Откровение получило широкое распространение в византийской литературе. Сохранившиеся списки дают четыре редакции произведения; первая редакция представлена двумя вариантами. С греческого языка Откровение уже в ранний период своей литературной истории стало переводиться на латинский и славянский языки. Латинский текст Откровения сохранился в двух редакциях. С латинского текста памятник переводился на западноевропейские языки. На славянский язык Откровение переводилось дважды, оба раза в Болгарии, сербский перевод восходит к болгарскому оригиналу. В основу славянского перевода легла первая редакция греческого текста. Оба славянских перевода, не зависящие друг от друга, восходя! к различным вариантам первой греческой редакции Откровения, но в основе их лежат более древние и близкие к авторскому тексту списки, чем дошедшие до нашего времени. На Руси славянский перевод Откровения стал известен очень рано — не позже начала XII в.» (63, 283).

Мефодий Патарский не относится к классикам святоотеческой литературы. Жанр пророчества гораздо сильнее представлен в библейских книгах Ветхого Завета. Однако в определённых исторических обстоятельствах интерес читателей к его сочинению резко возрастал. Временами пророчества Мефодия оказывались весьма востребованными. Так, особой актуальностью звучала для Руси в XIII столетии тема нашествия и господства степных народов («измаилтян»). Уже в рассказе о нашествии Батыя летописец цитировал Мефодия Патарского. Русские люди с нетерпением ждали исполнения Мефодиева пророчества относительно «греческого царя», который прогонит поработителей и восстановит былое благоденствие.

Со временем в текст Откровения были сделаны интерполяции. Так, в некоторых списках произведения появилась не только тема «царя последних времён», но даже имя этого «греческого» (то есть православного) царя — Михаил. Своим происхождением имя, по-видимому, обязано Ветхому Завету (79, 235). В книге пророка Даниила о «царе последних времён» говорится следующее:

«И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге» (Дан. 12:1).

Всё это позволяет думать, что князь Михаил Ярославич уже в детстве — когда память так свежа, а восприятие так непосредственно — слышал вокруг разговоры о том, что ему суждена особая судьба. Именно он и есть тот «царь последних времён», о котором сообщали древние пророчества. Он — «Михаил, князь великий», стоящий за сынов избранного Богом русского народа.

Открыв свою провиденциальную миссию, Михаил Тверской должен был уяснить и свои повседневные задачи как тверского князя. Каким правителем он должен быть? Куда вести свой народ? Как строить отношения с «измаилтянами»? Понятно, что для ребёнка эти вопросы не имели значения. Но по мере того, как княжич Михаил взрослел, он всё чаще обращался к ним. И, вероятно, искал советов в древних книгах, в рассказах о правлении посланного Богом «царя последних времён» Михаила.

Книжники времён Михаила Тверского часто украшали свои рукописи миниатюрами и орнаментальными заставками в начале текста. Один из наиболее распространённых мотивов этих заставок — птицы, запутавшиеся в сетях, — служил аллегорией человека, опутанного сетями греха. Судьба этих птиц подстерегает историка, взявшегося выяснить первоначальный вид какого-либо популярного и потому много раз переписанного памятника древнерусской литературы.

В разнообразных списках и редакциях Откровения образ Михаила представлялся по-разному. В одних это чисто мистическая фигура, своего рода знак на путях Провидения, в других — идеальный правитель, установивший среди своих подданных порядок и справедливость. Приводим первую версию по изданному В. М. Истриным «Интерполированному» списку, датированному XVI—XVII веками, а вторую — по изданному Н. С. Тихонравовым списку из собрания А. С. Уварова, относящемуся к XVIII столетию. Начнём с более раннего. Для удобства читателя мы разделяем текст на смысловые блоки:

«Тогда (после появления антихриста. — Н. Б.) повелением Божиим приидет Михаил изо островов морских и сядет во Иерусалиме царём на 12 лет царствуя; и тогда пришёл сын пагубе из Капернаума послужит Михаилу царю во Иерусалиме и будет возлюблен Михаилу и будет у него в первых слугах. Михаил же не знает его, кто есть, а он Михаила знает и служит ему Божиим повелением; и егда ж приидет ему 11 лет Михаилу царствуя во Иерусалиме, тогда сын пагубе (антихрист. — Н. Б.) начнёт ходити по своей воли, проявляя своё царствие; егда ж приидет в 12 лето, тогда приидет царь Михаил на место Голгофы, идеже распятся Господь наш, и на том месте с небеси пришёл крест станет на воздусе пред Михаилом; и снем Михаил с себя венец и возложит на крест, все людем видящим, и воздев руце свои горе на небо и даст царство Богу и отцу.

