— Где Кикиморка? — обернулась она к Прасковье.

       Кто-кто, а хозяева избы обязаны были проследить за гостем.

       — А мне по что знать?! Я с ней хороводы не вожу… — пожала плечами русалка и принялась гребнем чесать волосы.

       — Да что ж такое делается?!

       Светлана почувствовала, как на глазах наворачиваются горькие слезы. Не досмотрела за гостем, который после княжеской браги был точно слепой котёнок. Погибнет в лесу — она в век себе не простит! И Светлана громко позвала домового — тот поворочался малость за печкой, кряхтя, и затих. Кикиморка тоже не вышла к ним поклониться ни тогда, ни сейчас. И звонкого смеха ее не было слышно. Что делать? Куда бежать?

       Перед глаза князю являться совестно, а придётся — на его соколиные очи одна надежда! Или постойте-ка… Пустить по следу волка, вот выход из щекотливой ситуации! Что сманило вампира из избы, непонятно и неважно. Теперь бы только найти и вернуть — далеко ему в таком состоянии не уйти…

       — Бурый, поди сюда!

       Княжна схватила со стола книжку и протянула волку. Тот понюхал корешок и остался сидеть с навостренными ушами.

       — Ищи! — строго приказала Светлана.

       Волк сорвался к печке и стал неистово на нее наскакивать. Княжна даже табурет схватила, а потом разочарованно откинула его ногой, найдя на печке лишь книги.

       — Ты бы ему еще посох понюхать дала, так он бы прямиком к первой сосенке побежал, — меланхолично протянула русалка.

       — Так что же… Ох, дубина же я… За мной!

       И княжна потащила волка в сени, где на старой оглобле дожидался своей сакральной миссии плащ графа. Только волк, понюхав подкладку, все равно пошел обратно в избу.

       — Да что ж это такое! Как понимать твое неповиновение?!

       Но на сей раз Бурый остановился подле сундука.

       — Никак с домовищем перепутал? — усмехнулась русалка, которая в отсутствие Светланы заняла за столом прежнее место графа. — Утро… Устал… Спать завалился, а мы шуметь…

       — И то правда…

       И Светлана легонько постучала кулачком по тяжеловесному сундуку, как в городском доме в гостевой гроб. Ответом, как и тогда, стала тишина.

       — А коли не там? — обернулась княжна к русалке, и та устало зевнула. — Коли не спит, а по лесу бродит?

       — Так крышку подними. Темно пока еще. Худа ему не будет.

       Светлана поднатужилась, но ничего не вышло. Налегла сильнее и только тогда заметила, что на сундуке висит замок.

       — Фу на тебя! — напустилась Светлана на волка и даже вспыхнула от досады. — Ищи графа! Чего встал?

       Но волк не просто по-прежнему тыкался носом в сундук, так еще и встал на крышку передними лапами.

       — Да не может того быть, чтобы его внутри заперли?! — всплеснула руками княжна.

       — С Кикиморки станется, — еще сильнее зевнула Прасковья. — Неспроста хоронится от нас, плутовка!

       Светлана бросилась к гвоздю, на котором висела связка ключей, встала перед сундуком на колени и принялась один за другим пробовать ключи дрожащими руками — ни один не подошел. Тогда она, чуть не плача, снова позвала хозяев — сперва Кикиморку, а потом и Домового. За печкой вновь зашуршало и смолкло. Тогда княжна не стерпела и выругалась по-дворнически! Из-за печки тотчас высунулась косматая седая башка.

        — Свиньей не ругайся… По что спать мне, старому, не даешь?

       — А почто гостя нашего в сундуке заперли? Давай ключ сюда! Живо!

       — Нетути ключа…

       — Как это «нетути»? — передразнила старика княжна низким голосом. — Совсем нетути?

       — Совсем нетути, — буркнул домовой и снова исчез за печкой.

       Тогда Светлана схватила прихват и сунула за занавеску!

       — А-ну выходь! Живо!

       — Не будь телятиною, Светлана… Не трожь деда! Топор бери! — послышалось от стола сонное. — Да замок руби!

       И Светлана тотчас прислонила ухват к печи. Топор! Прасковья дело говорит, и княжна бросилась в сени, схватила топор и приволокла в светелку. Прицелилась и со всего размаху как даст острием по замку. Да не поддался замок с первого раза. Она и другой замахнулась. Упал замок на пол, и сама она осела рядом, опершись на орудие освобождения плененного вампира. Только крышка не открылась. Даже когда она позвала графа.

       — Уснул? — подступила к сундуку русалка. — Открыть?

       — Открой! — кивнула княжна.

       Однако ж Прасковья вдруг отступила от сундука аж на целых три шага.

       — Боязно мне самой, Прасковьюшка. А как вдруг не спит… Ты у нас мертвая, а во мне еще кровь имеется… И сейчас вся кипит — обожжешься!

       Русалка уже руку протянула, но снова отдернула.

       — Нет уж, Светланушка, сама спасала, сама и открывай. А я за спиной у тебя постою для острастки. И полюбуюсь на принца иноземного…

       Княжна опустила топор на пол и поднялась. Глянула на Прасковью так зло, что та отвернулась, закатив белые очи. Княжна же прикрыла свои и, лишь когда тяжелая крышка, выскочив из рук, откинулась по другую сторону сундука, открыла глаза и тут же закрыла ладонями рот. Русалка же звонко расхохоталась, даже не пытаясь смирить свое веселье.

       — Вот же дрянь! — выкрикнула княжна в пустоту и погрозила печке кулаком. — Доберусь до тебя, паршивка! — И обернулась к смеющейся русалки: — Что потешного нашла тут? Лучше помоги размотать! Живо! Только кляп до сроку не вынимай…

       И сама отошла к лавке, села на нее и, обхватив голову руками, уткнулась носом в потускневшее дерево стола. Увиденное в сундуке никак не желало покидать голову княжны, и воображение, даже отчетливее, чем увидели то глаза, рисовало ужасающую картину: графа фон Крока, замотанного в волчью нить, точно в кокон.

       Какая бледность лица, мраморный профиль, божественно! — кричал смеющийся внутренний голос, и Светлана кусала до крови губы, чтобы не рассмеяться. Аполлон Бельведерский с веретеном во рту будет преследовать ее в кошмарах до скончания отведенного ей века! Стыд и позор на нее и князя за подобное гостеприимство. Как теперь взглянуть трансильванцу в глаза?

       — Здравствуйте, барин! — послышался звонкий голос Прасковьи, и княжна чуть повернула голову, чтобы видеть сквозь расставленные пальцы происходящее в избе.

       Граф по всей видимости выбрался из сундука без помощи русалки, которая стояла сейчас у двери, держа руки у самой груди, будто чураться собралась. Граф же продолжал высвобождать себя из пут и сосредоточенно резал острым ногтем указательного пальца шерстяные нити. Светлана не знала еще, какими словами принести графу свои глубочайшие извинения, но руки от лица все же убрала и оторвала голову от стола. Вампир тут же повернулся к ней, и Светлане сделалось еще более неловко. Она чувствовала, как пылают щеки, но ничегошеньки не могла с собой поделать. Даже толком открыть рот, чтобы четко произнести: