к комнате для проведения обсуждений. Как только за нами закрылась дверь, Брунгильда сильно нахмурилась, настолько сильно что казалось будто она сильно щурится.

— Как же он бесит! — воскликнула она.

Как оказалось, она злилась не на кого иного, как на лорда Вильфрида. В самый неподходящий момент, в тот день, когда леди Розмайн отбыла в замок, пришло письмо от леди Ханнелоры из Дункельфельгера. Это было приглашение на чаепитие, в котором она объяснила, что надеется использовать эту возможность для обзаведения новыми и укрепления старых связей.

— Ну, леди Розмайн здесь больше нет. Полагаю, вы, конечно, отказались? Я знаю, что она кандидат в эрцгерцоги, но у нас нет другого выбора. Они ведь не вызвали тебя на диттер, когда ты послала наш ответ, не так ли?

— Нет, ничего подобного, — усмехнулся Хартмут и пренебрежительно махнул рукой. — Оно было адресовано всем нашим кандидатам в эрцгерцоги, а не только леди Розмайн, так что у лорда Вильфрида нет другого выбора, кроме как присутствовать. Проблема в том, что он отправился к Брунгильде. Он посмотрел на Брунгильду, чьи обычно казавшиеся светящимися изнутри янтарные глаза из-за испытываемого ею гнева сейчас казались даже ярче, чем обычно.

— Он сказал, что это должно было быть чаепитие в честь леди Розмайн, и что поэтому он поручает нам подготовить его. Можете ли вы поверить в эту наглость?! Я ему не вассал!

Лорду Вильфриду следовало бы обратиться к леди Розмайн с письмом, а она впоследствии поручила бы нам помочь ему. Тот факт, что он полностью проигнорировал это и отдал нам прямой приказ, для Брунгильды был попросту непростителен.

— Пожалуйста, успокойся, Брунгильда. Вспомни, что леди Розмайн действительно велела нам помогать лорду Вильфриду в её отсутствие, — сказала я.

— Это далеко не просто помощь. Лорд Вильфрид говорит, что у его вассалов нет на это времени, потому что они еще не сдали свои экзамены. Я же говорю, что составление и соблюдение расписания — это только их личная ответственность! Разве вы со мной не согласны?!

Брунгильда была здесь совершенно права. Нам было приказано работать с вассалами лорда Вильфрида, не подчиняться никаким приказам, кроме как от нашей леди, и делать всё самим. Не говоря уже о том, что было трудно представить, что у его вассалов так уж и нет на это времени. Мы составили расписание занятий в соответствии с посещениями библиотеки леди Розмайн, так что это было равносильно признанию их бесполезности и некомпетентности. Но, может быть, их это вполне устраивало?

— Ты можешь себе представить, каким самонадеянным должен быть человек, чтобы ставить расписание своих вассалов выше всего остального, отдавать приказы чужим вассалам и ожидать, что они будут им повиноваться? Это так напоминает мне поведение леди Вероники, когда я приветствовала её после моего дебюта, что от отвращения мне дурно, — сказала Брунгильда с явным недовольством на лице и в голосе.

Я не знала, что произошло после дебюта Брунгильды, но помнила, что и она, и её отец, Гиб Грошель, были крайне недовольны этим. Мой собственный отец даже сказал: “Интересно, как долго это может продолжаться?” — с обреченной, совсем невеселой улыбкой.

— Он ведь должен знать, как сильно леди Вероника ненавидела и унижала знать из рода Лейзегангов, но он все еще ведет себя точно так же, как и раньше. Может быть, он думает, что может продолжать командовать нами даже теперь, когда леди Вероника теперь лишена власти. Он, должно быть, не хочет признать, что все уже не так, как было раньше, — сказал Хартмут с пренебрежительной усмешкой.

Хотя и все в разной степени, мы, как Лейзеганги, все трое страдали от оскорблений леди Вероники. Тот факт, что лорд Вильфрид воспитывался под её опекой, означал, что мы с самого начала не имели о нем хорошего впечатления.

— Возможно, лорд Вильфрид из-за своего воспитания смотрит свысока на Лейзегангских дворян. Я понимаю, что мы должны воспринимать их совершенно отдельными личностями, но они просто слишком похожи. И волосы, и глаза, но даже их речь и действия… — прокомментировала я.

Брунгильда и Хартмут кивнули. Когда баланс сил сместился, лорд Вильфрид немедленно отделился от бывшей фракции Вероники и начал обращаться с ними так, как раньше обращался с дворянами Лейзеганга. Нужно было предупредить их, чтобы они не смели пытаться образовать тесные связи с леди Розмайн, но все же было не особенно приятно видеть, что сын эрцгерцога с такой легкостью отбрасывает тех, кто когда-то поддерживал его. Как может тот, кто не уважает свою собственную фракцию, уважать дворян из другой? Я не могла не сравнить его с леди Розмайн, которая относилась ко всем фракциям одинаково даже после нападения и глубокого сна в течение двух лет.

Если бы леди Розмайн, как только она проснулась, начала относиться к членам бывшей фракции Вероники с большим презрением, я бы просто сочла её обычной ограниченной аристократкой, но она справедливо оценила работу, проделанную Родериком и другими. Она сохранила свое положение даже перед лицом жалоб лорда Вильфрида, что снискало ей мое уважение и заставило меня считать её достойной моей службы.

— Я понимаю, почему ты злишься, Брунгильда, но нам не следует думать, что мы подчиняемся приказам лорда Вильфрида, — сказал Хартмут. — Нам просто нужно использовать его в своих целях. Нет ничего плохого в том, чтобы продвигать наши товары на чаепитии между кандидатами в эрцгерцоги, проводимом в отсутствие леди Розмайн. Понимаешь, о чем я?