«К 1298 г. у Токты окончательно созрел план освобождения от власти Ногая. Хан весьма резко ответил на его очередные требования о выдаче Салджидая и Тама-Токты (беглых эмиров. — Н. Б.) и начал собирать войска, чтобы выступить против бекляри-бека. Его 300-тысячная армия двинулась к владениям Ногая... Заметив, что хан быстро усиливает свои позиции, многие сторонники бекляри-бека в 1299 году начали перебегать к Токте вместе со своими войсками» (101, 78). «В результате к концу 1299 г. Токта оказался во главе куда больших сил, чем Ногай, и сам решил перейти в наступление, воспользовавшись смутами в улусе бекляри-бека» (101, 70).

Решающая битва, в которой Ногай был разбит, взят в плен и убит, состоялась на рубеже 1299/1300 года.

Находясь в Киеве, митрополит — как, впрочем, и все киевляне — внимательно следил за развитием степной войны и принимал решения в зависимости от её перипетий. Только на этом фоне можно понять его внезапный отъезд из Киева, неведомые скитания и появление во Владимире, где правил давний вассал Тохты великий князь Андрей Городецкий. Именно Андрей с его ордынскими связями и острой потребностью в поддержке митрополита в русских делах был тем человеком, который мог спасти Максима как давнего вассала Ногая от ханской кары.

О том, что отъезд Максима из Киева был скоропалительным, свидетельствует одна деталь. «В 1295 году он (митрополит. — Н. Б.) поставил во Владимир епископа и, следовательно, не думал о собственном в него переселении» (56, 95).

Киев по своему географическому положению входил во владения Ногая. Разгром Ногая в решающей битве и его гибель вызвали торжество победителей, обычно проявлявшееся в тотальном разгроме владений побеждённого. На этой волне воины Тохты ринулись на Киев и учинили там страшный погром. Митрополит Максим — вероятный сторонник Ногая — в панике бежал из Киева. Примеру владыки последовал и весь его двор, судьба которого могла быть весьма плачевной. Предвидя возможную погоню, митрополит бежал из Киева в сторону Брянска какими-то потаёнными тропами. Однако и Брянск, где шла непрерывная резня между местными и смоленскими князьями, не дал ему надёжного пристанища. Отсюда он двинулся дальше на север, в московские земли. Там следы его на какое-то время затерялись. Вероятно, он просто выжидал, пока определится новая расстановка сил на Руси. Во всяком случае, в Великом Новгороде, куда митрополит должен был приехать для поставления нового архиепископа Феоктиста, это мероприятие пришлось отложить «дондеже уведають, где митрополит» (11, 250). А между тем новгородские купцы находились во всех крупных городах. И уж конечно, они были в Брянске и Владимире. Они должны были немедленно сообщить в Новгород о местопребывании главы Русской церкви. Однако, судя по всему, митрополит какое-то время скрывался во владениях Даниила Московского. Умение держать паузу — сильное оружие политика. И митрополит в полной мере умел пользоваться этим оружием...

Составляя биографию Михаила Тверского, испытываешь непреодолимое желание хотя бы на время оставить Тверь и посмотреть, что происходило в это время в Москве. Наше историческое знание построено на том, что Москва — это альфа и омега отечественной истории. Это, конечно, не совсем так. История происходит везде, где живут люди, и Москва — лишь точка схождения множества индивидуальных человеческих историй.

И всё же позволим себе немного порассуждать о Москве. Ведь и главный герой нашей книги князь Михаил Тверской постоянно думал о Москве, завидовал ей, проклинал её, искал средства остановить её стремительный рост. Москва и Тверь как бы подгоняли друг друга в той увлекательной скачке, которая называется жизнь.

