— Я обещал…
— Знаю, — Марта не позволяла отпустить эту тему, настойчиво продолжала давить, — но сейчас на кону именно твоё будущее, а не её. Никто не вправе распоряжаться твоей жизнью и принимать решения за тебя. Даже если ты пообещал, подумай еще раз… Я абсолютно уверена, что Клэр давила на тебя.
Кэйт проигнорировал выпад. Кто давил, а кто поддавался, уже не имело значения.
— Расскажи, что произошло и… что ты узнала?
Женщина шумно выдохнула, подбирая слова.
— Все начиналось как обычное преследование. Глупые дети оставляли на земле яркие следы, и мы без труда шли за ними. Следы привели к промышленной свалке, к Дикому… — она усмехнулась и покачала головой, рассматривая собственные руки. — Когда мы подоспели, детей уже забрали. Были следы огнестрельного и борьбы. Много крови. А потом произошел взрыв. Нас отстреливали, словно мишени в тире… — ее голос сошел на шепот, а дыхание сбилось, словно Марта вновь была там.
Кэйт слушал, пытаясь представить это, и понимал, что не хотел бы там очутиться.
— Я сорвалась. Словно окунулась в дни перелома. Нашла местонахождение стрелка и повлияла на Кирка. Он поймал того человека… Но…
— Выжившим не понравилось, что ты менталист? — Свон, как всегда, был проницательным. Сейчас это неожиданно стало удобным.
— А кому бы понравилось? Я не должна была раскрывать себя, но… нас отстреливали, понимаешь? Из огнестрельного. Как зверье… — Она с силой сжал кулаки и зашипела, расслабляя изувеченную ладонь. — Отбор по генетическому признаку в человеческой среде. Это… отвратительно, Кэйт…
Ее плечи мелко задрожали, от накативших воспоминаний и запоздалой истерики. Свон осторожно привлек ее к себе и коснулся губами виска. Прижавшись к нему, Марта продолжала говорить:
— Мысли того человека были самыми отвратительными из того, что я когда-либо видела. Столько ненависти, столько глупой надменности, шовинизма…
— Тот нападавший… Он был один?
— Один… В тот момент он прикрывал отступление, — подтвердила она, дыша ему в шею. — Кэйт, хочешь… я просто покажу тебе, — она вскинула голову и заглянула ему глаза, ожидая ответа. — Я могу многое рассказать, но хочу, чтобы ты видел все своими глазами. Сам понял, что там произошло.
Свон рассматривал ее лицо некоторое время, пытаясь найти ответы на невысказанные вопросы. Больно ли это? Обязательно ли? Останется ли он самим собой после такого? Марта смотрела на него молча и ничего не предпринимала, словно его позволение было важнейшей частью их диалога. И тогда Свон решился и кивнул. Похоже, Марта Лэйн и сама не ожидала, что он согласится. Подобралась вся, осторожно приподняла ладони, неуверенно касаясь пальцами его висков. Некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза, и абсолютно ничего не происходило. А потом его собственный мир взорвался и запульсировал…
Чужая память пылью ударила в глаза, простелилась до самих легких. Заскрипел битый кирпич под подошвами, засаднило ладони от торможения о землю… Послышались эфемерные выстрелы и предсмертные вскрики. Взрывы ошейников…
Правда была в том, что враг искренне ненавидел их. Впадал в неистовство при самом упоминании Сакской империи. Болезненно переживал явление каждого имперца, так, словно каждый модифицированный на этой планете был виноват в их неразрешимых бедах. Так, словно искусственная адаптация была нарушением их древних заветов, плевком в их деформированную душу.