И тогда сбудется пророчество Давидово, глаголюще: “в последняя дни (перед концом света. — Н. Б.) Ефиопия варит (опережает других. — Н. Б.) рука ея к Богу”; того ради Ефиопию нарече греческий, яко от племени Ефиопия Алимтияна сына Ефиопия ныне дщери Фола царя ефиопскаго, того ради реченно есть: “Ефиопия варит рука ея к Богу в последняя дни”.

И взыдет людем видящим и царь Михаил предаст дух свои в руце Господеви и уснёт сном вечным; и тогда воскричат вси людие горце вопиюще: “горе нам братие, яко уже погибохом; днесь заиде полуденное солнце”» (68, 128—129).

Заметим, что последний абзац в несколько изменённом, но вполне узнаваемом виде встречается в Житии Александра Невского (80-е годы XIII века). Слова о «закатившемся солнце» агиограф вкладывает в уста митрополита Кирилла, встречавшего во Владимире гроб с телом князя Александра Ярославича.

Эта мистическая картина преуспеяния антихриста и трагической кончины «царя последних времён» наполняется конкретным содержанием в редакции, которую В. М. Истрин назвал «Интерполированной» за обилие в ней дополнительных сюжетов, отсутствующих в первоначальном составе Откровения Мефодия Патарского:

«О Михаиле царе. И в той час ангел Господень принесёт Михаила царя от Рима и положит во святей церкви Софии в алтаре. Христиане же беспрестани вопиюще: “Горе, горе нам, братие! яко до конца от измайлович погибаем!” Тогда царь Михаил возбудится от сна, и возьмёт меч свой и с яростию речёт: “дадите ми конь борз” и пойде против измайловичь с великою яростию и нанесёт меч свой на них со гневом. Ангел же Господень, первое ходивый со измайловичи, обратится с Михаилом на них и разслабит сердце измаильтяном, яко воду, а телеса их, аки воск, растает и мужество их ни во чтоже будет: не возмогут бо стати против силы Божия и мнози избиени будут, аки скот, и от страха его погибнуть вси, аки вода. Разлучатся принуждении отв них языцы, с ними ходивше: пришед, поклонятся царю Михаилу, глаголюще: “Царю Михаиле! умилостивися над нами; мы есмы пленницы и по неволе со измаиловичи воююще, а не своею охотою”. Он же начнёт их отпущати во свояси. Измаиловичи же разгнани будуть, аки птичье стадо, и совокупятся на овчей купели, стануть во стремнинах и начнуть вдавати с себя оружия и луки, рекущи сице: “Великий царю Михаиле! Бог было дал нам сие царство, а ныне его отья у насъ и преда его тебе”. И вземше злата и сребра много, и прешедше поклонятся царю Михаилу, глаголюще: “Приидохомъ поклонится тебе, великому царю, и что нам повелиши, рабом твоим, яко въ руце твои вси есмы”. Тогда царь Михайло пороботит их христаном и жёны их и дети их всех под ярем греческий подклонит. И будет на них ярем греческий со вторицею (с удвоенной силой. — Н. Б.), объимет их беда и скорбь велика, будут алчни и жаднии, и работати начнуть измаильтяне и жёны их и дети их, якоже преди рехом.

И будеть Михайлова царства 33 лета: по всей земли не будет ратей и никоего мятежа и начнут ходити путём до Иерусалима и до Индеи, и во вся страны устроятся пути вящши первых лет, иже бе при первых летех и царех; поновят грады разорённый и церкви созиждут и патриарха устроять и митрополиты и попы. И объявятся вей кладове тогда, иже от Адама сокровены суть. Царь же Михаил начнёт давати людем богатство всякое, и обогатеют вси людие. Тогда не будет ни татя, ни разбойника, ни резоимца, ни клеветника, ни завистника, ни чародея, ни скомороха: престанет бо тогда всякое дело и будет радость и веселие и тишина велия.