Эта построенная Андреем Боголюбским в 1156 году и незаслуженно приписанная Юрию Долгорукому, жившему тогда в Киеве, крепость имела большое будущее (19, 225). Она находилась на границе владений владимиро-суздальских и черниговских князей и потому играла важную роль в системе обороны Владимирской Руси. По этой причине владимирские великие князья долго не выделяли Москву в самостоятельный наследственный удел. Лишь после кончины Александра Невского она получила статус столицы маленького княжества. Первый московский князь Даниил — младший сын Александра Невского — до совершеннолетия воспитывался при дворе Ярослава Ярославича Тверского. Тиуны тверского князя семь лет (1264—1271) управляли Москвой. «Окончательное отделение Московского княжества от Владимирского произошло не ранее 70-х гг. XIII в. Во всяком случае, Даниил Александрович как московский князь упоминается впервые в 1283 г.» (85, 119).

Казалось, у Москвы нет никаких шансов выйти в первый ряд русских княжеств. В случае бездетной кончины Даниила Московский удел быстро растворился бы среди земель великого княжения Владимирского.

Но где-то высоко наверху судьбу Москвы решили иначе.

Историки указывают на исключительно благоприятное географическое положение Москвы, находившейся как бы в фокусе многих сухопутных и водных торговых путей (131, 397). Однако наши скудные представления о торговом движении и «транспортных потоках» в те далёкие века делают любые построения в этой области весьма шаткими.

Карамзин назвал вещи своими именами, когда сказал: «Сделалось чудо. Городок, едва известный до XIV века, возвысил главу и спас отечество» (70, 20). Действительно, как бы ни старались историки найти убедительные объяснения триумфа Москвы, в этом всё же остаётся большая доля необъяснимого, даже чудесного.

Оба основоположника — Михаил Тверской и Даниил Московский — носили имена, исполненные глубокого провиденциального смысла. Можно сказать, что уже одними своими ветхозаветными именами они возвышались над толпой тогдашних князей и внушали уважение к себе.

Имя Даниил вызывало в памяти величественную фигуру библейского пророка Даниила, который истолковал загадочные сны вавилонского царя Навуходоносора, остался невредимым во рву с голодными львами и пророчествовал о скором конце времён. За этим таинственным гигантом выстраивается целая шеренга Даниилов «второго ряда». Это и первый русский паломник в Святую землю игумен Даниил, и писатель времён Всеволода Большое Гнездо Даниил Заточник, и древний византийский подвижник Даниил Столпник, и, наконец, первый московский князь Даниил Александрович, названный в честь преподобного Даниила Столпника.

О символическом значении имени Михаил мы уже говорили выше.

Сходство имён продолжилось и сходством биографий, во всяком случае — их первых этапов. Князь Даниил Московский родился в 1261 году. Судя по данному ему имени, это произошло где-то близко от 11 декабря — дня памяти Даниила Столпника. Он был на десять лет старше Михаила Тверского. Но оба они росли без отца. Ярослав Тверской умер, так и не увидав младенца сына. Даниил лишился отца в возрасте двух-трёх лет. Вероятно, тогда же он потерял и мать — полоцкую княгиню Александру Брячиславну. В противном случае вдовствующая княгиня-мать едва ли отдала бы младшего сына на воспитание в Тверь.

Итак, заметим, что и Михаил Тверской, и Даниил Московский были, что называется, «безотцовщиной». Людям с такой судьбой — а среди них Дмитрий Донской, Иван Грозный, Пётр Великий — легче даются нетрадиционные решения и неожиданные поступки. Раннее одиночество способствует выработке характера и умению постоять за себя.

Много лет Даниил и Михаил жили бок о бок при тверском дворе. Разница в возрасте и происхождении не допускала между ними братских отношений. Кажется, это было им только во благо. Ещё римляне полагали, что «чем ближе люди по родству, тем более острое чувство вражды питают друг к другу» (130, 539). Основоположники двух главных княжеских домов Северо-Восточной Руси не были врагами. Вплоть до последних лет XIII столетия Даниил и Михаил в княжеских спорах выступали заодно против триумвирата Андрея Городецкого, Фёдора Чёрного и Константина Ростовского. Однако логика борьбы диктовала свои императивы, и отношения между кузенами стали портиться...