Требования строгого соблюдения законов Афанасий применял и к бытовым вопросам. «В новелле патриарха Афанасия, утверждённой императором Андроником II Палеологом в 1306 г., содержатся определения, имеющие отношение к расторжению браков. Всем городам, сказано здесь, должно быть объявлено, чтобы никто бесстыдно не осмеливался совершать то, что вызывает гнев Божий и приносит вред душе, а именно — блуд, прелюбодеяние, мужеложество, кровосмешение, неправду или волшебство, но всякий виновный должен наказываться по закону, причём судьи обязаны производить суд без всякого пристрастья, подкупа и лицеприятия, дабы снисхождение не навлекло больший гнев Божий, не могло содействовать усилению зла и не унизило значение власти. Равным образом, повсюду должно быть возвещено, чтобы женщина не теряла своей чести и особенно девства с кем угодно, но если кто-либо обесчестил её тайно, то он должен подлежать суду по законам, а если она отдаст себя без насилия, то должна быть подвергнута острижению волос и ссылке; тем большему наказанию должен подлежать виновный в растлении» (120, 295).

Дав согласие на открытие самостоятельной Галицкой митрополии в 1303 году, Афанасий пытался компенсировать тот недостаток пастырского надзора за Юго-Западной Русью, который образовался после самовольного переезда митрополита Максима из Киева во Владимир. Однако в 1306 году, после смерти Максима, вопрос о Галицкой митрополии привлёк внимание местного князя Юрия Львовича, который и отправил в Константинополь своего кандидата на эту кафедру, а может быть, и на митрополию «всея Руси» — игумена Петра. В итоге патриарх решил передать под управление Петра все русские епархии, упразднив самостоятельную Галицкую митрополию. Такое решение требовало от Афанасия очень серьёзной мотивации. Разумеется, патриарх по своим каналам узнал о Петре много такого, чего не знаем мы. И всё же попытаемся ответить на коренной вопрос: чем мог пленить игумен Пётр сурового аскета патриарха Афанасия? Кажется, только одним: своим подвижническим жаром и преданностью делу православия. Но Пётр не был узколобым фанатиком. Харизму пассионария он удивительным образом сочетал с прагматизмом реального политика. Именно такие люди творили историю народов во все времена.

Точная дата поставления Петра в Константинополе неизвестна. По мнению А. Е. Преснякова, это произошло в июне 1307 года (102, 122). В пользу этой даты свидетельствует здравый смысл: трудно представить, чтобы патриарх Афанасий на два с половиной года оставил без архипастыря огромную и многомятежную русскую митрополию. Кроме того, в 1305—1307 годах в Константинополе свирепствовал голод. Понятно, что в такой обстановке и патриарх, и его русские гости не склонны были слишком затягивать решение вопроса о митрополии.

Как и Афанасий, Пётр не одобрял переезд Максима во Владимир. Поначалу он решил возвратить Киеву его значение церковной столицы «всея Руси». Однако для успешного осуществления этих замыслов Петру нужно было заручиться поддержкой Орды. Понимая это, новый митрополит вскоре отправился в степь. Там ему был выдан ярлык ханом Тохтой. В ярлыке, в частности, говорилось: «А как ты во Владимире сядешь, то будешь Богу молиться за нас и за потомков наших» (105, 68).

5 июня 1309 года митрополит Пётр во Владимире на Клязьме рукоположил новгородского владыку Давида (5, 92, 333). Эту дату следует принять, если взять за основу убедительные наблюдения Н. Г. Бережкова над хронологией летописей за эти годы (44, 277; 46, 121). Признание митрополита Петра новгородцами было несомненным успехом. Однако главная борьба была ещё впереди.

Источники не сообщают о каких-либо политических акциях Михаила Тверского в 1309—1310 годах. Внимание летописцев в эти годы привлекает жестокая усобица брянских князей, в разгар которой в городе оказался и едва не погиб митрополит Пётр. Есть мнение, что Пётр явился в Брянск не только как иерарх, объезжавший свои епархии, но и как представитель московских политических интересов в этом регионе (58, 85). Однако это не более чем предположение. Равно как и то, что Пётр якобы вёл летопись, в которой отражал свои переезды и приключения (94, 142).

Вскоре Пётр вновь появляется в драматической ситуации, но уже на новой исторической сцене — на берегах Плещеева озера, в многострадальном Переяславле Залесском...

...Любителю русской истории прогулка по нынешнему Переславлю-Залесскому доставляет истинное удовольствие. Здесь всё — живая старина. Подобно многим провинциальным русским городам, Переславль-Залесский выстроил свои трёхоконные домики вдоль большой проезжей дороги, которая одновременно служит и главной улицей города. Слева от дороги — если ехать в сторону Ростова — за кустами бузины и тёмными липами, за красными церквами времён Екатерины и какими-то кирпичными сараями вдруг открывается и тотчас исчезает в мелькании дороги необычный силуэт. На краю широкой площади, где когда-то шумела местная ярмарка, а ныне мирно зеленеет усаженный бархатцами и примулой газон, вырастает из земли небольшой, но словно налитый какой-то тяжёлой внутренней силой древний храм. Это и есть построенный Юрием Долгоруким Спасо-Преображенский собор.

Даже в июльскую жару в соборе холодно и сыро. Древние стены, утратившие не только росписи, но и самую штукатурку, устало несут тяжёлые камни сводов. Прорывом к небесам открывается широкий барабан купола. А внизу, под плитами пола, — саркофаги древних князей и ждущие археологов осколки минувшей жизни...

Из Жития митрополита Петра известно, что около 1310 года в Переяславле — а стало быть, в главном храме города — состоялся церковный собор, созванный для рассмотрения жалоб на святителя, посланных тверским епископом Андреем константинопольскому патриарху.

Рассуждая об этом деле, исследователи упускают из виду простую истину: в эпоху, когда политика и религия тесно переплетались, темой раздоров князей и епископов могли быть не только политические, но и собственно внутрицерковные вопросы. История христианской церкви содержит немало примеров такого рода конфликтов. Мелкие различия в обрядности — или, пользуясь современным языком, в «процедурных вопросах» — перерастали в ожесточённые споры. Это не было обычное пустословие. Ошибка в «точке единой» в священных текстах угрожала спасению души. Другим полем для нескончаемых споров были пищевые ограничения и запреты. Так, во времена Юрия Долгорукого ожесточённо спорили о возможности смягчения поста в праздничные дни, а при Иване III — о направлении, по которому должен ходить крестный ход при освящении храма.

Переяславский собор оправдал митрополита. За этим единственным достоверным фактом начинается пространство гипотез и предположений.

Полагают, что главную роль в таком исходе дела сыграла поддержка, оказанная святителю московскими князьями. За отсутствием Юрия Даниловича, отправившегося вслед за Михаилом Тверским в Орду, представителем московского семейства на соборе, по-видимому, выступал самый смышлёный из братьев — Иван Калита. Возможно, там присутствовали его братья Борис и Афанасий. (Александр Данилович умер осенью 1307 года (22, 87)). Тверская делегация на соборе, вероятно, состояла из юных братьев Дмитрия и Александра Михайловичей и сопровождавших их тверских бояр.

Со времени переяславского собора началось сближение московских Даниловичей с митрополичьей кафедрой, что со временем принесло им обильные политические плоды. И дело было не только в разного рода услугах, оказанных митрополитами Московскому княжескому дому. Прозорливый Иван Калита совершил «оцерковление» московской политики, освятил её авторитетом главы Русской церкви. Такова общая схема деятельности московских Даниловичей «на церковном направлении», принятая практически всеми исследователями.