— Я не убью вас, Светлана, — повторил граф и мягко развернул княжну к себе. — Все, что я могу сделать, это жениться на вас и увезти отсюда. От всего, что вам опротивело.
Княжна дернула плечом. Граф отступил на шаг и тихо сказал:
— Светлана, почему вы решили, что я исполню вашу просьбу?
Повисло молчание. Княжна лишь нервно моргала в ответ, кусая губы.
— Неужели вы думаете, что я пойду на поводу у взбалмошной девчонки? Которая начиталась глупостей и не верит в любовь.
— Да потому что где возьмёшь в Петербурге бессмертного, который ни на полынь, ни на обереги не реагирует… Вы — моя последняя надежда. Сколько раз я должна повторить, чтобы вы поняли?
Она внимательно смотрела в лицо графа, но оно осталось бесстрастным. Он снова протянул ей руку, и они молча пошли дальше через шумный скверик и вышли к Неве. У входа в здание театра княжна опять остановилась.
— Вы признались, что не любите Островского, да и к началу второго акта мы уже опоздали.
Граф молчал, и княжна почувствовала, что ее ладони вновь становятся влажными, а лиф платья — слишком узким.
— Может, просто прогуляемся по ночному городу? — Светлана принялась нервно оборачиваться по сторонам, делая размашистые жесты и рискуя распустить рукава по швам. — Посмотрите, какая красота кругом — зачем нам декорации и костюмы?! Вы приехали город смотреть — у вас осталось с ним всего три ночи…
Вдруг она шагнула к молчащему графу и осторожно коснулась шейного платка.
— Я хочу открыть вам тайну Раду… — прошептала она, запрокинув голову, чтобы видеть блестящие глаза вампира.
Лицо графа и в этот раз осталось бесстрастным, и в голосе не прозвучало даже усмешки:
— Я прочитал эту тайну в ваших глазах, Светлана. И вы снова не верите в любовь…
Княжна тут же отступила от графа, но он поймал ее руку и оставил у своей груди.
— Быть в Петербурге и не посетить театр — это будет похлеще пропущенной бани.
— Ну вы же завтра на балет идёте в Мариинку, — процедила сквозь зубы княжна, пытаясь пошевелить стиснутыми пальцами. — Раду выглядит совсем здоровым…
— Так то балет, а это драма. Мне вот драмы больше нравятся, — он осторожно коснулся губами пальцев княжны. — Они исцеляют помутившийся разум. Увидев чужую смерть, вы испугаетесь своей. Идемте!
И граф потянул княжну к двери, которую с поклоном распахнул перед ними швейцар с длинной серебристой бородой, которой позавидовал бы даже сказочный пушкинский Черномор:
— Просим господ, просим…
Граф вложил ему в руку несколько купюр, которыми обзавелся в гостинице, пока княжна наводила марафет. От серебряных рублей, которые уместно было дать швейцару, ему пришлось отказаться. Они бежали по лестнице так быстро, что лакей еле поспевал следом. Когда закрылась дверь ложи, со сцены донеслись слова царя:
— Сердит на нас Ярило.
— Царь премудрый,
За что б ему сердиться?
— Есть за что.
В сердцах людей заметил я остуду
Немалую; горячности любовной
Не вижу я давно у берендеев.
Исчезло в них служенье красоте;
Не вижу я у молодёжи взоров,
Увлажнённых чарующею страстью;
Не вижу дев задумчивых, глубоко
Вздыхающих.
Граф осторожно взял руку княжны и вновь поднес к губам.
— Фридрих, прекратите!
— Боитесь, что я укушу вас? — усмехнулся он, отпуская руку.
Светлана тут же отсела на соседний стул, и граф сделал вид, что смотрит на сцену. Светлана старалась смотреть только прямо, но против воли поворачивала голову, тут же встречая взгляд трансильванца и его широкую улыбку.
— Встретясь, целуемся,
Сядем, обнимемся,
В очи уставимся,
Смотрим, любуемся.
Батюшка, светлый царь,
Видно, людское-то
Счастье не на?долго.
Светлана пересела на прежний стул и прошептала:
— Не боюсь. Кусайте!
И когда граф снова сжал ее пальцы, она добавила еще тише:
— Благодарю за то, что не оставили мою просьбу без ответа.
Она прикрыла глаза и чуть приоткрыла губы, поняв, что от страха не в силах дышать. Но даже с закрытыми глазами ей казалось, что в кромешной тьме она видит, как блестят на бледной коже вампира огромные темные глаза. Они становились все ближе и ближе, и Светлана почти вскрикнула, когда поняла, что они наяву, и граф фон Крок вот-вот сорвет с ее губ поцелуй.
Глава 42 "Кавалер барышню хочет украсть..."
Льдинка поцелуя растаяла на горячих губах княжны, как будто и не было ничего. Граф снова смотрел на сцену, только его цилиндр остался валяться у ее ног подтверждением реальности происходящего. Из страха запачкать его, Светлане пришлось поджать ноги. Ее же шляпка, хоть и удержалась на волосах, но кружилась вместе с головой. «Это все от голода», — думалось Светлане почти вслух: своевольные губы шевелились сами собой, пытаясь поймать в воздухе остатки ледяной росы, которую оставил по себе краткий поцелуй вампира.
— Девица, не тужи! — донеслись со сцены слова актера, но из-за стучащего в ушах сердца, княжна не расслышала наставления царя, да и адресованы они были не ей, пусть она и знала всю пьесу наизусть.
Княжна изо всех сил пыталась смотреть на актеров, но их фигуры сливались с желтыми, фиолетовыми и зелеными красками декораций, а когда занавес с шумом опустился, яркие круги на нем слились в один сумасшедший водоворот. Театральный занавес отгородил сказку лишь от смертных зрителей, но не двоих существ, живущих на грани двух миров — для них он наоборот зазывно распахнул волшебные врата. Зал потонул в аплодисментах, и лишь две пары рук не поднялись с колен. В голове Светланы крутилась фраза, которую при чтении она всегда пропускала, точно это было какое-то проклятие: «Деревня ты, деревня! Поди к нему, не бойся, не укусит».
Княжна покраснела еще сильнее, хотя и так не могла уже дышать — роса на губах давно превратилась в пар. Светлана нервно вцепилась в собственную косу, точно в спасательный канат, способный удержать ее на плаву собственного безумия. Граф резко нагнулся к ее коленям, чтобы поднять цилиндр, но так и замер, почти касаясь носом пуговиц.
— Какой ваш любимый момент в пьесе? — спросил он, так же неожиданно выпрямившись.
Граф стряхивал с цилиндра невидимую пыль, и княжна задержала дыхание, вдруг испугавшись, что сейчас чихнет, но когда темные глаза остановились на ее лице, вдруг залепетала:
