Между тем в самом Новгороде бушевала смута: горели дома богачей, был сожжён и разграблен торг, смещён глава городской администрации — посадник. Тлевшая под пеплом равнодушной покорности ненависть бедняков выплеснулась на улицы. Голод, которым грозила хлебная блокада, мог ещё больше раздуть пожар мятежа. В этих условиях городская верхушка, как и предвидел Михаил, пошла на уступки. Архиепископ Давыд весной 1313 года отправился на переговоры к князю (44, 275). Тот назначил цену мира в полторы тысячи гривен серебра (11, 255). Проклиная всё на свете, новгородские богачи собрали деньги. Получив выкуп, Михаил, по выражению летописи, «ворота отвори» (5, 94, 335). Груженные хлебом ладьи двинулись по Тверце и Мете навстречу просторам Ильменя.

Находясь в Орде, Михаил вновь решил «потрясти» новгородцев. Его наместники стали всеми способами вымогать деньги у горожан. Однако те на сей раз не покорились. Они собрались на вече и постановили изгнать из города тверских вымогателей. Конечно, это была игра с огнём. Все понимали, что, если Михаил вернётся из Орды победителем, кое-кому в городе придётся заплатить кровью за такое самоуправство. Старики помнили, как отец Михаила князь Ярослав Ярославич наводил на перепуганный Новгород ордынскую рать. И потому никто не спешил браться за меч, предпочитая испробовать старый политический приём: остановить одного князя руками другого. Бояре послали гонцов в Москву, к Юрию, уже возвратившемуся из Орды, и пригласили его занять новгородское княжение.

Юрий не был вполне уверен в новгородцах и их решимости стоять за Москву. Кроме того, он не знал, с какими полномочиями вернётся из Орды Михаил Тверской. И потому обычно более скорый на дела, чем на размышления, московский князь на сей раз не спешил. Он тайно связался с известным своей бесшабашностью князем Фёдором Ржевским и предложил тому отправиться в Новгород в качестве московского наместника. Фёдор изъявил полную готовность взять на себя эту рискованную миссию.

Выждав ещё некоторое время, Юрий велел Фёдору приступать к делу. Тот немедля с отрядом своих витязей двинулся в Новгород. При поддержке новгородцев он захватил тверских наместников и посадил их под стражу. После этого Фёдор собрал новгородскую рать и вторгся с ней в тверские земли, предавая всё на своём пути огню и мечу...

В этой тревожной обстановке осени 1314 года Михаил Ярославич более всего хотел бы поскорее вернуться домой в Тверь. Но непреодолимые обстоятельства — долги, дворцовые интриги или ханская немилость — вынуждали его оставаться на берегах Ахтубы, ожидая решения своей судьбы...

В Твери в отсутствие Михаила княжил его сын, пятнадцатилетний Дмитрий. За свой тяжёлый взгляд он получил прозвище «Грозные Очи» и даже «Звериные Очи». Не устрашившись незваного гостя, Дмитрий с тверским войском выступил навстречу отряду Фёдора Ржевского. Кровопролитное сражение казалось неизбежным. Однако удельные войны оканчивались так же неожиданно, как и начинались. Выйдя к противоположным берегам Волги близ Твери, два войска простояли полтора месяца в томительном ожидании (17, 179). Силы были примерно равны, и никто не хотел рисковать, переправляясь через холодную реку. Но дело было не только в географическом препятствии. Оба противника ждали каких-то указаний от своих патронов. Шесть недель — это как раз тот срок, за который скорый гонец из Твери, меняя лошадей на ямах, мог добраться до Сарая и вернуться обратно. Дмитрий Тверской получил какие-то указания от отца и, выполняя их, заключил мир «на всей воли новогородской» (14, 371). Очевидно, этот мир предусматривал освобождение арестованных в Новгороде тверских наместников и признание тверичами Юрия Московского князем в Новгороде.

Противники без боя разошлись восвояси. Завершение конфликта оказалось как нельзя более кстати. Начинались заморозки, и жить в полевых шатрах было уже невозможно.

