(Необычное название города — Ржева — имеет несколько объяснений. Самое простое происходит от слова «рожь». Более сложное объяснение уходит в глубину веков. «Ржева (племя. — Н. Б.), по-видимому, была ветвью племени кривичей, которые осели в Псковской земле, в Великих Луках и далее на восток, на Верхней Волге, где была также ржева, и перемешались во всех этих местностях со словенами» (90, 209)).

Повышенная военная напряжённость вокруг Зубцова — центра всех южных земель Тверского княжества — и заставила Михаила Ярославича в 1297 году построить («срубить») в качестве «второго эшелона» тверской обороны новую деревянную крепость — будущую Старицу. Вероятно, не последнее значение имел и финансовый фактор. Новая крепость позволяла эффективно контролировать оживлённое торговое движение по Волге и Вазузе. Именно здесь, по Вазузе и её притокам, шёл древний торговый путь из Верхнего Поволжья и Новгорода к верховьям Днепра.

Оброненное создателем Рогожского летописца хронологическое уточнение — «тое же осени» — указывает на то, что Старица была срублена за один летний сезон. Экономический и человеческий потенциал Тверского княжества был весьма велик. И это при том, что много людей было занято на отстройке испепелённой пожаром 5 мая 1296 года Твери. Вероятно, отстраивалась заново и деревянная крепость в самой Твери. Опасность внезапного нападения с запада на беззащитный город заставляла как можно скорее возвести на этом направлении новую надёжную крепость. Для всех, кто умел хорошо владеть универсальным инструментом — топором, наступило время горячей «топорной работы»...

Постройка новой крепости оказалась весьма своевременным предприятием. Уже на другой год в этих местах прошёл с большим войском известный своей дерзостью и сварливостью ярославский князь Фёдор Чёрный. Он шёл на Смоленск, чтобы свести счёты со своим племянником князем Александром Глебовичем Смоленским.

Заметим, что расстояние между Ярославлем и Смоленском по прямой составляет около 560 километров. В реальности же Фёдору пришлось пройти со своим войском не менее 700-800 километров по петлистым просёлкам и излучинам рек. Поистине это был столь же энергичный, сколь и бесплодный воитель.

В тяжёлой битве смольняне отстояли свой город. Разграбив всё в округе, Фёдор ушёл обратно в Ярославль. Летопись не сообщает маршрута этого похода. Однако можно быть уверенным, что Фёдор шёл кратчайшим путём — по Волге и Вазузе, к верховьям Днепра. Вероятно, Михаил Тверской дал разрешение на проход через свои владения этого войска. Однако высокие стены и башни крепости в Зубцове и крепости «на Старице» лучше всяких договоров обеспечили мирный исход для Твери этого опасного «транзита».

Прошёл год — и Бог послал тверичам новое испытание огнём...

Год 6806-й (1298) был полон для Твери разного рода «домашними» бедами и угрозами. Несчастья начались уже весной, в первую неделю после Пасхи, которая в том году приходилась на 6 апреля.

«В лето 6806 на Святой недели (первая неделя после Пасхи. — Н. Б.) в суботу на ночь, освитающи Фомине недели (первого воскресенья после Пасхи. — Н. Б.), загорешася сени в Тфери под князем, и зажжеся двор княжь. Се же чюдо бысть, како заступи Бог князя, что не згоре: колико въ сенех людей спяща не очютиша огня, ни сторожеве, но сам князь огнь почютил и второпе выскочил вонъ, токмо съ княгинею, а не успели вымчати ничего, и тако погоре казна вся, и не мала имениа, злата и сребра, и порты, и оружье» (22, 84).

В Рогожском летописце этот сюжет вообще отсутствует. Запасливая же Никоновская летопись добавляет некоторые малозначительные и, вероятно, додуманные летописцем подробности. Князь с княгинею «выкинулись» в окно. Сени дворца были полны спящих «княжат и боярченков» (17, 171). Всё это — результат литературной обработки составителем Никоновской летописи текста протографа — Троицкой летописи.

