Второй раз Ярослав попал на княжение в Новгород весной 1223 г. и жил там около года.

В 1226 г. новгородцы в третий раз позвали его княжить. На этот раз он пробыл там до зимы 1228/29 г.

30 декабря 1230 г. он в четвёртый раз сел в Новгороде, “целова святую Богородицю на всех грамотах Ярославлих (Ярослава Мудрого. — Н. Б.) и на всей воли новгородчьскои”. В городе он пробыл всего лишь две недели, посадил там своих сыновей и ушёл в Переяславль Залесский. Несмотря на это, он остался главным новгородским князем и в дальнейшем (до 1236 г.) принимал самое активное участие в новгородских делах.

Около 1236 г. Ярославу удалось захватить Киев и стать великим князем. Правда, удержать его он не сумел и ушёл в Северо-Восточную Русь.

После монгольского нашествия и гибели старшего брата Юрия Ярослав стал великим владимирским князем.

Умер он в 1246 г. По свидетельству различных источников, Ярослав был отравлен в ставке монгольского кагана Угэдея, куда он поехал за получением ярлыка на великое княжение» (109, 170).

Летописная Повесть о битве на Липице (1216 год), написанная по горячим следам событий, представляет именно Ярослава главным виновником братоубийственной войны между сыновьями Всеволода Большое Гнездо. Возмущённые его жестокими расправами с местной знатью, новгородцы собрались на вече. Страсти подогревались известием о том, что в Смоленске стоит с полками, готовыми выступить на помощь Новгороду, соперник Ярослава князь Мстислав Мстиславич по прозвищу Удатный, то есть Удачливый. Не дожидаясь решения веча, Ярослав бежал из Новгорода в Торжок, по дороге захватив в плен многих новгородских купцов.

«А гости новгородские вси прия (захватил. — Н. Б.), боле 2000, и поковав (заковав. — Н. Б.) их розосла по городом своим, а товар их розда и кони, а послов новгородскых Юрья Ивановича и его другое изнима (захватил. — Н. Б.)» (15, 120).

Совершив все мыслимые нарушения норм княжеского поведения — бегство из города, арест послов, захват и ограбление мирных купцов, Ярослав явно искал большой войны с новгородцами. И эта война вскоре началась. Мстислав Удатный с новгородцами и союзными князьями (Владимиром Рюриковичем Смоленским, Владимиром Псковским и Всеволодом Киевским) окольными путями, минуя Торжок, двинулись на Тверь — главную базу Ярослава в этом регионе. По дороге они безжалостно грабили владения Ярослава.

«Ярослав же слышав, оже грабят тверьское, и иде с Торжьку во Тверь» (15, 120). Убедившись в численном превосходстве противника, Ярослав не задержался в Твери, а направился в свой удельный Переяславль Залесский. Туда же, опустошая на своём пути всё Верхнее Поволжье, двинулись и полки Мстислава Удатного с новгородцами. Из Ростова им пришёл на помощь старший сын Всеволода Большое Гнездо Константин Ростовский. Не получив после кончины отца желанного владимирского венца, он искал случая свести счёты с младшими братьями. Дело закончилось печально знаменитой Липицкой битвой близ города Юрьева Польского, в которой Юрий и Ярослав потерпели жестокое поражение от полков Константина, его союзника Мстислава Удатного и новгородцев...

...История уходит в землю. На этой глубокомысленной фразе позволим себе немного отклониться от фарватера нашего повествования и предаться приятным воспоминаниям. Одно из самых ярких впечатлений студента-историка — археологическая практика. В каждом из нас просыпается кладоискатель. Вгрызаясь лопатой — на штык и не более! — в слежавшуюся веками землю, вы уже готовы грустно констатировать: «материк...» Но на самой последней черте вероятности вдруг раздаётся характерный скрежет лопаты о нечто твёрдое. Что там: камень? керамика? железо? Вы замираете в сладостном предчувствии находки. Собратья по лопате смотрят на вас с завистью и любопытством. Вы с нетерпением жмёте на лопату... И тут над вашей ямой нависает плотная фигура старшего по раскопу. Вместо привычного окрика: «По бровкам не ходить!» он с неожиданной мягкостью в голосе говорит: «А ну дайка мне лопату...»