Новгородцы, безнаказанно пограбившие тверские земли и подписавшие мир на своих условиях, ощущали себя победителями. Однако они понимали, что основная борьба ещё впереди. Михаил Тверской, вернувшись из Орды с ярлыком на великое княжение Владимирское и татарской ратью, будет жестоко мстить Новгороду за содеянное. И потому они с удвоенной настойчивостью — и, вероятно, с новыми посулами — стали звать к себе Юрия Московского.

Зимой 1314/15 года Юрий прибыл в Новгород вместе с младшим братом Афанасием. Как и во время других своих кампаний, в Москве Юрий оставил брата Ивана. Он явно доверял ему больше, чем другим братьям. И на то были свои причины. Иван не предал его и не бежал к тверскому князю, как это сделали Александр и Борис в тяжёлом для московского семейства 1307 году. Вероятно, именно тогда Юрий решил, что в случае, если он умрёт, не оставив наследника, Иван должен будет занять московский престол.

Когда Михаил Тверской получил известие о водворении Юрия в Новгороде, он тотчас доложил об этом самоуправстве московского князя хану Узбеку. Тот велел срочно вызвать Юрия в Орду для объяснений. 15 марта 1315 года Юрий выехал из Новгорода, «позван в Орду от цесаря» (5, 94).

Светлый праздник Пасхи 23 марта 1315 года Юрий, надо полагать, встретил у себя дома, в Москве. Для этого ему пришлось за семь дней проскакать, меняя лошадей, около 600 вёрст. Вероятно, путь его лежал в объезд тверских земель, а значит, был ещё более длинным. Этот бешеный прогон был по плечу только очень крепкому всаднику. Но таким и был главный враг Михаила Тверского — князь Юрий Данилович Московский.

Выехавшие вслед за Юрием в Орду новгородские послы оказались не столь расторопными и осмотрительными. Они были перехвачены тверичами, приведены в Тверь и брошены в темницу.

Из Москвы Юрий поехал в Орду через Ростов (17, 179). Этот странный маршрут имел, конечно, свои причины. Вероятно, московский князь, предвидя большие протори в Орде, хотел собрать кое-какие деньги с ростовских князей. Остановка в Ростове перед отъездом в степь имела и другую, сокровенную цель. Этот город с его широким небом и степным ландшафтом был излюбленным местом поселения для осевших на Руси ордынцев. Среди них были опальные вельможи и купцы, чиновники налоговой службы и люди из свиты знатных ордынских невест, выданных замуж за ростовских князей. Вся эта восточная слобода сохраняла связи со своими сородичами в степях. Благодаря этим связям Ростов долгое время счастливо избегал разгрома разного рода «послами» и «ратями». Здесь, в Ростове, можно было узнать самые свежие новости из Орды, получить полезный совет и протекцию при ханском дворе.

Конечно, коренных ростовцев раздражало соседство высокомерных степняков. Время от времени они поднимали восстания и выгоняли татар из города. Однако те вскоре возвращались. Местные князья были заинтересованы в дружбе со «своими погаными».

Причудливый «ростовский улус» посреди старинных русских земель — удивительный феномен своего времени. Здесь чтили замученного Батыем князя Василька Константиновича Ростовского, а княжили его сыновья Борис и Глеб; здесь реальную власть имела княгиня-вдова Мария Михайловна Черниговская — дочь святого князя-мученика Михаила Черниговского; здесь даже в самые плохие времена не иссякал живой родник православной культуры... И всё же именно Ростов, как ни странно, стал средоточием ордынского присутствия в Северо-Восточной Руси.

Этот удивительный парадокс свидетельствует о том, как плохо мы представляем себе пресловутое татаро-монгольское иго в его реальном, повседневном выражении. Очевидно, отношения русских с ордынцами и на личностном, и на государственном уровнях были не столь однозначными — не просто угнетённые и угнетатели, порабощённые и поработители, как это можно понять из школьных учебников.

Вечная истина гласит: всё познаётся в сравнении. В сходных ситуациях не только отдельные люди, но также целые народы и государства ведут себя примерно одинаково. А потому «белые пятна» в истории одних можно закрасить красками из палитры других. (Разумеется, для такой операции нужны осторожность и чувство меры).