Совершенно не подозревая о том, какие мысли бродят в моей голове Крис доверчиво вложил свою ладошку в широкую ладонь Лемма и, не переставая взахлеб о чем-то рассказывать, повел его к нашему дому, лишь только через несколько шагов, словно бы вспомнив о чем-то, обернулся и крикнул:

— Мам, Лу, не отставайте!

— С ума сойти, — прошептала Лаура, переводя ошарашенный взгляд с удаляющейся парочки на меня и обратно. — Айрин, что…

— Это конец, — прошептала я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать. — Мне конец.

Лаура только вздохнула, приблизилась, обняла меня, сжимая в объятиях на мучительно короткое мгновение, и тут же отступила снова. Она не сказала больше ни единого слова, ни о чем не спросила и даже не смотрела на меня с любопытством и нетерпением, словно бы чувствовала, какая буря разрастается у меня внутри, словно бы уже сейчас предчувствовала, что наша налаженная, устаканившаяся и совершенно обыденная жизнь, дала трещину.

— Итак, — Лемм вошел в мою спальню, тихо притворив за собой дверь и тут же прижавшись к ней спиной, перекрывая мне все пути к отступлению. — Настала пора все же поговорить. И я очень надеюсь, что на этот раз ты не станешь увиливать, и не будешь придумывать сомнительных отговорок.

Я только вздохнула. Вскочила с кровати, на которой просидела почти час, кусая губы и пытаясь придумать, что говорить. Удивительно, но Крис принял Лемма сразу. С первого взгляда, с того самого мгновения, как увидел его на дороге. Он словно понял, что именно их связывает и тут же открыл свое маленькое сердечко. Странно, но мой малыш даже не спросил, кто этот незнакомец, на которого он так удивительно похож. Почувствовал? Осознал? Проникся доверием? Узнал его, хоть и видел в первый раз в жизни.

— Лемм, я…

— Я жду, Айрин, — он говорил спокойно, уверенно.

Ничто не выдавало тех чувств, что вполне вероятно, бушевали у него внутри. А вот я так не могла. Волновалась, боялась, едва не плакала. И никак не могла найти слов. Не знала, что сказать и как сказать о том, о чем просто не имела права говорить.

Я промолчала, отводя глаза в сторону. Рано или поздно это должно было случиться. Я была не настолько наивной, чтобы не понимать, что придет время и мне необходимо будет разыскать Лемма и все ему рассказать. Просто я не думала, что все получится так скоро и так… так… неожиданно.

— Итак, — Лемм сделал шаг по направлению ко мне, заставив этим своим движением меня практически вжаться в стену. — Почему ты уехала из Райены? Почему не дождалась диплома? Почему все бросила? И… во имя всех богов, Айрин! Почему ты ничего не сказала мне о ребенке?!! — он перестал сдерживаться и в один стремительный шаг оказался рядом, практически касаясь меня своим телом, заставил меня буквально распластаться по стене.

— Какое это имеет значение теперь? Ты сам сказал, что уже связан. У тебя, вероятно, и семья есть. Зачем ворошить прошлое? Зачем…

— Ты рехнулась? — светлые глаза расширились, в глубине зрачков мелькнуло такое удивление, что я сама на миг опешила. — Связан? Я связан с тобой, Айрин! Уже шесть лет как? Или ты не помнишь?

Он вдруг схватил мою ладонь, резко дернул рукав вверх, разрывая его и обнажая запястье, на котором едва заметно змеился тонкий, сейчас уже совершенно белый шрам.

Я только судорожно вздохнула, рвано выдохнула и…

— За нас! — провозгласила Камилла, торжественно поднимая вверх тяжелую глиняную кружку, доверху наполненную дорогим изысканным вином.

— Точно! За нас! — не отстала от нее я, тоже вскидывая вверх руку с зажатой в ней деревянной плошкой.

Мы сидели на полу, в нашей с Камиллой комнате в общежитии Академии и… пили. Да-да, сегодня нам обеим захотелось немного расслабиться, Камилла предложила сразу прогуляться в Райену и посетить какое-нибудь приличное место, но я решительно отказалась. Тогда соседка вытащила из своих запасов бутылку дорогого вина и заявила, что праздновать мы будем в любом случае и с меня бокалы и закуска.