Но есть и другой род археологического счастья. Вы сидите на перевёрнутом жестяном ведре на дне огромной прямоугольной ямы и устало перетираете в руках плотные комочки земли в тщетной надежде найти какую-нибудь древнюю бусину или свернувшийся в трубочку обрывок бересты. Ваши ноги в резиновых сапожках вязнут в жирной грязи XII века. По дощатым настилам со скрипом тянутся груженные отработанной землёй тачки. А высоко над ямой плывут летние облака, и праздные туристы с любопытством глядят на вашу каторжную работу...

Конечно, каждый раскоп неповторим. Бывает, что земля раскрывает картины великих трагедий. Автору этих строк довелось участвовать в раскопках славянского городища времён Святослава и Владимира Святого. Оно располагалось километрах в тридцати пяти к юго-западу от Тулы на высоком берегу реки Упы. Со стороны поля городище было защищено земляным валом и частоколом. Но эти примитивные укрепления не спасли его обитателей от набега степняков. Разорив посёлок, они исчезли так же внезапно, как и появились. Жизнь ушла отсюда навсегда. Её следы стали уходить в землю, покрываясь опавшими листьями и пылью веков.

По всей площади раскопа были разбросаны скелеты. Среди пожелтевших костей таились ржавые наконечники стрел. Рядом с женским скелетом лежал скелет ребёнка...

Археологи героическими усилиями пытаются вырвать у земли хотя бы малую часть её добычи. Результаты обычно бывают довольно скромными. Всевозможные отбросы, для благозвучия именуемые археологическими культурами, дают весьма одностороннее представление об оставивших их людях. Но иногда ненасытная прорва земли, словно усмехнувшись, сама выбрасывает на поверхность древние артефакты.

Шесть веков спустя после Липицкой битвы, в 1808 году, одна крестьянка из деревни близ Юрьева Польского, собирая в кустах орехи, заметила в земле под кочкой какой-то странный блестящий предмет. Это был источенный временем старинный железный шлем, украшенный серебряными бляшками с изображениями святых. Крестьянка отнесла свою находку сельскому старосте, тот — местному архиерею, а тот, в свою очередь, послал находку в Петербург в подарок императору Александру Первому. Известный знаток древностей А. Н. Оленин, изучив шлем, пришёл к заключению, что он принадлежал князю Ярославу Всеволодовичу и был брошен им во время бегства с поля Липицкой битвы. Надпись на шлеме свидетельствовала о том, что его владельца звали Фёдором. Это было крестильное имя Ярослава Всеволодовича...

Липицкая битва изменила расклад сил в Северо-Восточной Руси. Благодаря поддержке новгородцев Константин взошёл на великое княжение Владимирское. Юрий и Ярослав, получив прощение от старшего брата, удалились в свои уделы. Настал долгожданный мир. Но уже два года спустя Константин скончался, и на владимирский трон опять взошёл Юрий Всеволодович. Он ничего не забыл и никого не простил. Вражда между Владимиром и Новгородом тлела как уголь под пеплом. Тверь по-прежнему оставалась форпостом «Низовской земли» (как называли новгородцы Северо-Восточную Русь) и частью удела Ярослава Всеволодовича Переяславского.

Мы уже говорили, что наши древние князья имели похвальную привычку помнить и чтить своих предков. Перед дальним походом, в трудную минуту жизни они приходили к могиле отца или деда, вспоминали его подвиги, просили у него совета и заступничества перед престолом Всевышнего. Так поступал и наш герой князь Михаил Тверской. Не дерзая проникнуть в чужие мысли, мы всё же попытаемся очертить круг советов, которые Михаил мог таким образом получить.

Михаил Ярославич был членом сообщества, имя которому — Тверской княжеский дом. Полагают, что фундамент этому дому заложил сам Александр Невский, получивший Тверской удел по завещанию своего отца — великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича (85, 115). Ярослав составил завещание перед отъездом в ставку Батыя осенью 1245 года. Это был дальновидный шаг. Поездка действительно оказалась для Ярослава роковой. Однако на первый взгляд ничто не грозило русскому Алкивиаду. Более того. Нашествие Батыя расчистило ему дорогу к трону великого князя Владимирского. Он был пятым по счёту сыном Всеволода Большое Гнездо, но судьба, словно поддавшись очарованию этого даровитого честолюбца, устранила всех, кто стоял на его пути. Старший брат Ярослава Константин Ростовский неожиданно умер в возрасте тридцати трёх лет. Два других брата — близнецы Борис и Глеб — умерли в раннем детстве. Четвёртый — Юрий Владимирский — сложил голову под татарскими саблями в битве на реке Сить.