Итак, пожар случился в ночь с 12 на 13 апреля 1298 года, в предрассветный час, когда, как известно, сон особенно крепок. Михаил был единственным, кто проснулся, почуял беду и этим спас себя и своих близких. Заметим, что его жена княгиня Анна в это время уже была беременна. В сентябре 1298 года она родила сына Дмитрия.

Чудесное спасение княжеского семейства было воспринято современниками как несомненный знак благоволения небесных сил. Прославление князя Михаила Ярославича как Божьего избранника станет золотой легендой тверской династии XIV—XV веков.

Что касается самого события — гибели в огне княжеского дворца, — то если одно объяснение отнести за счёт случайности, то другое можно с уверенностью приписать поджогу. И странное время появления огня, когда все печки уже погасли, и его быстрое распространение, и праздничный непробудный сон едва ли трезвых слуг и сторожей, — всё это сходится с предположением о поджоге. В кипевшей в эти годы междукняжеской борьбе Михаил Тверской многим сильно мешал. И пожар всего города (1296), и последовавший за ним пожар дворца (1298) нанесли тяжёлый удар по могуществу Твери.

Сразу вслед за известием о пожаре во дворце Троицкая летопись даёт краткое сообщение, которое можно рассматривать и как продолжение той же темы:

«Тое же весны бысть болезнь тяжка князю Михаилу» (22, 84).

Отдавая должное «его величеству случаю», можем предположить и некоторую связь событий. В эту страшную ночь князь Михаил Ярославич и его княгиня Анна находились на волосок от гибели. Выбежав из горящего дворца, они слышали крики гибнущих в огне придворных. У них на глазах накопленные тяжким трудом богатства превращались в пепел. Это было страшное нервное потрясение для княжеской четы. В разгар беды 27-летний князь Михаил вёл себя как настоящий герой и правитель. Он не только спасся сам, но и спас свою княгиню. Вероятно, он распоряжался тушением пожара. В те времена большой пожар тушили не заливая пламя водой, а растаскивая горящие бревенчатые постройки и отбрасывая горящие головни от соседних домов. Эта сложная работа требовала чёткой организации и властного руководства.

Но когда огонь был потушен, силы оставили Михаила Ярославича. От природы и по воспитанию он был человеком тонкой душевной организации. Всё пережитое вызвало у него тяжёлый нервный срыв.

Так «болезнь тяжкая», о которой сообщает летописец, по-видимому, стала следствием пожара. Трудно сказать, в каких формах эта болезнь проявлялась. Но, как бы там ни было, новые несчастья, которыми так богат был 1298 год, только усугубляли беды князя Михаила.

«Того же лета (1298) бысть мор на скот» (22, 84).

«Того же лета бысть сухмень, засуха велика, загарахуся борове, лесове, болота, мхове» (22, 84).

Надо полагать, что эти события также взаимосвязаны. Массовый падёж скота вызван был бескормицей, отсутствием сочной травы на сенокосах и выгонах. Ослабевшие от бескормицы животные не могли противостоять болезни.

Поздней весной 1299 года грозное знамение снова нагнало страху на измученных бедами тверичей. «В лето 6807 месяца майя в 9, на Николин день, бысть знамение на небеси, огородилося бяше солнце грозно» (22, 84). И опять по углам зашептали новоявленные пророки о скором конце света...

Целый ряд тверских известий за эти годы имеют чисто семейный характер, сообщая о рождении детей в княжеской семье.

«Сентября в 15 день в понедельник (6806/1298), по вечерни, князю Михаилу Тферскомуродися сын, и нарекоша имя ему Дмитреи» (22, 84).

Строго придерживаясь православной традиции, ребёнка окрестили на сороковой день после рождения — 25 октября. Это был канун Дмитриева дня — памяти великомученика Димитрия Солунского. Святой воин — тезоименитый святой Всеволода Большое Гнездо — стал небесным покровителем старшего сына Михаила Тверского. Младенца ожидала высокая и трагическая судьба.