Бокалов у меня не оказалось. Честно признаться, даже приличных чашек не нашлось и все, что я смогла отыскать, это старую, сохранившуюся еще с приютских времен, глиняную кружку с отколотой ручкой и тонкой ветвистой трещиной, что змеилась с одного бока, и небольшую деревянную плошку, которую обычно используют для перетирания трав. Да еще конфеты, которые сегодня утром притащил Лемм.

— Ммм… Брокк тебя балует, — протянула Камилла, засовывая в рот сразу две конфеты. — Очень дорогие конфеты. Просто неприлично дорогие.

— Вот гад! — тут же всполошилась я, подхватила коробку с презентованным не далее как пару часов назад шоколадом, и принялась рассматривать ее со всех сторон. — Знает же, что я в этом ничего не понимаю и пользуется.

— А что тебя не устраивает? — удивленно вопросила соседка и отобрала у меня коробку. Вытащила из специального углубления еще одну конфетку и быстренько затолкала ее в рот. — Вкуфно фе?

— Я просила его не делать мне дорогих подарков, а он… — я притворно всхлипнула, но не отказала себе в удовольствии и засунула в рот сразу две конфетки.

— Фкуфно! — кивнула в ответ.

— Давай еще! — Камилла подхватила бутылку, ловко плеснула в свою чашку, затем наполнила до краев мою посудину. — У меня созрел тост!

Я осторожно прикрыла ладошкой рот, пытаясь сдержать весьма и весьма неприличную икоту, и с сомнением покосилась на наполненную до краев плошку. Вино было очень дорогим, как по мне, так неприлично дорогим. Старик Март, у которого я несколько лет назад начинала свою карьеру подавальщицы, удавился бы на собственном ремне, если бы только узнал стоимость одной такой бутылки. А Камилла откуда-то раскопала целых три. И чуть раньше торжественно заявила, что не встанет с места, то есть с ковра, пока мы все их не опустошим. Признаться честно, я не была настолько оптимистична, поскольку пить не умела совсем. То есть, можно сказать, что до сегодняшнего вечера, я спиртное-то и не пробовала толком. А тут… целых три бутылки. А у меня уже от первой порции в голове шуметь начало, и комната стала как-то непривычно покачиваться. Не очень сильно пока, но судя по энтузиазму подруги — все еще впереди.

— Ээ… — нерешительно попыталась приструнить соседку. — Может быть, уже хватит? Завтра нам еще на лекции с самого утра и… ик… — я снова прикрыла ладошкой рот. Язык стал заплетаться и простые слова удавались мне с трудом, щеки налились краской и горели огнем, стало жарко.

— Нет, не хватит! — упрямо поджала губы Камилла. — Не хватит! Мы будем пить, пока пьется, вот. И… и эти вот, пусть… пусть… пусть умоются горючими слезами и… и идут куда глаза глядят!

Подруга яростно сверкнула глазами и мстительно потрясла кулачком в сторону запертой на все замки двери.

Я вздохнула.

Причина, по которой, моя аристократичная до кончиков волос соседка вдруг решила сегодня напиться вдрызг, мне была ясна, как простейшее заклинание.

Эван Росс.

Сегодня Камилла в очередной раз застала его с одной из девиц, которых Эван менял чаще, чем носки. И ведь не скрывался, паразит этакий. Даже не пытался как-то замести следы или попытаться спрятать концы в воду. Впрочем, девицы, которых Эван обычно выбирал на одну ночь, тоже не особо держали языки за зубами. У меня даже сложилось впечатление, что в Академии со скоростью шквалистого ветра распространилась некая не совсем приличная игра среди молодых леди и… не совсем леди. «Затащи в постель Росса» называется. Девчонки словно разума лишились. Каждая считала своим долгом хоть на пару ночей, но стать девушкой Эвана.

И это притом, что помолвку ни Камилла, ни сам Эван не скрывали. Не афишировали, само собой, но и не молчали об этом.

— Камилла, — мне стало ее так жаль. Ну так жаль, что глаза защипало от слез. Я даже попыталась было переползти к ней поближе, но не рассчитала количество выпитого вина и угодила ладонью прямо в конфеты. Выругалась. Очень неприлично, на что Камилла только тихо хихикнула. — Мне так жаль, правда. Хочешь, я с ним поговорю?