Идеи далекого прошлого, оказывается, все еще ходили по этой больной земле. И носителей было больше, чем казалось на первый взгляд. За считанным Мартой человеком стояли десятки сотен других людей — крепких и уверенных в своей правоте. У них были свои предводители, свои города, свои желания и надежды. Своя, абсолютно не похожая на имперскую, жизнь. У них не было одного — свободного дыхания. Они не могли жить на поверхности и едва справлялись с жизнью под землей. Потерянные поколения, носители прошлого, вынужденные находить точки соприкосновения с современным миром. Бегущие от этого современного мира, считающие, что консервная банка на голове, счетчик Гейгера и фильтры — лучшее, что они могут придумать для своего выживания…
Марта показывала многое, каждую вылазку в наземные города, каждое спланированное убийство, каждого модифицированного, доведенного до взрыва ошейника… ментальное влияние внутри детдомов, устранение сильнейших… А параллельно с этим демонстрировала совсем иную, жестокую культуру. В тех скрытых тайных общинах все складывалось по-другому. Не было модификаций и ошейников. Там свирепствовали болезни, голод и постоянная смерть. Там не было обязательных восьмидесяти лет жизни, зато в порядке постоянного зла существовали химические ожоги и радиоактивная среда обитания. Неизменные защитные костюмы и шлемы со встроенными фильтрами и счетчиками Гейгера. А еще там была любовь, дружба, бесчисленные семьи и дети… Маленькие сорванцы, которые могли в любой момент открыть дверь и выбежать на открытый воздух, не застегнув свой защитный костюм и не надев консервную банку на голову. Которые могли получить химические ожоги, отравление или дозу радиации. Которые могли вообще не родиться или родиться без руки или ноги… без глаз. Которые могли быть целым селением уничтожены одним метким ударом модифицированных. Переработаны, отправлены на запчасти или на исследования… или на принудительную ассимиляцию…
Ту, другую, жизнь пронзала огромная вера в собственную правоту и необходимость именно такой реальности. Они не хотели модификаций. Они не желали отдавать империи второго ребенка из своей семьи и боялись, что Кальтэной вмешается в ход беременности, модифицируя плод по нужному образу и подобию.
Их можно было назвать людьми из другой вселенной. Но правда крылась в том, что они жили бок о бок. Использовали для негласной войны все тех же мастеров, все тех же модифицированных, клепая несуразные тела на установках и посылая в города для решения подлых задач, вселяя в них ненависть и заставляя мстить себе подобным.
Когда Марта убрала руки от его головы, Кэйта Свона трясло. Ему было плохо от осознания, что любой из его погибших в далеком детстве друзей мог стать жертвой фанатиков. Ему было плохо от того, что чувствовала сама Марта, и от той чужой точки зрения, что комком засела в его голове. Как опухоль, которую нельзя вырезать, и которая не даст больше жить полноценно. Новое знание стало ядом, который уже не вывести из организма.
— Ты отравила меня, — прошептал Кэйт, пряча лицо в ее ладонях.
— Извини, — Марта коснулась губами его взмокшего лба, вернув тем самым ему тот легкий поцелуй, которым он успокаивал ее ранее. Руки Кэйта легли на ее плечи. Он сжал их, не давая ей сдвинутся с места, а потом просто коснулся губами ее губ, намереваясь стереть болезненный опыт обычными и понятными прикосновениями.
Лэйн не сопротивлялась. В темноте подземного перехода можно было ощутить себя абсолютно свободными и раскованными, глухими к остальному миру и чувственными к друг другу…
* * *
Маркус хмурился. Сообщение, присланное Ганном Вагнером, вогнало его в ступор. Прошли сутки с тех пор, как база в Ио была уничтожена. Он потерял чудовище, выращенное из Тео, потерял клона Абэ, потерял малышку Вагнер. Потратил время на дорогу в Леополис и передислокацию своих ребят. Прошлый день казался чрезвычайно тихим по сравнению с предыдущими. Оказывается, таковым он был только у него.
Фён Вагнер скончался от сердечного приступа. Нана попала в руки Фердинанду и была удачно подсоединена к кластеру, стала оператором баз данных. Вдобавок Фердинанд вышел на связь и решил поторговаться на Тео, а точнее, Тариса Лаена… Сам ГМО на пару с клоном Абэ незамедлительно явился в клан Вагнер и предложил помощь по вызволению Наны. Если бы Маркус сомневался в источнике этих фактов, он бы однозначно подумал, что ему врут. Но Ганн, как обычно, был предельно серьезен, и оттого сказанное еще больше удивляло.
— Мне нужно связаться с Ирраилем, — наконец решил Маркус. Дэйла, лениво перевела на него взгляд. Сейчас, будучи подсоединенной к компьютеру через свои разъёмы, она почти не воспринимала реальность. Но, заметив озадаченное лицо Биби, тут же прервала поток и вынула провода из своего виска. Искусственный глаз наконец сфокусировался.
